Страница 20 из 33
— Малыш! — слышу рядом голос Савелия.
— Савелий, почему мужчина так на меня смотрит? — говорю не громко, но понимаю, что мужик тоже слышит.
— Наверное, потому, Рита, что заняла трон именинника, — мотнул на белого пиджака головой.
— Пардоньте, Ваш Величество! — спускаю ноги и пытаюсь попасть в туфли.
Савва садится на корточки и поочередно одевает мне обувь. Рука зависает, чтобы погладить мою ногу, но он ее отдергивает, выдыхая.
Встаю. Задираю голову на все еще, без стеснения, смотревшего на меня пижона. Почти черные глаза…
— Почему для гостей нет стульев? — наезжаю на хозяина.
Мужик щелкает пальцами и тут же появляется "постовой".
— Стул девушке, — командует.
— Лучше диванчик, — перебиваю. — Мы, с апельсином посидим…
— С каким? — выдают оба мужчины в голос.
— С Игорем Иванычем! — тычу на пожилого пухляша.
— Апельсин?! — начинает гоготать мой жених. — Рит, это Абрамович!
И че? — вылупляю я глаза.
— Она, похоже, не в курсе, — лыбится хозяин. — Савелий, ты где прятал такую прелесть?
— Иди, малыш, вон твой диван принесли, — загораживает меня от темноглазого Савва.
Кто-то ревнует! — иду к диванчику.
— Игорь Иваныч! — пытаюсь докричаться до апельсина, но из-за гама он не слышит.
Свистнула. Наступила гробовая тишина, при которой спокойно повторила:
— Игорь Иваныч, я нам место заняла, на диване! — плюхаюсь и хлопаю рядом с собой.
Удивление. Губы апельсина расползаются в радостной улыбке. Апельсин растегивает пуговицы пиджака и присаживается рядом.
— Рит, весь вечер об этом мечтал! — вырывается довольный стон.
Мы трещим с апельсином о каких-то театральных постановках. Я тычусь в телефоне и мы смотрим анонсы новых спектаклей, на которые можно сходить. Вообщем, не ожидала, что так хорошо можно провести время. Мило попрощались с хозяином и Игорем Ивановичем.
— Ритка, ты чудо, — прижал к себе в машине жених. — Абрамович предложил крупный контракт и все благодаря тебе, — получаю поцелуй в висок.
45. Военкоман на выезде
Ко всему хорошему привыкаешь моментально. Это расслабляет и делает уязвимой. Савелий окружил вниманием и заботой… А я… а я ему не верила. Все слишком хорошо, чтобы быть правдой — твердила себе.
— Рит, хочешь, слетаем покупаться в океане? — Савелий пытался вывести из заторможенного состояния.
Весна. Нас грузили в школе перед экзаменами так, что мы ходили, как зомби.
— Нестеров, ты же знаешь, что у меня ЕГЭ на носу! — я вспылила.
— Малыш…
— Да, ты задолбал уже! — у меня слетела крышка чайника. — Не наигрался еще в куклу Риту? Думаешь я такая тупая, что поверю в твою платоническую любовь? Взрослый мужик… ни за что в твой целибат не поверю!
— Может, пирожного хочешь? — глаз Савелия дернулся.
— За обжору меня держишь? — шиплю.
Буржуй беспомощно оглядывается на Серого. Тот пожимает плечами: Мол, у девки явно ПМС, сам разбирайся.
Нестеров поджал губы. Молчание затянулось. Я и правда не понимала причины своего "недуга". Хотелось скулить и забиться в дальний угол… Только вечер расставил все по местам.
Серый довел меня до квартиры и остался за дверью. Скинув обувь, втянула знакомый запах. Рука потянулась к выключателю… но мне этого не дали.
— Нагулялась, шлюшка! — в нос ударил запах алкоголя.
Сильное тело прижало к стене, что не продохнуть.
— Матвей, отпусти! — шиплю, извиваясь.
Массивная туша братца сползла на пол. Он уткнулся мне в колени лбом, обняв за ноги.
— Пожарь мне картошки, Рит, — звучит как мольба.
— Картошки нет. Могу согреть голубцы, — стою, боясь шевельнуться.
— Ладно…, - вздыхает.
— Ты хватку ослабь, медведь, — сиплю.
Натрескавшись моих голубцов, Королев похрапывал на диване. Укрыв его пледом, ушла в свою спальню.
Стоило, с утра, открыть дверь… Серый меня отодвинул. Почуял чужака сразу, с порога.
— Он тебя не тронул? — сжал кулаки, рассматривая спящую пьянь.
— Нет, все нормально. Кофе будешь?
— Ритка, меня Нестеров с говном съест! — простонал вояка.
— Брось меня, спасайся сам! — пробую хохмить.
Мы стояли, над все еще спавшим Матвеем.
— Пиииить! — причмокнул братан, прикрыв рукой глаза.
Ой, не нравится мне выражение морды-лица майора. Набрав в пластиковый тазик воды, Серый выплескивает на Королева.
— Рота подъем! — орет на ошалевшего братца.
Мотя хватает воздух ртом, пытаясь сообразить, что к чему…
— Савельич! — кому-то звонит Серый. — У меня тут кандидат в контрактники. Забирай прямо сейчас! Подпишет, — кивает…
Холодок по спине.
— Мож, не надо? — даже жалко стало, оболтуса.
— Мужиком станет, Рит! — хлопает меня по плечу.
Военкомат, с выездом, выносил Матвея за руки и за ноги. Мужики подъехали серьезные, шуток не понимающие.
Меня трясло, я пищала, что это не правильно и тянула руки к обезумевшему Матвею.
— Это всего на год. Будет, как новенький! — держит меня под мышкой за туловище, благодетель.
Так и повисла, бессильно. В квартире наступила тишина.
— Вот, теперь можно и кофе, — осторожно опускает меня на кухонный табурет, фиксируя у стены, чтобы не свалилась.
46. Прогулка в парке
— Рит, а где твой брат, Матвей? — сковырнула болячку Танька.
— В армию ушел, — бурчу.
Серый уверял, что братан теперь защищает рубежи Родины на Дальнем Востоке. Все у него, якобы хорошо… На связь Мотя не выходил, даже с отцом — это напрягало. Гоблину предоставили контракт, подписанный Матвеем. Батя и мне звонил. А что я скажу? Сдала братца на год в солдаты — так, что ли?!
— Как думаешь, свой День рожденья отмечать? — напоминает подруга.
Точно! У Ритки днюха скоро! Я и этого не помнила…
— В тихом, семейном кругу, — говорю и сама себе не верю.
Где, он, семейный круг? Накатим с Серым, на кухне, — мысленно ставлю галочку. Савелий весь занятой. В последнее время толком не общаемся. Тихомировы тоже не горят желанием общаться.
— Пошли сегодня погуляем? — ноет Танька.
Она права! Надо проветриться. Позеленею скоро: школа — дом. Блин, как сказать Шатровой, что с нами еще "дядя" мой будет. Но, как ни странно, после школы, меня никто не встретил. Я даже круг по пред школьной площадке дала, не веря своим глазам.
— Ну, идем? — топчется Таня.
Март месяц. Снег стаял. Мы, купив булок, пошли кормить голубей, в парке. Серые жруны, обнаглев, садились чуть ли не на голову, в благодарность за угощение.
— Братья и сестры! — раздается поблизости скрипучий голос. — Подайте на пропитание!
Мы, с Шатровой, наблюдаем бродягу, который сидит на картоне, протянув руку. Оставшуюся булку, решено отдать этому несчастному. Я шарю по карманам, в поисках налички…
— Твои братья, в овраге, лошадь доедают! — какие-то парни подошли поиздеваться над нищим.
Его кепка, с мелочью, была зафутболена в кусты. Один из мучителей поднес к бороде зажигалку… Кто-то все снимает на камеру телефона. Они противно ржут над бедолагой, который пытается закрыться руками.
— Рит, их больше, — шепчет подруга, не отрывая глаз от компашки, в пять отморозков.
Вижу, что больше! Мне становится жарко от накатившейся злости. Я поднимаюсь со скамьи…
— Эй! — морды поворачиваются к нам.
— Отошли от деда! — рычу.
Шатрова встает рядом, доставая балончик перцовки.
— Какие цыпочки! — отвлекаются от бездомного малолетки.
По возрасту они младше года на два… Но это мелкие шакалы, которые готовы забивать толпой. Под шумок, бомж успевает ретироваться. Шустрый! Только пятки сверкают.
Компания свистит ему вслед… но жажда развлечений не угасла. Нас окружают. Я киваю Шатровой и зажимаю ладонью нос и рот. Танька жмет на распылитель. Ей удается дезориентировать двоих. Потом у нее выбивают балончик. Мы отбиваемся, как дикие кошки, пуская в ход все конечности: царапаясь, лягаясь, кусаясь. Запомните! Шакалы — всегда сыкуны! Увидев первую кровь… А я разбила одному, из нападавших нос…