Злодейка чужого мира

— Мне покажи, — недовольно сказал Верн. — Хочу увидеть сливы, а то никогда не видел, знаешь ли. Ну или вишню, та ещё редкость в Варде…

Ясмин краем глаза наблюдала за матерью, но ту не тронул пламенный спич Верна. По всей видимости, он вообще никак ее не интересовал.

— Тогда, может быть, ты хочешь увидеть Мирту? — с рассеянной улыбкой спросила Ясмин. — Второй такой на свете нет, не то, что в Варде.

Верн полоснул ее взглядом и тут же заткнулся. Должно быть, они уже успели познакомиться с ясеневой девушкой, у которой язык, как бритва. Нет-нет, да и резанет по больному.

— Вас достойно разместили? — мама вступила в вынужденный диалог, когда они почти закончили трапезу.

— Мы благодарим вас за приют и покой в вашем доме, — ответил Хрисанф.

К удивлению, Ясмин, Верн забормотал схожие слова благодарности, словно не злился пятью минутами раньше. От спокойного тона матери лицо у него вытянулась и пошло красными пятнами, словно его отходили крапивой, как нашкодившего мальчишку. Фактически, мама демонстрировала забытые традиции Варды, где в покоях не ведут войн и раздоров, а достойные люди всегда сумеют найти общий язык.

Когда они перешли к окнам, чтобы выпить утренний кофе, в столовую заглянул глава Астер.

— Ты уже поднялась, милая Гербе?

Первые несколько секунд было чувство, что он увидел ее одну, но нет. Перевёл взгляд и на них. Жабьи глаза под морщинистым темным пергаментом век уставились на Ясмин в упор.

— Ясмин, — голос обрёл знакомую сухость. — Господа. Доброго рассвета.

Он коротко кивнул и переключился на супругу:

— У нас нынче гости, милая, и я распоряжусь организовать приятный вечер ко второму двоечасию после полудня, ты успеешь?

— Мастер Абаль достаточно здоров, чтобы принять участие в праздничном обеде, — кивнула мама.

Ясмин смотрела только на неё, но не смогла расшифровать сложные эмоции, оживившие ее всегда спокойные глаза. У неё были ещё тысячи вопросов, которые она хотела бы задать матери, но время утекало сквозь пальцы, а Ясмин никак не могла решить, что важнее — спросить про взятую у Абаля метку или узнать, помнит ли она про сливы, которые они собирали на ее шестилетие. Они висели вдвоём на тонких чёрных ветках, как две обезьяны, и все перемазались в тягучей янтарной смоле. Солнце переливалось полуденным огнём, и жизнь казалась беспечной и радостной, как тот день. С точки зрения Ясмин это было важнее.

Но Абаль… Тоже был важен.

Глава Астер ушёл вслед за матерью, а Ясмин, полностью дезориентированная, осталась в столовой. Это было забавно, но без матери утлое суденышко ее судьбы лупило о скалы, потому что ее якорь ушел.

— Хочу в вашу библиотеку, — тут же заявил Верн, едва столовая опустела.

— Нужно будет получить разрешение главы, — со вздохом признала Ясмин. — Он любит книги больше собственных детей.

— Больше тебя? — уточнил Хрисанф.

— Меня он вообще не любит, — усмехнулась она. — Я не его ребёнок.

Верн с Хрисанфом промолчали. Слухи о ее незаконнорождённости бродили по Варде, как молодое вино в бочке, клубясь и пенясь, но не пересекая дубовой крышки. Уязвить в споре не брезговали, как в своё время и сам Верн, но наверняка никто ничего не знал. Ясмин молчала, как тайна следствия.

В столовую просунулась веселая физиономия Мечтателя.

— Дуй к папаше, сестрица, он вчера ждал чуть не до ночи. На последней трапезе был зол, как Актинобус Корва в кондитерской, даже душке Ай досталось.

Ясмин тихо засмеялась. Актинобус Корва — чудный дар Чернотайи, слегка усовершенствованный их матерью. Тот самый, который принудительно рос в памятном торте и разнёс половину столовой залы.

— Айрис ругать не за что, она же идеальна, — сказала она все ещё с улыбкой.

Мечтатель криво усмехнулся.

— Я бы даже сказал, насквозь идеальна. Если ее вскрыть, внутри будут только радуга и розовые помпончики.

Верн и Хрисанф молча следили за их странным диалогом. У Ясмин было неприятное чувство, что они с огромным любопытством изучают ее семью. Оценивают, как тот самый род Бересклета, приведший существующий мир к расколу, мирно обсуждает текущие дела, ссорится или мирится, спит и трапезничает. Они для них, как историко-биографическая драма в театре.

Говорить о тотеме Бересклета, который всего лишь четверть века назад властвовал над умами юного поколения цветков, владел Вардой от колыбели и до посмертия, было дурным тоном. Лучшее забылось в мгновение ока, труды мастера Гербе были скрыты в чёрной части государственного архива, ее изобретения были утилизовать, научные ее лозунги были признаны опасными и вредными. Гениальный боец Астер Бересклет был низвержен вместе с супругой, детьми и боковыми ветками своих ближайших соратников и родни. Гуманный суд Варды оставил их в Чернотайе на милость той судьбы, которую они своими же руками и создали. Предполагалось, что их обрекли на постепенное умирание.

Варда, конечно же, бдила. Мастера Гербе и Астер не те люди, которых можно оставить без пригляда, и раз в полгода доверенный отряд Примула навещал пленников собственного эксперимента.

Так было до того дня, в который они забрали Ясмин. После этого тотем Бересклета исчез — вместе с домом, садом, лекарственным огородом. Даже озеро с водопадом исчезло. Исчезли и официально были причислены к умершим, но Ясмин-то знала. Клятва сидела жабой в ее груди, горела огнём ночами. Бересклет был жив и ждал ее.

Варда, потерявшая лучшие умы семнадцатого поколения от нового исчисления времени, кривила душой. Исследования Бересклета с перештампованным авторством стояли в ведомственных библиотеках, изобретения ее матери пошло переименовывались и вводились на практических занятиях. Последний научный рывок совершила именно ее мать, создав тот самый ящик Брода, который должен был стать ящиком Гербе. После ее низложения эволюция сбавила обороты, и Варда вошла в фазу покоя.

— Калох, — попросила Ясмин. — Покажи гостям наш чайный сад, он очень красив в середине лета, а я посещу отца.

— Покажу, — охотно согласился Мечтатель. — Но только если найду, с тех пор как ты уехала, он взялся наяривать по всему периметру нашей зоны. Прошу, господа.

Он приглашающе повёл рукой, одновременно распахивая дверь залы, но Хрисанф неожиданно заартачился:

— Когда ты вернёшься? — спросил он хмуро.

— Сразу, как смогу. Но, скорее всего, сегодня мы встретимся только на приятном вечере, обещанном главой Астером.

Ясмин виновато улыбнулась и вышла вслед за Мечтателем, но, едва она свернула ко второй лестнице, тот ее окликнул:

— Не здесь. В четвёртом саду, где обычно.

Где обычно — это старая беседка на окраине сада посреди зачарованного шалфея предсказателей. Ясмин пробрало дрожью до кости, даже при воспоминании о чужом воспоминании. Что и говорить, глава Астер обошёлся с Ясмин хуже, чем с рабыней, если бы таковые существовали в этом мире.

Привыкшая держать лицо, она легкомысленно взмахнула рукой, внимательно вглядывающемуся в ее лицо Мечтателю, и вышла в сад.

Смена ландшафта не затронула расположения садов. Все было, как обычно, словно Бересклет полностью скопировал своё старое поместье в новые природные условия.

Ясмин прошла по старой липовой аллее, расплескивающей сладкие феромоны, вдоль алых, как кровь кустов бересклета, стоящих изгородью, отделяющей четвёртый сад от остальных. Вдоль зарослей флоксов и гиацинтов, растущих без всякого замысла, грядами розовых кружев, в самых непредсказуемых местах. Дальше, вглубь, вдоль тонконогих вишен, розовых слив, к каменной беседке, лежащей в самом центре бересклетовых зарослей. Если не искать целенаправленно, ее и нарочно не найдёшь. А если и найдёшь — не подберешься. Бересклет знал волю своего хозяина, предупреждал о каждом чужом шаге в его саду.

Ясмин прошла в беседку, давя легкую дрожь от прохлады.

Здесь, в вечной тени, проводил свои дни глава Бересклета. Зашла и остановилась, споткнулась об оценивающий жесткий взгляд.

— Здравствуй ещё раз, Ясмин, — сказал он, и она вдруг как сразу поняла, что все очень плохо.