Злодейка чужого мира

— Виноватых в чем? — имитируя удивление спросил Илан. — В том, что я родился сыном Бересклета?

Абаль безразлично пожал плечами.

— Не требуй с меня ответа. Я стану заботиться о своём сыне, а о тебе пусть позаботится твой отец.

— Разве Примул не должен заботиться обо всей Варде? — тут же спросил Лён.

Он был лишь на год старше Ясмин, но смотрелся сущим мальчишкой. Веселые глаза, задорные тёмные завитки, лёгшие на скулы мазками краски на белый холст. Его приятный облик плохо усваивался в голове вкупе с его беспощадными детскими шутками.

— Обо всей Варде… — Абаль скользнул взглядом по темному саду и снова сосредоточился на Ясмин. — Я, к вящей радости, не Примул.

Илан, судя по сжатому в нить рту, очень хотел заткнуть Лёна, но ситуация и без того была нехороша. Не хватало только раздора в семейных рядах.

Каким-то странным образом накал страстей мгновенно упал до минимума, хотя Абаль не сделал ничего особенного. Никакой тебе дипломатии, ни демонстрации силы мастера, ни даже чистого и несокрушимого обаяния, как в случае с Верном. То есть, обаяние у него, конечно, было, но, скорее, сногсшибательное, чем мягкое, как летний полдень.

Ясмин чувствовала себя очень странно. Возможно, потому что Абаль забыл перевести взгляд на Илана, как требовали нормы вежливости между собеседниками, и продолжал смотреть на нее. Она кусала губы и молчала. Она чувствовала себя самым наистраннейшим образом, потому что половина ее сердца горела огнём, а вторая тонула, как раненный Титаник.

Центр внимания автоматически сместился на Абаля, но та беззаботная атмосфера, созданная Верном, безвозвратно ушла. Абаль был старше и намного опытнее их всех, хотя чисто внешне он трактовался, как их соуровнец. Айра тут же перевела взгляд на него, изменив первоначальной симпатии.

— Неужто тебя выпустили, узник? — весело поинтересовался Мечтатель. — Отец весь вечер стерёг тебя, как дракон свой жемчуг.

Кахол стоял за спиной Лёна, и Ясмин увидела его только сейчас, хотя он был самым высоким из них. Возможно, выше Хрисанфа, хотя и втрое уже.

— Мой очаровательный конвоир позволил мне прогуляться до забора, — со старинной и откровенно едкой вежливостью, сказал Абаль.

На сад давно упала ночь, и не было видно не то, что забора, невозможно было разглядеть собственную руку, вытянув ее перед собой. Видимым был лишь маленький круг, очерченный фонарным светом. Они толклись у фонаря в руках Илана, все в светлых одеждах, как весенние мотыльки.

Ясмин бы засмеялась, если бы могла. Но она смотрела только на Абаля, и сердце бесновалось в груди.

— Я не конвоир, — с достоинством возразила Айрис. — А вы, разумеется, не заключённый, но если вам нравится воображать себя жертвой, то я не стану препятствовать.

— Замечательно, — тут же согласился Абаль. — Тогда я прогуляюсь у забора с мастером Ясмин, которая бессердечно бросила меня в казематы и исчезла в неизвестном направлении.

Ясмин подавила желание бросить его прямо сейчас. Да как следует. Сердце, нежно сходившее с ума, тут же насторожилось. Нарочно или нет, но Абаль сделал ее центром внимания, и Ясмин давилась сотней сигналов, невольно посылаемых ее окружением. Она просто не успевала их считывать. Возмущение Верна, откровенная ненависть Лёна, глухой протест Хрисанфа, дружелюбный интерес от Илана. Неприязнь от Айрис.

Последнее было обидно. Она понравилась Ясмин и интуитивно хотелось понравится ей в ответ.

— Конечно, — она шагнула навстречу Абалю и царственно подала ему руку. — Я пригляжу за ним.

Последнее она сказала Айрис и прошла мимо в сторону чайного садика, который, судя по угрозам Мечтателя, давно сбежал.

Ясмин расслабилась только, когда световой круг, в котором горели белым огнём лица любопытной родни, остался далеко позади, и она уже не могла найти его взглядом. Абаль шёл рядом — темный и бесшумный, но она чувствовала тепло его руки, потому что их рукава тесно соприкасались. Тропинка между рядами флоксов, слившихся в высокие каменистые-серые громады, была слишком узкой, чтобы можно было соблюсти требуемое этикетом расстояние.

Интуитивно Ясмин понимала, что все, что она собиралась сделать, нужно сделать сейчас. Другого момента может не быть, нужно опередить главу Астера прежде, чем он открыто силой крови запретит ей любые попытки вывести сына Примула из-под прицела. Она уже совсем собралась с духом, когда налетела на садовый камень. Выпал, наверное, из ограждения. Автоматически сжалась в предчувствии падения, но буквально повисла в воздухе.

Абаль легонько дернул ее на себя, и она с облегчением приникла к нему, как к единственной оси координат, узаконенной в этом пространстве.

— Мастер такая неловкая, — шепнул он.

Горячий шёпот обжег щеку. В его голосе слышалось отчетливое удовольствие.

Она совершенно бесстыдно дотронулась до его щеки, которая виделась меловым полумесяцем в полумраке сада. Кажется, они застряли ровно у персиковых деревьев — Ясмин макушкой чувствовала недозрелые круглые персиковые тела. Возможно, что и споткнулась она не о камень.

— Ничего не вижу в темноте, — пояснила она и свою неловкость, и руку на его щеке.

А потом он повернул голову и ладонь обожгло жаром и влагой. Личного опыта у неё было не то, чтобы навалом, но хватало. Но чтобы так… Так ее еще никто не соблазнял. Ее, наверное, вообще никто никогда не соблазнял. Возможно, потому что в цивилизованном мире отсутствовал сам факт настолько интимно-изысканного флирта.

— Что ты делаешь? — спросила она, задыхаясь.

Она слышала мягкий шорох листвы, легкий ветер, трогающий щеки, далекий звон водопада. Восприятие обострилось, как у лисицы. Сердце подскочило к горлу и судорожно колотилось, не давая дышать.

— Хочу получить компенсацию за испорченный вечер, — на этот раз его язык скользнул к самому запястью, и Ясмин автоматически впилась пальцами Абалю в волосы второй рукой.

Она не была уверена, что устоит. А потом Абаль выпрямился и безошибочно нашёл губами ее рот. Она не видела ни зги, и несколько секунд ее целовала сама темнота. Сначала Ясмин ласкала пальцами его волосы из полурассыпавшейся косы, после плечи, а потом он толкнул ее к стволу низкорослого дерева и на них посыпались тяжелые плотные персики.

В глубине души она понимала, что он не тот человек, с которым можно легко встретиться и легко разойтись. Если она влипнет, то как муха в янтарь. Когда настанет время уйти — уйдёт не с высоко поднятой головой, а ползком, ящеркой с перебитыми лапками.

Она должна была сказать «перестань» или «это плохо закончиться», а вместо этого смотрела широко распахнутыми глазами в темноту, ловила губами его дыхание.

— Постой, — сказала она, задыхаясь, когда смогла прерваться. — Возьми метку. Я отдаю ее тебе сознательно и добровольно, силой воли и силой веры, будучи смирённым цветком Варды.

Слова передачи метки от одного члена группы другому не менялись с момента ее создания, но Ясмин потребовалось больше недели, чтобы вспомнить их. Слабое серебряное свечение возникло где-то в центре груди и на поверхность выплыл круглый и до смешного маленький камешек, который она коротким толчком отправила к Абалю. Метки были не в силах долго находится вне человеческого сосуда, поэтому быстро находили новый адресат или умирали, не будучи направленными.

— Что ты… — он успел поймать ее запястье, но слишком поздно.

Метке нужен новый адресат, она не спрашивает согласия, заселяясь золотым мягким свечением в темноту его сердца. Совсем крохотная. Похожая на белый речной жемчуг.

— Тебе нужен козырь, — объяснила свой поступок Ясмин. — Я не знаю, что потребует от тебя глава Бересклета, но, думаю, ничего хорошего. Пока они не знают, что у меня есть вторая метка… То есть, была.

— Все плохое можно сделать хорошим, — с невидимой, но почти материально ощутимой усмешкой сказал Абаль.

Он все ещё сжимал ее запястье. И когда вёл по темному саду к дому, и когда зашёл на самый верх по лестнице к ее детскому гнезду.