Страница 38 из 73
— Может быть. — Я чувствую внутреннее бормотание. У нас мало зацепок, а времени еще меньше. И я надеялась, что мои предчувствия подтвердятся. Что теперь? Теперь кто? — Мне нужно подумать.
— Ну, пока ты думаешь, перевари это. Вчера в 15:02 у Марка Клааса зазвонил телефон в Саусалито, у него дома. Он отвечает, и маленькая девочка говорит: «Папа, это я».
— Что?
— Звонок длится меньше минуты. Она говорит, что находится в отеле, но не знает, где именно. Что ее похитил мужчина, что она напугана и голодна. Затем нажимает кнопку.
— Клаас считает, что это действительно была Полли?
— Говорит, что готов поклясться в этом, но вот в чем дело. На линии не было никаких следов ловушки.
— Срань господня, — выпаливаю я. — Как это случилось?
— Девочка проживает со своей матерью. Ловушка здесь, на линии Евы Никол. Кажется, никто не думал так далеко.
— Если это была Полли, почему она позвонила папе, а не маме? — Я не могу не спросить. — Маме, с которой она живет большую часть времени.
Уилл пожимает плечами.
— Может быть, звонок должен был быть местным? Она в Сан-Франциско? В любом случае, сейчас мы этого не узнаем. Нет, если только она не перезвонит.
Мои мысли устремляются к Роду Фрейзеру. Подобная ошибка — это не просто пища для СМИ, но и потенциально смертельная для его карьеры. И еще есть личные последствия. Самообвинение, которое, без сомнения, будет более громким и наказывающим, чем все, что кто-либо другой мог бы нацелить на него.
— Бедный Род. Господи.
— Знаю. Можешь ли ты представить, что упускаешь что-то настолько важное? Когда СМИ пронюхают об этом, этот город сойдет с ума. Может быть, мы все-таки рады, что у нас здесь нет такого цирка.
— Это риск, которому ты подвергаешься, когда играешь по-крупному. — Телевизор над баром настроен на футбольный матч в Аргентине, но под ним прокручивается новостной баннер с последними новостями по делу Полли. Ее имя и лицо известны во всем мире, и все же, кроме этого пропущенного звонка, никто не видел и не слышал о ней уже неделю. Это заставляет меня чувствовать себя более обеспокоенной, чем я хотела бы признать, по поводу нашего собственного дела. — Что-нибудь происходит на городском собрании?
— Я зарезервировал общественный центр на субботу и подал заявку на то, чтобы занять здание на полный рабочий день в качестве спасательного центра. «Мендосино Бикон» согласилась массово выпустить пропавший постер Кэмерон для рассылок.
— Суббота — это хорошо, — соглашаюсь я. — Мы получим лучшую посещаемость, может быть, и несколько туристов. Эта комната должна выглядеть полной. — Я оглядываю столы вокруг нас в поисках подтверждения. Это те самые люди, которых мы хотим видеть на своей стороне. — Я собираюсь поговорить с Греем сразу после этого, а затем с Эмили. Нам нужно, чтобы повсюду были расклеены фотографии для камер. Образы движут людьми. Увидев лицо Кэмерон в разном возрасте, вы сделаете ее более реальной. Эти пропавшие плакаты с таким же успехом могли бы быть невидимыми.
— Понимаю, — говорит Уилл. — Я бы хотел, чтобы у нас были более четкие формулировки, прежде чем мы запустим новую печать. Очевидно, мы не можем сказать «Похищена», не вводя в заблуждение.
— И на грани неэтичности, — добавляю я. — Как насчет чего-то вроде «Подозревается нечестная игра»? Это может попасть в хорошую среднюю точку и привлечь к нам немного больше внимания. Сегодня шестое. Мы уже две недели не имеем ни одной серьезной зацепки. Мне не нравится, как складываются шансы.
Он серьезно кивает как раз в тот момент, когда Ванда подходит с тарелкой для Крикет, котлетой из гамбургера, которую она разломала на кусочки размером с укус.
— Тсс, — говорит она, бросая взгляд на кухонное окно, прежде чем побежать за нашим чеком.
Хотя я знаю, что это, вероятно, приведет к ссоре, но говорю:
— Почему ты сказал Калебу, что я занимаюсь этим делом, Уилл? Я думала, мы договорились, что я полностью вне официоза.
— Что? Это Калеб, а не какой-то журналист.
— И что?
— Мне жаль. Это просто всплыло, когда мы разговаривали. Наверное, я думал, что это заставит его почувствовать себя лучше.
— Насчет чего лучше?
— Насчет Дженни. Что мы вдвоем этим занимаемся. Что мы не позволим всему этому повториться снова.
То, что он говорит, уже приходило мне в голову. Как история, это слишком много для любого, чтобы пережить один раз, не говоря уже о двух. И не только ради Калеба. Почти все, кому было больше двадцати пяти, были здесь, когда убили Дженни. Вот почему на этот раз все должно обернуться по-другому… для всех нас.
— 37-
Час спустя я протискиваюсь по ухабистой, узкой улице Кахто в своем Бронко, чтобы найти Грея, возвращающегося домой из школы, плечи сгорблены под лямками рюкзака, его рыжие волосы покрыты лаком в виде пирамиды или какого-то флага протеста.
— Надеюсь, что с тем, что я сказал вам на днях, все было в порядке, — говорит он, как только я паркуюсь и догоняю его.
— Все в порядке. Твоя помощь очень много значит для нас, Грей. — Мы остановились посреди улицы, но это не имеет значения. Нет никакого движения, вообще никакого шума, даже пения птиц… как будто весь мир остановился ради нас. — Девушкам, которые прошли через много трудных испытаний, как Кэмерон, часто бывает трудно сблизиться с людьми. Но вы двое доказали, что это не всегда так. То, что у тебя есть, — это нечто особенное. Это также вселяет в меня оптимизм за нее, когда мы привезем ее домой. Значимые отношения могут изменить результаты. Могут изменить все.
По тому, как Грей смотрит на меня, я вижу, что он благодарен за мою уверенность. Не если, а когда. Также то, что я говорю о доверии, регистрируется глубоким образом. Вероятно, он стал нуждаться в этой близости так же сильно, как и она.
— Ты больше не думал о том, кто мог иметь доступ к Кэмерон? О любом, кого она могла бы упомянуть. О любом, кого ты видел вместе, хотя бы раз, и вызывал у тебя неприятное чувство.
— Я пытался, но просто не помню. Мы были вместе все время, почти каждый день. Мы тоже все рассказали друг другу. Если бы она встретила кого-нибудь, думаю, я бы знал.
— Ладно. Продолжай ломать голову. А пока я хочу попросить тебя о большом одолжении. В субботу вечером мы собираемся провести городское собрание в общественном центре, чтобы поговорить о Кэмерон. Я хочу сделать что-то вроде коллажа из ее жизни, чтобы люди знали, кто она на самом деле и что ее волнует. Никто не ближе к ней, чем ты, Грей. Ты поможешь?
— Могу попытаться. — Выражение его лица неуверенное, но я также знаю, что он сделает для нее все, что угодно.
— Отлично. Подумай обо всем, что делает Кэмерон Кэмерон. То, что она любит. Что в ней особенного? Составь списки ее любимых вещей и сделай несколько отличных фотокопий ее фотографий, чтобы поделиться ими. Это не обязательно должно быть профессионально, просто исходить от сердца.
— У меня есть вещи, которых хватит всего на несколько лет. Мы не стали проводить много времени вместе до конца седьмого класса.
— Все в порядке. Два года — это долгий срок, когда ты действительно близок с кем-то.
Мы снова начинаем идти к его входной двери. Он кивает сам себе, все еще обдумывая то, о чем я его прошу. Чтобы сделать это правильно, ему придется снова погрузиться во всевозможные болезненные чувства. Шаг вперед будет болезненным, может быть, очень болезненным.
— Кто был ее лучшим другом до тебя?
— Кейтлин Манси, в шестом и седьмом классе. Но она в некотором роде стерва.
— Может, и так, но держу пари, она все равно поможет. Она держит кусочек Камерон. Заставь ее показать это тебе.
— Как мне это сделать? — Он останавливается на месте, натягивая лямки рюкзака, как будто тот только что стал тяжелее. Все это и так было слишком тяжело. — Что, если я все испорчу?
Я распознаю признаки паники, охватившей его. Он напоминает мне меня саму во многих моментах. Всякий раз, когда ставки были высоки, и я слишком сильно волновалась. Как прямо сейчас.