Страница 8 из 98
Глава 1. Тишина в моей голове
Гребаная весна! Тепло еще не пришло, а дожди уже зарядили. Здесь, в горах, весна противна, как нигде больше.
— Владыка, — робко раздалось за спиной.
Я опять сидел на облюбованном камне, замотавшись в двуслойный теплый плащ. С камня открывался манящий вид на скрытые утренней дымкой низины. Обернулся: Аскуатла в промокшей и утратившей привлекательность «фирменной» меховой шапочке смотрел на меня с плохо скрытой жалостью. Не могу его за это осуждать.
— Все готовы?
— Да, владыка. А еще снизу привели вестника.
Я встрепенулся.
— От Широкого Дуба? — Муравей кивнул.
Только четверо человек во всей Четландии знали дорогу к моим тайным лагерям. Вернее, даже не к ним, а к месту встречи в юго-восточных предгорьях. Там постоянно дежурила пятерка белых, которая завязывала гонцу глаза, а после вела его вслепую к одному из двух нижних лагерей, которые прикрывали подходы к базовому лагерю. Там у вестника проверяли пароли, сверяли личность и уже только после этого вели в базовый лагерь… где я сидел на камне и сплинировал на камне, закутавшись в одеяло.
Да, мы покинули Крыло. В старой столице удалось пробыть совсем недолго. Потому что астеки заняли Излучное через четыре дня после того, как я оттуда ушел, и, едва выяснив, в каком направлении скрылся незадачливый «император Сухоруков», тут же бросились следом. Мой план подготовить лагеря в горах стал для нас спасением. Аскуатла нашел сговорчивого оцкольского вождя, выбрал труднодоступное место, к которому вели всего две тропы и в короткий срок организовал там каскад лагерей. Два нижних перекрывали пути наверх, а в главном разместились склады и хижины.
Другое дело, что всего этого не хватало для моей скукожившейся «империи». В Крыло многие мастера и даже воины взяли с собой жен, но, когда стало ясно, что астеки не остановятся, я велел оставить в старой столице большую часть из них. Особенно тех, кто был с детьми. В горы все вывезенные из Излучного припасы пришлось тащить на спинах; так что мы оставили запасы меди, и многое другое. Даже еды взяли впритык, по счастью, в горах кое-что заранее накопили.
— Сначала ведите гонца! — оживившись, скомандовал я командиру лучников.
Молодой парень, которого провожали под мой навес, вертел головой во все стороны, но, кажется, это был праздный интерес. Ничего опасного. Завидев меня и выполнив все ритуальные поклоны, вестник достал из поясной сумки сложенный лоскут. Послание.
— Как здоровье Дуба? — поинтересовался я, прежде чем развернул тряпицу.
— Заживает, как на собаке, — улыбнулся парень.
Захват Излучного, как я и надеялся, прошел почти бескровно. Убили, кажется, только Красного Хохолка. Когда астеки входили в город, жрец бесновался на ступенях храма, слал проклятья врагам и одновременно рыдал по поводу «заснувшего» бога. На пирамиде он был один, лично разогнав всех верующих. Захватчики закололи Хохолка, сбросили вниз идола и сожгли его. Ицкагани же проявил себя очень убедительным в покорности новой власти и ненависти к Недоноску, то есть, ко мне. Оккупационное руководство быстро пристроило мою Левую Руку к себе, принялось поручать поручения — и к советам его тоже немного прислушивались. А вот Широкому Дубу повезло меньше. В нем быстро опознали моего человека, сунули в поруб, даже попытали слегка. Но начальник рынка «искренне сочувствовал» новой власти, так что дядьку вскоре отпустили. Однако приближать к себе не стали… Ну, хоть, оклемался.
Я развернул послание.
«Враг с севера вернулся. На Жаркие Земли не пошел. В Излучном — тысяча. По селениям отряды меньше. Усмиряют. Все хорошие воины. Хорошее оружие. Каменное. Купец сказал — в Закатуле две тысячи. Все хорошие воины. Не возвращайся».
Я невольно вздохнул. Получается, дальше на север, в земли пурепеча, астеки не пошли. А я так надеялся, что они сходу и с ними в бои ввяжутся — это резко повысило бы мои шансы. Оккупация Четландии продолжается. Хотя, большая часть многотысячной армии захватчиков ушла, в Излучном и окрест остается больше тысячи «хороших воинов». Это значит, не крестьянское ополчение, а профессионалы. Мне с моими несколькими сотнями лучше не лезть. Тем более, что не так далеко — в Закатуле — еще две тысячи «хороших воинов».
Поблагодарив гонца и приказав дать ему еды, питья и отдых, я направился на утреннюю планерку. Представители воинов, мастеров и мои управленцы сидели в большом кругу на циновках и ждали меня. Всё, никаких стульев, которые так не любят местные — теперь снова мы стали «ближе к земле». Добчинский взял слово первым.
— За прошлый день мы никого не потеряли. Воинов в трех лагерях 310, мастеров — 86, крестьян и носильщиков — 62, женщин — 29. Твой личный двор, владыка — 27 человек.
Уже четвертый день цифры не менялись. Четыре дня я никого не терял здесь, в горах. И это, пожалуй, было моей единственной победой.
— Пакали, что с больными? — повернулся я к единственной женщине в совете, которая возглавила медицинскую службу вместо Сына Обезьяны.
Хотя, нет. Не единственная. Позади советников, в уголочке тихонько сидела Ночка и «вела протокол» собрания. Когда мы решили уходить из столицы, она просто молча пошла с нами. В Крыле я хотел ее оставить, но нелюдимая девушка уперлась. Пойду — и всё тут. Я махнул рукой. В конце концов, никто лучше нее не знал письменность, это ведь ее изобретение. Возможно, Дитя Голода знал не хуже, но этот паренек сейчас очень далеко.
— У нас четырнадцатьнездоровых, — низким грудным голосом отчитывалась Пакали, имя которой переводится, как Мытая. — Всех перевели в верхний лагерь. Один получил рану на охоте, двое — на тренировках. Семеро страдают от нездоровой пищи. И у четырех — внутренние хвори.
— Людей с хворями поместили отдельно? — уточнил я.
— Как ты и велел, — кивнула Мытая. — Они в крайней землянке.
— Что на рубежах?
— С низин на нашу территорию никто не заходил, — ответил Брат Гнева, ответственный за все посты в горах. — Двое мастеров пытались спуститься. Воинам сказали, что заблудились. Но, судя по всему, шли в четланское селение.
— Циль Наукаль?
— Я никого не посылал, — хмуро ответил Луч Света.
— Уж я надеюсь на это! — не менее хмуро бросил я в ответ. — Почему ты не уследил за ними?
— Они не мои проданные. А я не надзиратель…
— А придется им быть! — хлопнул я. — В тяжелые времена каждому приходится делать то, что ему тяжело. Я всем сказал: выходить в низины и открывать наше местоположение нельзя! Нельзя категорически!