Бастард-2

Глава 16

Уже и не знаю, кто я такой. Эти десять лет не прошли даром. В чужом теле, в чужом мире — что осталось от меня — ТОГО? Сумел я сохранить свою душу, или нет? Что во мне осталось от землянина, для которого человеческая жизнь была такой ценностью, что сто раз должен был подумать, прежде чем ее отнять?

Здесь жизнь человека не скажу, чтобы совсем уж обесценена, но…«Все животные равны, но некоторые — равнее!». Кого-то можно убить практически безнаказанно, а кого-то попробуй, тронь — быстро окажешься на эшафоте. И можно было бы сказать, что этот мир такой плохой, дикий, беззаконный, что на Земле такого не было. Вот только так говорить может только человек, который совершенно не знает историю земной цивилизации. На Земле в средние века все было еще хуже. Помню, читал — местные аристократы просто, и без затей вешали бедняков, которые имели неосторожность попасться им на дороге. Мол, это бродяги! А бродяг надо вешать! Здесь, например, я о таком никогда не слышал. Более того — есть закон, по которому запрещается обращать в рабство, или убивать людей без суда и следствия. Все должно происходить в рамках закона.

Другой вопрос, что закон, как и во все времена и во всех мирах исполняется так, как это удобно власть имущим. Если аристократ поклянется, что простолюдин его оскорбил, а тем пуще попытался напасть на него, и потому пришлось поставить на место «зарвавшееся быдло», то бишь убить — кто осмелится оспаривать его слова? Он же ЧЕСТЬЮ поклялся! А честь для аристократа…бла…бла…бла… В общем — все, как всегда.

Мне все-таки повезло. Я оказался в теле мальчишки, происходящего из древнего аристократического рода, и пусть даже этот род захирел, а мой отец вообще мятежник и негодяй (с точки зрения закона, конечно же), но я все равно аристократ, и фактически принадлежу в числу небожителей, для которых некоторые законы не писаны, а другие законы относительно меня строго соблюдаются. И как-то уже и попривык к своему исключительному — относительно тысяч и тысяч простых людей — положению в обществе. И вот, как-то в очередной раз раздумывая о том, что мне нужно бежать и спрятаться, ускользнув от зорких глаз моих кураторов, я четко осознал, что отказываясь от своего имени, от своего титула, тут же выпадаю из своего гнезда в социальной структуре общества, становлюсь обычным человеком, на которого не распространяются все те бонусы, которые получил автоматически вместе со своим новым телом. Меня можно будет безнаказанно убить, меня можно осудить и казнить, меня можно разорить, и если это сделает аристократ, он не понесет за это никакого наказания. И от этой мысли мне стало нехорошо.

А потом мне вдруг пришло в голову, что есть еще один путь, и этот путь вероятно будет самым верным, самым правильным и прямым — в сравнении с тем, что я некогда себе запланировал.

После устроенной мной бойни двух Кланов и последующих городских беспорядков прошло около недели. Вошедшие в город пехотинцы буквально за сутки погасили мятеж, который собственно мятежом никаким и не был. Просто смута, которая имела целью не смену власти, и не разгон ненавистных чиновников-коррупционеров, а банальный грабеж и разбой, как это всегда бывает при массовых беспорядках. Кто-то устраивает революцию, а кто-то банально чистит лавки, освобождая хозяев от излишков накопленных ими материальных ценностей. Как только запахло жареным — грабежи и мародерство тут же прекратились, а грабители превратились в обычных добропорядочных горожан. И не скажешь теперь, что некий приказчик из лавки, торгующей тканями вместе со своими подельниками пытался прошлой ночью подломать ювелирную лавку, а вон тот булочник поджег дом конкурента, облив угол вражеской булочной зажигательной смесью на основе минерального масла. Под шумок много чего можно сделать, и даже сотворить. И если не поймали на месте — кто докажет, что на тебе камзол попавшегося под руку прохожего, чей труп уже доели канализационные крысы.

Все эти дни Ирен и ее спутники не выходили из поместья Содии. И волшебница, и я — в категорической форме запретили им высовываться с охраняемой территории, с чем и ворка, и ее спутник согласились без всякого сожаления. Мне даже не пришлось объяснять причины такового запрета. Все было совершенно очевидно.

Я в это время выходил в город, и не раз — дважды ночевал в Академии, мне нужны были кое-какие снадобья, а химическая лаборатория Академии самая лучшая в городе. Где, как не в ней готовить эти штуки? Хорошо, что ингредиенты я накупил заранее, и кроме того — при химлаборатории имелся свой склад колдовских припасов. Единственно что — мне пришлось за них платить, ибо это были не те припасы, которые выдаются ученикам во время лабораторных занятий, а я уже не учащийся Академии. Теперь эти снадобья для меня только за плату.

Мои выходы «в народ» прошли практически безболезненно. Для меня. Один раз мне в спину прилетел булыжник, но его отбил мой амулет физзащиты (хороший такой булыган прилетел!), другой раз — арбалетный болт. И его отбил амулет. В третий раз меня встретила группа пьяных мужиков, по виду портовых грузчиков, и потребовала, чтобы я расстался с содержимым кошелька, и всем, что у меня есть. А потом с богом отправиться гулять куда подальше, ибо жизнь моя им не нужна, а вот камзол вполне пригодится. Нет, убивать не стал. Просто отлупил мечом — плашмя. Двух самых бОрзых. Этого хватило. Остальные быстро удалились прочь, на глазах трезвея, матерясь, как…как портовые грузчики. Пожалел. Это же не грабители, а просто дурная толпа, подогретая халявным вином. Небось, семья есть, и дети…пусть живут, придурки. Они же не собирались меня убивать.

Разговор с Ирен назрел сам собой. Он давно зрел, только…всему свое время. И жизненно важному разговору — тоже. Вообще-то я его откладывал, сколько мог, и вот…

Мы сидели друг напротив друга, девушка с другого материка, и я…взрослый человек в теле молоденького парнишки, и…я не знал, с чего начать. Девушка смотрела в столешницу, я глядел в ее прекрасное, лишенное каких-либо изъянов, слишком совершенное для человека лицо, и слова застревали у меня в глотке. А потом все-таки решился:

— Выходи за меня замуж!

Ирен вскинула на меня взгляд, и ее голубые глаза стали такими огромными…что это показалось нереальным — ну не могут быть у человека, у девушки такие глаза — ну просто как блюдца! Не ожидала, ага. А я все нажимал:

— Я люблю тебя. Как только увидел, так и полюбил! Ты мне снишься! Я не представляю жизни без тебя! И не хочу тебя потерять!

Ирен молчала примерно минуту, таращась на меня, как на какое-то чудо морское, потом недоверчиво помотала головой: