Страница 139 из 152
ГЛАВА 21 (4)
Мэтью не знал и не понимал, зачем она пошла за ним – черноволосая наперсница Темного Лорда.
Но своим опрометчивым решением она сама подвела себя к плахе.
Сама решила свою судьбу.
– Мэтью… – издалека, семеня за ним, позвала его ведьма. Будто почувствовала неладное.
– Уходи… – дал он ей шанс уйти самой.
– Не могу, – твердо и честно ответила она. – У меня приказ следить за тобой.
Ну раз приказ… Он вздохнул, потянулся к ней бестелесным духом… и вдруг передумал. Усыпил ее, вместо того, чтобы убить. Причем на удивление умело – не давая упасть и так, чтобы не видно было со спины – чтобы Лоренс не догадался, и не бросился к ней на помощь.
Для него, занятого каким-то важным разговором с любовницей, ведьма все еще стояла, наблюдая за тем, чем собирается заняться его нерадивый, непослушный брат.
А нерадивый собирался заняться тем, чем не хотел бы заниматься никогда – подготовкой убийства ради спасения тысяч душ. Потому что иметь возможность оживить кого-то и не сделать этого – убийство чистой воды.
Инга. Вот кто умрет сегодня во второй раз, лишившись шанса на воскрешение.
Его Инга. Та, которой он обязан всем, и которая лишилась всего ради него, хоть сто раз могла одуматься и бросить его, по вполне логичным и понятному зову самосохранения.
Он не хотел думать, куда отправится ее Темная душа, и надеялся только, что сможет удержать ее – так, как это делал со своими верными подданными брат. Возможно, когда-нибудь он осмелеет настолько, что переселит ее в иное тело… если очерствеет настолько, что согласится на еще одно убийство. И если выживет сегодня. Что вряд ли.
Мэтью вдруг понял, что оттягивает неизбежное, и по привычке, растерянно обернулся, ища поддержки у брата… и вспомнил. Его он тоже убьет сегодня. И ее – бледную и безумно несчастную красавицу, которую предали все, даже ее собственный отец.
Он нахмурился – между любовниками происходила нечто не вполне понятное и никак не вяжущееся со всем этим адом, в который демоны медленно и необратимо превращали город.
– Нет… – громко шептала Лидия, отходя от Лоренса все дальше и дальше, взбивая босыми ногами песок. – Я не могу… нет… пожалуйста… не заставляйте меня…
– Я не заставляю, – жестко отвечал Лоренс. – Я даю тебе выбор. Их жизни или твой страх. Решай быстро, Лидия – каждая секунда – это чья-то невинная жизнь.
– Нет… не могу, не могу… – упав вдруг на землю, девушка горько разрыдалась, закрывая лицо руками.
Мэтью отвернулся. Что бы ни происходило – это не его дело. И раньше не было, а теперь уж и подавно…
– Прости, любовь моя, – выдавил он, зажмуриваясь и стискивая зубы. Подводя черту под всеми его сомнениями и неуверенностью.
Это все, что ему оставалось, несчастному предателю – попросить у рыжеволосой ведьмы прощения. За то, что не спас ее. И за то, что сейчас спасет… другую.
Посуровев, Мэтью незаметно выстроил заслон между собой и Лоренсом – такой же, как уже ставил, когда хотел броситься и принести себя в жертву Древу.
– Ну… с богом… – пробормотал.
И перестав контролировать Шарлотту, дал ей упасть на землю.
Лоренс мгновенно выбросил к нему щупальца, но было уже поздно – он был к этому готов, как никогда. К тому же, отправить Древу подобранную ранее закладку с остатками волос Лорелей было физически проще, чем броситься под убийственные корни самому. Да и морально проще – чего уж душой кривить.
– Что ты делаешь? – заорал сквозь заслон Лоренс.
И Мэтью понял – он не возмущается. Он искренне, совершенно серьезно не понимает – зачем брат отказывается использовать свой единственный шанс оживить возлюбленную? И переживает за него – как же он теперь без своей любви, бедняжка?
Лоренс переживает за него – как и полагается старшему брату. Тому, кто рвал и метал, когда Мэтью не давали самые лучшие оценки в классе – пусть и заслуженно – и грозился повесить училку на первом же суку. Тому, кто лечил его раны и мстил недругам. Тому, кто обещал бросить к его ногам всех женщин мира и все его богатства, и даже сейчас, в самые страшные часы их жизни, старается не искалечить его душу.
– Прости, брат, – прошептал Мэтью, зная, что Лоренс увидит, как шевелятся его губы. И поймет, как он сожалеет.
Потому что брат не выживет после того, как лишится сил и потеряет власть над всеми своими врагами одновременно.
– Нет… – побелевший Лоренс замер перед самым заслоном, застыл, как вкопанный, очевидно сообразив, зачем Мэтью собирается сейчас швырнуть волосы Лорелей в Древо Жизни. – Не делай этого…
– Прости… – повторил Мэтью, чувствуя, как его сердце разваливается на куски.
– Стой, брат! Ты не понимаешь! Баланс сил не позволит существование трех Первородных одновременно! Свет и Тьма – единственное, благодаря чему мы появились и живы до сих пор! Если родится третий… кто-то из нас погибнет, или потеряет силу!
Мэтью замер на мгновение, переваривая и понимая внутренним детектором лжи, что Лоренс говорит правду. Кто-то из них погибнет…или потеряет силу.
Пусть.
Мотнув головой, он решительно отвернулся и силой своей магии направил пучок разлагающихся, темных волос прямо в клетку – прямо под корни Древа Жизни.
– Нет! – громогласно заорал Лоренс, изо всех сил ударяясь в Щит. Всем своим существом – и телом, и духом.
Сбросил свой дурацкий плащ и еще раз ударился. Щит задрожал, напрягся, но Мэтью знал, что он выдержит. Во всяком случае, до тех пор, пока демоны не придут в себя и не разорвут Лоренса и всех, кто имел к нему отношение.
А они придут в себя. Как только Древо Жизни закончит капать себе под корни жертвенной кровью и кровь эта станет озером… Как только озеро наберет глубину и соединится порталом с Бездной, призывая одну единственную, обреченную душу – той, что может все остановить…
Он ждал этого и все равно ахнул, отходя на шаг, когда кровь под корнями дерева вспенилась, взорвалась и пошла пузырями, а из глубин ее показалась окровавленная, лысая голова.
Опомнившись, бросился помогать. Превозмогая отвращение (чья вообще это кровь? Хамали?). Схватил существо за тонкую руку и потянул наверх, забыв о том, что может все сделать силой мысли, легко, аккуратно и даже не испачкаться.
– Хашвамии… хаш-терро мордус! – ругалось существо, отплевываясь и отбиваясь, пытаясь вытереть от крови глаза – похожее на огромного младенца, рождающегося из какого-то фантастического монстра.
Хотя, не такой уж и огромный этот младенец, понял он, когда, наконец вытянул существо наружу – ожидаемо, это была женщина. Обритая наголо, худенькая, если бы не беременная, и совершенно голая, перепачканная в жертвенной крови и почему-то вся, полностью лишенная волос.