Страница 19 из 55
Глава седьмая
– Ну, нашла о чем печалиться! – затормошила ее Тоня. – У тебя еще вся жизнь впереди.
– Думаешь, у меня еще есть шанс?
– А ты думаешь иначе?
– Я вообще-то надеюсь... Погоди, я же еще не дорассказала. Дождавшись очередного запоя любимого муженька – кстати, долго ждать не пришлось, – я привела свой план в исполнение.
– Ты решила убежать?
– Не просто убежать, а сделать так, чтобы он тут же не бросился за мной вдогонку и не поймал меня на подъезде к аэропорту...
– А я еще подумала, почему ты говоришь – план?
– Не перебивай... – Надя обняла себя руками за плечи, чтобы скрыть нервный озноб. Похоже, пережитое крепко держало ее в своем плену. – Грэг совсем по-русски запивал виски пивом. И поскольку я спать еще не легла, гонял меня за ним постоянно и заставлял открывать. Аристократ хренов! Я, понятное дело, приготовилась заранее. Все таблетки снотворного истерла в порошок и стала в каждую банку насыпать понемногу... Наверное, в целом все же получилось очень много. У меня ведь было несколько упаковок.
– Несколько упаковок?!
Тоня смотрела на подругу во все глаза. Она сама бы не смогла привести в исполнение подобный план. Чтобы вот так банку за банкой начинять вовсе не безопасным лекарством!
– А что мне еще оставалось делать?! – Надя, наверное, была не в себе, потому что не слышала, как кричит. – Я не знала, сколько нужно, а вдруг бы он проснулся? На всякий случай я оставила записку на столе: прости, так больше не могу, уезжаю домой. Может, думала, полицейские поверят, что он из-за моего отъезда расстроился и выпил. Пустые банки я все же вынесла в мусорник подальше от дома и заменила их другими – благо они валялись во всех углах!.. Да, а в сейфе оставила пару тысяч долларов разными купюрами, чтобы мой отъезд не выглядел бегством совместно с ограблением. Не тронула и перстень на его руке. Дорогой, между прочим...
Она заметила испуганный взгляд Антонины, которым та невольно смотрела на нее, – Надежда так перечисляла деньги, перстень, словно была разбойницей с большой дороги, – и замолчала.
– Ты боишься меня или того, что сюда нагрянет полиция?
– Милиция, – машинально поправила Тоня.
– Но кто станет меня здесь искать?
– Твоя мама, например.
– А она не знает, что я приехала. Сбагрила меня с рук, в Америку, а сама замуж выскочила. Так что у нее сейчас эйфория. Молодой муж, любовь-морковь...
– Что-то в последнее время я только и слышу о женщинах, которые выходят замуж за мужчин моложе себя.
– А я, между прочим, не осуждаю. Что им еще остается? Сидеть и покорно ждать, пока какой-нибудь старикашка, натешившись юным телом и получив пинок под зад, решит стариться вместе с тобой?
– Ну, тебе-то вряд ли грозит такое. Мы еще даже в средний возраст не вступили. Считаемся молодыми.
– Считаемся! А послушать, две старые тетки, которым только и остается, что жить в этой дыре.
– Тебя сюда никто не звал! – оскорбленно заметила Тоня.
Она вовсе не считала себя старой. В двадцать-то восемь лет!
– Ты обиделась, что ли? Можно подумать, я подняла руку на что-то святое.
– Святое не святое, но мне слушать неприятно.
– Да ладно! Мне, между прочим, вполне нравится этот Раздольный, и я думаю, что здесь можно неплохо жить... некоторое время. А потом выгодно продать дом кому-нибудь, тоже истосковавшемуся по жизни на природе, и уехать в большой город.
– Надя! Ты приехала ко мне в гости, так? Где я живу и как – это мое дело. Я ведь не предлагаю тебе последовать моему примеру. У нас страна большая, и в ней полно мест, где ты будешь чувствовать себя вполне комфортно...
– Ого, как все далеко зашло! – Надя передернула плечами и скосила глаз на Тоню. – Такое впечатление, что я задела тебя не только тем, что с пренебрежением отозвалась о твоем прибежище. Вряд ли тебя держат здесь только прекрасные виды природы... Слушай, а может, у тебя здесь какая-нибудь тайная любовь?
– Не говори глупости.
– А что, вокруг такие парни, просто голова кругом идет. Один топором размахивает, как индеец томагавком, другой сам по себе очень даже ничего, с героическим прошлым. Опер! Такая романтическая профессия!
– Ты хочешь со мной поссориться?
– Молчу-молчу! И сдаюсь! – Надя подняла руки вверх.
– Все-таки давай попробуем заснуть, – после некоторого молчания сказала Тоня и решительно отодвинула от себя Джека, который от ее постоянного поглаживания даже осоловел.
Пес тут же соскочил со ступеньки – посмотрел в сторону калитки.
– Давай-давай, охраняй наш сон!
Надя, не тронувшись с места, тоже взглянула на калитку. Может, ей казалось, что вот сейчас она откроется и ворвется наряд ОМОНа? Тряхнув головой, словно избавляясь от дурных мыслей, она проговорила:
– А ко всему прочему я испугала тебя своим рассказом. Ты же у нас человек творческий, живешь на облаке, наша житейская грязь не для тебя... Теперь ты не захочешь со мной дружить.
– Господи, Надька, ты как маленькая девочка: то дразнишь, то подлизываешься, то выдумываешь невесть что. Может, я и не очень верующая, но один из библейских постулатов исповедую: не судите, да не судимы будете... А что тебе еще оставалось делать? Сдохнуть в рабстве?
На самом деле она думала совсем иначе, но Надежде незачем было это знать.
Жизнь в состоянии испуга не просто изменяет человека, она его корежит. Он невольно начинает пересматривать не только прожитую жизнь, но и свои принципы вообще. Надо же, так совпало, что обе подруги как раз одновременно проходили этот период ломки характеров. Причем не в лучшую сторону...
Итак, они разошлись по своим комнатам, хотя Тоня понимала, что ее гостье хотелось бы поговорить еще. Конечно, они поговорят, но не сегодня. Потому что в какой-то момент ей стало ясно: за сегодняшний день и так поступило информации больше чем достаточно. Тоня из-за этого обилия даже реагировала на все неадекватно.
Для начала полученные сведения следовало обдумать, повертеть в голове и так и сяк и постараться соотнести с нынешней жизнью Антонины Титовой, которая в один момент обзавелась трещиной, словно ветровое стекло автомобиля от хорошего камня.
А ведь было все так хорошо, так спокойно. У нее появился свой дом, о котором не знали люди, каковых ей не хотелось бы видеть. Ей никто не докучал. Никто не пытался ограничить ее свободу. Она никому и ничего не была должна.
Недавно у нее появился даже воздыхатель – директор ресторана в районной станице, где она в свои довольно частые приезды то за материалами для рисования и изготовления скульптур, то за продуктами, которых не было в поселковом магазине, обычно затаривалась.
Например, покупала хорошую деликатесную колбасу или какую-нибудь модную тряпочку, когда у нее появлялись случайные деньги – вроде суммы, полученной за оформление детского садика.
И она никогда себе не отказывала в возможности вкусно поесть в ресторане, оборудованном вполне современно.
Костя, однажды напросившийся с ней на поездку в район, тоже не отказался пообедать в ресторане, о котором отозвался:
– А что, все как у больших.
Кстати, директор – звали его Дима Верещагин – сразу ее заприметил. По его знаку к Тоне в первую очередь подлетали официанты и всегда приносили что-нибудь вкусненькое.
Так и говорили:
– Директор советует вам попробовать то-то.
Или:
– Нашему повару сегодня особенно удалось это.
Однажды она зашла в ресторан с директором совхоза, который оказался знакомым Димы и по просьбе последнего молодых людей познакомил.
А потом, вроде между прочим, шеф рассказал Тоне, что Верещагин вдовец и один воспитывает ребенка. И что станичные бабы наперебой пытаются заманить его в свои сети и уверяют, будто просто мечтают воспитывать такого хорошего мальчика, как его сын. А ребенку, конечно, нужна мать, но еще больше Диме нужна жена, и не какая-нибудь, а любимая.
В общем, они познакомились, а потом Дима напросился к ней в гости, где пришел в полный восторг от ее парка деревянных скульптур.