Дорогое аббатство

Коул топнул ногой о землю - настоящая. Значит, и будущее, это будущее, тоже настоящее? Неизменное?

- Вот!

Элизам протягивал им две куртки, которые держала до этого женщина в маске. Коул надел куртку. Она была мягкая, как шелк, но тоньше. Даже небольшой карман для камеры имелся.

Ли взял куртку в руку. Очевидно, он не хотел расставаться со своей.

- Bienvenido, - повторил Элизам. - Нас послали встретить вас. Мы ждем уже два дня.

- Кто послал? - спросил Ли. - Teine ustedes algo роr nosotros? [У вас есть что-нибудь для нас? (исп.).]

- Los Viejos [Старики (исп.).]. - Элизам обнял Ли за плечи, и они стали подниматься по склону в сторону развалившегося здания. Женщина шла за ними. Коул почувствовал, что он выпадает из игры, будто во сне, только очень хотелось в туалет.

- Тут есть туалет? - спросил он. - Hay bafio?

Женщина обернулась и показала рукой вниз по склону. Коул пошел в ту сторону, откуда слышался плеск волн. Травяной склон переходил в каменистый уступ, который резко обрывался к воде. С высоты десятифутового утеса он увидел, как в воде играют с бревном тюлени.

Коул помочился на камни. Тюлени взглянули наверх, заметили его и начали лаять. Они были небольшого размера, серо-черного цвета, с черными глазами-пуговками, длинными усами и блестящими клыками.

Коул улыбнулся и пролаял им в ответ.

Но тут он разглядел, что играют они вовсе не с бревном, а с человеческим телом, серым и бескровным. У тела были оторваны руки и почти не было лица. Тюлени подбрасывали его мордочками, и тело переворачивалось в воде.

Коул содрогнулся, застегнул молнию на брюках и поспешил вверх по склону. На полпути он вспомнил про камеру и остановился, но потом пошел дальше.

Ему совсем не хотелось снимать такое.

В развалинах за обрушившимися низкими стенами стояла геодезическая палатка, натянутая в виде тента на два изогнутых шеста. Ли вместе с мужчиной и женщиной зашли под ее навес и сели на землю у небольшого очага. Коул сфотографировал эту уютную сценку, а потом присоединился к ним. Куртка либо была электрической, либо содержала какое-то специальное химическое вещество - в ней становилось очень тепло.

Низкие бетонные стены не пропускали ветра. Несомненно, это развалины студенческого союза - все, что от него осталось спустя сто, пятьсот, а может, и тысячу лет. Но почему же тогда не было ощущения чего-то странного? Почему все вокруг, даже тюлени, казалось ему, Коулу, совершенно нормальным и обыденным?

Может, все дело в Силле, который, как и прежде, вырисовывался на фоне неба, подобно спине динозавра. Или в тишине.

Туман рассеялся; на юге (если только они действительно находились в районе пролива Лонг-Айленд) океан сливался с небом. На севере, за Силлом, в небе собирались серые тучи.

Элизам аккуратно подбросил ветку в огонь.

- Простите за такой маленький костер, - сказал он по-испански. - У нас мало дров. - Хотя он снял маску, в глаза Ли или Коулу он не смотрел.

- А что это за тюлени-убийцы? - по-английски спросил Коул.

- Тюлени-убийты? - в ужасе переспросил Ли.

Коул рассказал ему все, что видел.

- Тюлени-вампиры, - пояснила женщина в маске. - Самое великое ваше изобретение.

- "Мое" изобретение?

- Вода открывает все новых мертвецов, - каким-то безжизненным голосом сказал Элизам. - Вы не будете возражать, если я снова надену маску? Мне так легче говорить.

- Как хотите, - ответил Коул. Какая, к черту, разница. Элизам снова надел маску. Идиотская улыбка выглядела лучше, чем его безжизненное лицо.

- Во время приливов, - сказал он, - вода вскрывает могилы, отпирает двери. В отличие от других крупных млекопитающих, тюлени-вампиры процветают. Здесь, в Новой Англии, осталось много мертвых, одни только мертвецы. Ледники все еще за сотни миль на севере, но жить здесь уже невозможно.

- Y ustedes? [А вы? (исп.).] - спросил Ли. Испанским он владел ненамного лучше английского.

- Мы живем в Майами, но нас послали сюда, чтобы встретить вас. Мы оба специалисты по поздней английской культуре и языку. У нас есть записи, фильмы. Мы знаем, как люди говорили в ваше время, как писали.

- Envian роr quienes? - снова на испанском спросил Ли. - Кто послал вас?

- Los Viejos, - ответил Элизам. - Из будущего.

- А что это за Старики? - продолжал Ли по-испански.

- No lo sabemos [Мы не знаем (исп.).].

Никто не знает, кто такие Старики, что им нужно. Элизаму и его спутнице в маске с оскалом просто велели встретить здесь Ли и Коула и отправить их дальше.

- Отправить нас куда? - спросил Коул, но ему никто не ответил. Они сделали вид, что не услышали его, и продолжали болтать по-испански. Коул понимал смысл их разговора. На одном из академических серверов появилось послание.

- Nos da sus nombres [Нам сообщили ваши имена (исп.).], - сказала женщина. - Доктор Ли. Коул.

- Доктор Коул, - поправил ее Коул. - Доктор Уильям Веллингтон Коул.

- Lo siento [3д: Извините (исп.).].

- Да, хорошо. - Коула все это стало утомлять. Что это за люди? Почему они говорят по-испански, ведь он его почти не понимает? Женщина сидела по другую сторону костра. Коул дотронулся до щеки и ткнул в нее пальцем. - А к чему эти чертовы маски?

- Это выражение нашей печали, - ответил по-английски Элизам.

- За ними мы прячем свой гнев, - добавила женщина.

- Гнев? На что вы разгневаны?

- На вас. - Она сняла маску. Ее глаза были такими же серыми и безжизненными, как у Элизама. На вид ей было около двадцати пяти лет. Цвет лица у нее был белый, но волосы жесткие, а скулы широкие. Бабушка Коула, которая сама была наполовину белой, называла подобный тип "африканская примесь".

- Мы разгневаны на вас за то, что вы сделали. И что не сделали. - Говорила она бесстрастно.

Что сделали и что не сделали. Женщина поднялась на ноги.

- Можно я скажу? - спросила она, ни к кому в частности не обращаясь.

Ли кивнул. Коул пожал плечами. Какая разница. Женщина обошла вокруг костра и заговорила по-английски. Было видно, что она готовила эту речь. Движения ее были размеренны, как в танце, слова продуманны, словно она выносила обвинение в суде.

- Вы убили собственных детей. Разрушили их дома, весь окружающий мир. Вы оставили их плакать и рыдать на обломках этого мира. Они потеряли все, но именно они стали нашими родителями. Их жизнь стала сплошным горем и печалью, мы унаследовали эту печаль.

- Мы унаследовали эту печаль, - подтвердил Элизам.

- Они так и умерли со слезами на глазах, не зная за что. Но они знали, что их рыдания слышим мы, их дети. И мы передаем эту печаль дальше.

- Мы передаем их печаль дальше, - вторил ей Элизам.

- Уууф, - вздохнул Коул. Все это напоминало церковную проповедь. - Вы обращаетесь не по адресу! Разве вы не знаете, кто мы такие? - Он попробовал объяснить, что они с Ли "зеленые", настоящие активисты (каждый в своей области) и пытаются бороться с тем, что происходит вокруг; их послали сюда, чтобы…

Но после нескольких слов (на английском) он замолк. Какая разница? Ведь видно было, что им ничего не удалось сделать. Будущее показало, что их усилия абсолютно ничего не значили. Точно так же в прошлом были хорошие немцы, были честные торговцы-квакеры, отказывавшиеся потакать работорговле, некоторые даже пытались (вежливо) высказываться против, но работорговля все равно процветала.

Если у Коула и были какие-то сомнения относительно "Дорогого Аббатства" (а они были, хотя он никогда не осмеливался высказать их вслух даже самому себе), теперь они окончательно рассеялись. Теперь, когда он увидел, какой мир оставят они своим потомкам. Неужели для предотвращения подобного не оправданы любые средства, любые усилия?

- Позалуйста, продолзайте, - промолвил Ли.

Рут (так звали женщину) ходила вокруг костра с маской в руке, а Коул и Ли не отрываясь смотрели на огонь. И Элизам в маске тоже.

- Мы видели, как вымирают животные, - продолжала женщина. - Один за другим, потом целыми стадами, потом снова поодиночке. Даже те, что жили в зоопарках. Теперь от крупных млекопитающих остались одни воспоминания. О слонах, китах, носорогах, моржах.