Лестница к Звездам

— Точно встать не хотите? — с легким сарказмом усмехнулся Сергей Васильевич.

— Нет.

— А то может, всё-таки хотите?

— К чему вы это? — нахмурился Император. Бровями тоже двигать было больно. Над уровнем жидкости возвышалось только его лицо. Видимо поэтому и чувствовал нормально Иван только его. Хотя, чем дальше, тем меньше ему этого хотелось: лицо болело.

— К тому, что надо быть мазохистом с суицидальными наклонностями, чтобы не будучи профессиональным пилотом-испытателем, лезть в бой на экспериментальной машине, — пояснил свою мысль Мусоров. А Иван не нашёлся, что ему на это можно было бы возразить. — В общем, Ваше Величество, вам снотворного дать? Или пригласить ваших генералов сюда? Мозгами вы шевелить можете, если желание такое есть. И говорить.

— Зовите, — тяжело вздохнул Император. — Я должен быть в курсе происходящего. Не то время, чтобы можно было отлынивать от обязанностей.

— Ну, как знаете, Ваше Величество, — пожал плечами доктор. — Но я бы, всё-таки советовал вам хорошенько выспаться. А уже утром, на свежую голову, с величественным видом и монаршим достоинством…

— Не искушайте, Сергей Васильевич… Зовите генералов.

***

Глава 30

***

Гвардии старший лейтенант Анатольин лежал в медкапсуле медотсека авианесущего крейсера «Волевой». Он не спал. Не мог почему-то заснуть, хотя прошедший бой дался ему очень нелегко. Вымотал он его, как ментально, так и физически. Не экономил Валерка в этом бою ни сил, ни боезапаса. Он ведь этот бой на полном серьёзе полагал своим последним боем. Не крайним, а именно последним. Не было у него надежды выжить в этом бою. Была надежда только побольней укусить напоследок. Побольше врагов забрать с собой, чтобы «не так скучно было в Ад проваливаться». От того и атаковал без приказа, уведя за собой всё звено. От того и орал в эфире, как ненормальный: понимал, что не придётся за это после отвечать. Так как не могло для них быть никакого «после».

А теперь вот оказалось, что есть. И это «после» уже наступило. И в этом «после» был отступающий враг, был приказ возвращаться на крейсер, был шлюз и стыковочный модуль, была палуба, были крепкие руки техников, вытаскивающие его уже неспособное самостоятельно двигаться тело из пилотского кресла, перекладывающие его на носилки.

В этом «после» был медотсек, и была медкапсула. И была тишина. И был погашенный свет.

Валере не спалось. Может, конечно, ненадолго он и проваливался в легкую дрёму раз или два за время своего лежания. Может быть — все же организм своё берёт, от этого никуда не денешься. Может быть. Ненадолго. Но эти моменты проскользнули мимо его сознания. Зато не проскользнули тишина и темнота медотсека. Тишина и темнота.

Тишина не была полной. Её наполняло едва слышимое гудение аппаратов. Размеренное дыхание спящих людей. Иногда, бульканье жидкости и даже похрапывание. Но именно наполняло, а не нарушало. Это всё было её составной частью.

Как и темнота не была абсолютной. Её разбавляли свечения разных мелких индикаторных свето-элементов на аппаратах и пультах, отсвет лампы дежурного освещения возле стола дежурящего в помещении медика, мерцание звезд на имитирующих окна плоских настенных экранах, на которые выводилось изображение, получаемое с забортных камер.

Тишина и темнота. Они окутывали, укрывали, убаюкивали. Но Валере всё равно не спалось.

Он пялился в потолок, который едва мог различить при таком освещении. Пялился в потолок, а перед глазами появлялись и исчезали моменты прошедшего боя. Ракеты. Взрывы. Трассы лазерных очередей, мельтешение обозначений и индикаторов тактической сети в режиме «дополненной реальности», подсвеченные красным «космики» противника, обрисованные зелёным контуром союзные Универсалы. Спидометры, гироскопы, шкалы мощностей, индикаторы готовности ракет, остатка мощностей на лазерах… счёт в углу.

Валера не знал, что за прколист писал оболочку для их тактической сети. Тем более не представлял, зачем этот человек добавил в эту оболочку «счет». Однако, он там был.

Ранее, у Валерки в этом месте всегда красовался золотой нолик. Он менялся на красные единички или двойки только в учебных дуэлях и групповых боях, по окончании которых, вновь возвращаясь к своему золотому значению. Учебные «фраги» на «счёт» не падали.

Сейчас же Валера закрывал глаза и видел перед собой тройку. Золотого цвета цифру три там, где не должно быть ничего, ведь шлема на его голове не было и реальность ничем не могла дополняться.

Эта золотая тройка не была настоящей. Она была только в его памяти. Валера просто помнил её. Помнил, как выглядел «экран» перед тем, как он снял с головы свой шлем. Точнее, ему помогли его снять. У самого бы Валеры сил на это уже не хватило — он все силы потратил на бой.

Три. Три сбитых «космика». Три убитых им человека. Убитых, не раненых. Пилотов космических истребителей не бывает раненых. Пилот космического истребителя может быть только жив или мёртв. Жив, если его машина цела. И мёртв, если нет. Тут не могло быть того, что было в атмосферных воздушных баталиях, когда пилот мог быть подбит, ранен, но при этом мог вернуться раненым, истекающим кровью, но живым на базу. Или катапультироваться и долететь до земли живым.

Здесь так не прокатит. Катапультирование предусмотрено, естественно, было. Вот только воспользоваться им очень сложно — слишком велики скорости. Гасить их чем? Отлетит от разрушающегося истребителя капсула с пилотом, а дальше что? По инерции её так и будет нести дальше по направлению вектора скорости… пока не врежется в остатки другого истребителя, куски космического мусора, либо не попадёт под шальной лазер, либо не вылетит в открытый космос. Вероятность выжить в спас-капсуле во время боя — какие-то там теоретические проценты. То ли два, то ли три.

И это ещё при условии, что удастся отстегнуться до того, как истребитель превратится в шар-цветок раскалённой плазмы посреди черноты космоса.

Так что, для пилотов: сбил — значит убил. Не попали в тебя — жив, попали — мёртв. Такая вот двоичная логика… Из-за этой «логики», кстати, КДВ-шники их «бинарными» дразнят. Правда, пилоты в долгу не остаются, презрительно величая их «мясом» или «грузом»…

Три истребителя. Три человека. Три жизни. Три «фрага» на «счету»…

Три… План, намеченный перед боем выполнен. Смогли ли так же с этим планом справиться остальные? Валера не знал.

Зато знал другое: из его звена выжили двое. Он, и Данила Стариков. Остальные… стали «двоичными нулями». Остальных разнесли на атомы. А может и не на атомы. Возможно, это только красивое выражение, а на самом деле тела погибших пилотов замороженными изуродованными кусками мяса остаются плавать в холодной и равнодушной пустоте среди другого космического мусора… Приятнее было думать, что «на атомы». Всё равно ведь доставать и опознавать эти куски не станут. Слишком сложно. Слишком затратно. Слишком бесполезно. Хоронить так и так закрытый гроб будут. А есть в нём что-то или он пустой — да какая, в принципе, разница? Шансов на выживание всё одно нет.

Спасательно-поисковые команды, конечно, будут. Как без них? Но они пройдутся только по сигналам аварийных маяков спас-капсул… если такие будут. Всё же, пусть и три процента, а всё ж таки шанс от нуля отличный — можно оправдать трату времени и энергии реакторов поисковых машин.

Хотя, Валера, наверное, слишком предвзято и мрачно смотрел на эти вещи. На самом деле, это всё было не более, чем домыслы и россказни-страшилки инструкторов. Сам он в крупных космических боях до этого не участвовал. Лично не видел, достают ли тела из космоса…

Три сбил, три потерял. Такая вот «ничья»… Которая не радовала ни правой частью «равенства», ни левой.

Валера лежал в темноте, пялясь в потолок. Но, когда пришли медики и включили свет, глаза закрыл, делая вид, что спит. Ему не хотелось сейчас общения. Не тянуло «на поговорить».

Это помогло. Еги действительно сочли спящим. Ну или решили не трогать, раз сам он инициативы не проявляет. Вопросов не задаёт. Прошли мимо, лишь проверив показания приборов.