Страница 20 из 73
* * *
Поскольку Ред все еще сидел в тюрьме, и поскольку ни у него, ни у Робин не было поблизости семьи, никто не знал, что со мной делать. Меня отвезли в безопасное место, чтобы дождаться моего первого помещения в приемную семью. Домоправительницей была молодая женщина, которая выглядела ненамного старше, чем была моя мама — двадцать семь. Она сама шила себе одежду, сказала она мне, когда дала мне тарелку крекеров грэм и кусок ярко-оранжевого сыра, который был упакован в огромный блок с синей восковой печатью департамента социального обеспечения.
— Ты через многое прошла, — сказала она, пока я ела. — Ты хочешь поговорить об этом?
Нет. Ее юбка была коричневой с желтыми цветами, как будто она была какой-то пограничницей, персонажем книги Лоры Ингаллс Уайлдер. Она никак не могла понять мою жизнь, но в моей голове нарастало давление. Слова, которые я должна была как-то произнести. Не о смерти моей матери, которую я едва начала осознавать, или о том, как я беспокоилась за своих брата и сестру, которые были еще такими маленькими и нуждались в том, чтобы кто-то уделял им внимание и следил за тем, чтобы они ели, а об одном моменте времени. Один щелчок по циферблату диапазона, в то время как в моей голове роилось беспокойство о Филлис, которая, в конце концов, была безобидной.
— Я просто так зла на себя, — сказала я женщине в блузке с оборками и заплакала. До этого момента я крепко сдерживала слезы.
— Что? — спросила она. — Почему?
— Я была такой идиоткой, — сказала я с той же интонацией, которую моя мама всегда использовала для моего отца. — Мне не следовало готовить. Это было так глупо.
Женщина — кажется, ее звали Сьюзен — печально посмотрела на меня.
— Ты всего лишь маленькая девочка, Анна. Ты не смогла бы позаботиться о своих брате и сестре. Если ты собираешься злиться на кого-то, злись на свою маму. Она оставила тебя одну. Это было неправильно.
Было очевидно, что она хотела как лучше, но она ничего не знала о нашей семье. Моя мама была не очень сильным человеком. Если она слишком много спала, или слишком много плакала, или принимала наркотики, это было потому, что наш отец не оставил ей много денег, и она не могла с этим справиться.
— У меня все было хорошо, — сказала я ей. — Они правда хорошие дети.
Она бросила на меня еще один несчастный взгляд и покачала головой.
— Мы собираемся найти для тебя хороший дом.
Внезапно свет на кухне ударил мне прямо в глаза. Крошки крекера Грэм у меня во рту превратились в сладкий клей. Она вообще не слушала.
— У меня был хороший дом.
Воцарилась тишина. Думаю, она боялась смотреть на меня.
— Мне так жаль.
— 21-
Команда Уилла из двенадцати человек работала без остановки с двадцать второго сентября, сразу после исчезновения Кэмерон, проводя опросы и беседы, обходя дом за домом в городе и окрестностях с ее плакатом. Каждый день они рылись в базах данных, звонили офицерам по условно-досрочному освобождению, надеясь найти имя и мотив, подходящие для этого. Я уверена, что все они хорошие мужчины и женщины, но я не хочу знать их или запутываться в этом деле больше, чем нужно. Уилл соглашается. Он говорит мне, что я могу отчитываться перед ним одним и иметь столько независимости, сколько захочу, пока я держу его в курсе событий.
— Я бы хотела опросить Стива Гонсалеса, — говорю я ему. — Я также хочу узнать больше о родной семье Кэмерон.
— Хорошо. Я разыщу подружку Троя Кертиса и добуду нам больше информации о Дрю Хейге. Но сначала мы вместе поговорим с Греем Бенсоном?
— Я тоже об этом думала.
* * *
В понедельник, четвертого октября, мы направляемся туда чуть позже трех часов. Грей живет в двух кварталах от школы Мендосино на Кахто-стрит, узком жилом участке, граничащем с кладбищем Хиллкрест. Припарковаться негде, но Уилл справляется, направляя свой крейсер в густую стену виноградных лоз и эвкалиптов на левой стороне улицы, заглушая двигатель, в то время как последние капли дождя падают на лобовое стекло, изнутри покрытое пленкой от влажности нашего дыхания.
Я знаю каждый стежок Мендосино, но не потратила много времени на Кахто. Вдоль нее тянутся всего четыре дома, считая дом Грея, простое крытое дранкой бунгало за простым низким забором, вдоль которого стоят мусорные баки. Мы выходим и начинаем подниматься по небольшому склону улицы, огибая грязные выбоины и пятна асфальта, над надписью «ШКОЛА», нарисованной на улице тем, что сейчас потрескалось и стало желтым от дождя. Воздух пахнет тяжелым и сладким, как мокрая кора.
Я пытаюсь представить здесь Кэмерон, поставить себя на ее место. В ту ночь, когда она исчезла, она сначала занималась после школы с Греем. Она проходила мимо этих домов по дороге домой на ужин, думая о чем? Знала ли она уже, что встретится со своим похитителем позже той же ночью? Или они каким-то образом пересеклись между домом Грея и ее домом? Может быть, тогда он предложил встретиться, пообещав Кэмерон что-то ценное для нее. Но что?
— Вы опрашивали эти дома, чтобы узнать, не помнит ли кто-нибудь подозрительную машину? — Я спрашиваю Уилла.
Он кивает.
— Ничего.
— Если Кэмерон часто бывала здесь, тебе следует повнимательнее присмотреться к соседям. А как насчет мистера Бенсона?
— Насколько я понимаю, он вне игры. Переехал в Новый Орлеан, когда Грей был молодым.
— Должно быть, это еще одна причина, по которой Грей и Кэмерон общаются. Потеря родителя меняет тебя, независимо от того, как это происходит.
* * *
Парадные ворота дома Бенсонов открыты и накренились на петлях от износа, а лозы клематиса цепляются за якорный столб. В боковом дворе я смотрю на беспорядочный огород, прорастающий из длинных ящиков для плантаторов, заброшенные растения томатов, склоняющиеся над проволочными стойками, и думаю о том, как просто и реально все это могло бы выглядеть для такой девушки, как Кэмерон, застрявшей на утесе в стеклянном ящике, в то время как ее знаменитая мать подрезала деревья бонсай и притворялась, что не знает того, что ей известно о неблагоразумных поступках ее мужа.
Ди Энн Бенсон открывает на стук Уилла. Она пухленькая и хорошенькая, лет сорока пяти, с вьющимися каштановыми волосами. Позади нее на кухне пахнет консервированным соусом для спагетти.
— Шериф Флуд. — Она протягивает мне кухонное полотенце. — Я не ожидала вас.
— Извините, что снова беспокою вас. Это детектив Харт. Грей дома? Я обещаю, что мы будем кратки.
Она кивает, ведет нас через прихожую и вверх по узким ступенькам, покрытым ковром, — загорелая, испачканная жизнью берберка. Кривобокие ботанические гравюры висят через равные промежутки, рамы слегка покрыты пылью. Идя за ней, я замечаю, что бирка торчит из ее свободного темно-синего свитера, и я сопротивляюсь желанию заправить ее обратно.
— Грей? — Голос Ди Энн неуверенно доносится из-за двери, прежде чем она открывает ее, отходя в сторону. Думаю, в ее движениях чувствуется беспокойство. Как будто она знает, что ее сын стал хрупким и осторожным. Уязвимым.
Грей сидит, наполовину погрузившись в коричневую бархатную подушку на полу, его длинные ноги подняты, как щит. В руках у него альбом для рисования, который он закрывает, поднимая глаза, его рыжие волосы зачесаны в помпадур, как у сердцееда 1950-х или как у Джона Тейлора из «Дюран Дюран» на постере, приклеенном к внутренней стороне двери спальни Грея, с их первого тура — угрюмые глаза, поднятый воротник и все. Однако одежда Грея проста и повседневна: темно-синяя толстовка с капюшоном, мягкие брюки цвета хаки и шерстяные домашние тапочки на резиновой подошве. Для меня он выглядит как человек, застрявший между тем, кем он хочет быть, и тем, кем он должен быть.
— У меня нет ничего нового, чтобы рассказать вам. — Он вертит в руках закрытый альбом для рисования, избегая встречаться взглядом с Уиллом или со мной.