Мертвый сезон

– Что вы говорите?! – притворно изумился Глеб, для которого все это не было новостью. – Ай-яй-яй! Наверное, ему угрожали.

– Чего не знаю, того не знаю, врать не стану. Может, и угрожали. По крайней мере, вся городская милиция стоит на голове – тоже ищут маньяка.

– Найдут, как вы думаете?

– Я вас умоляю! Я удивляюсь, как они могут самостоятельно расстегивать брюки, когда им надо в туалет. Вы будете смеяться, но вчера ко мне заходил участковый.

Глеб как ни в чем не бывало насадил на вилку кусочек помидора и отправил его в рот.

– Спрашивал, кто еще, кроме меня, проживает в квартире, – продолжала Роза Соломоновна, испытующе поглядывая на него.

– В самом деле? – равнодушно сказал Глеб. – И что вы ему ответили?

– Что я ему ответила? Я вас умоляю! Ответила, что тут проживает подозрительный брюнет, охотник за юбками, как две капли воды похожий на тот фоторобот, что он мне показывал.

– А он вам и фоторобот показывал?

– Вообразите себе! Этакая образина в темных очках. Я ему сказала, что живу одна и чтобы он употребил свой фоторобот по назначению – сходил с ним в сортир. Это курортный город, здесь девяносто процентов населения снимают темные очки, только когда ложатся спать. И худощавых брюнетов здесь сколько угодно. Кстати, этого маньяка, которого они ищут, зовут Федором, прямо как вас.

– Кошмар, – сказал Глеб. Игривый, ернический тон Розы Соломоновны перестал ему нравиться. Он предпочел бы, чтобы старуха говорила серьезно – тогда, по крайней мере, он смог бы понять, что она намерена делать. Но Роза Соломоновна, при всех ее недостатках, была неглупа, и тон этот взяла явно не напрасно, а специально для того, чтобы раньше времени не открывать карты. – И вам не страшно жить под одной крышей с возможным маньяком?

– Если бы было страшно, вы бы сейчас сидели не здесь, а на нарах, – заявила Роза Соломоновна. – И были бы не блондином, а лысым. Но вы сидите здесь, и я вам больше скажу: даже если бы я точно знала, что они ищут именно вас, вы все равно сидели бы здесь и кушали мой салат. Я вам говорила, что мой папа был хороший врач, уважаемый в городе человек. Соломон Розенблюм – это таки было имя! Но я вам не говорила, что он умер в лагере, на лесоповале. Вот, теперь сказала. Делайте с этим что хотите, хоть с кашей ешьте.

– М-да, – промямлил Глеб, думая о том, что по правилам его работы старуху полагалось бы убить прямо сейчас, пока она снова не встретилась с кем-нибудь из своих многочисленных подружек. – Спасибо, Роза Соломоновна. Но мыто с вами знаем, что я не тот, кто им нужен, правда?

– Бросьте трепаться, юноша, я ведь сказала, что мне это безразлично. Я вам верю, но мне кажется, вам будет полезно знать, что вместе с участковым приходил некто в штатском. Такой, знаете ли, невзрачный человечишка, и выглядел он так, будто его месяц корова жевала. Типичный старый холостяк, и спит прямо на ходу. Но взгляд у него – ой-ей-ей!

– Наверное, кто-то из домоуправления, – предположил Глеб, который знал, что это не так. Портрет жеваного мента, данный только что наблюдательной Розой Соломоновной, был прямо как живой. Именно с этим человеком Глеб столкнулся в гостинице после ликвидации Гаспаряна.

– Ну конечно! – воскликнула Роза Соломоновна чуть ли не с восторгом, как будто Глебу удалось развеять какие-то ее сомнения. – И под пиджаком у него висел не пистолет, как мне, дуре старой, сослепу почудилось, а дырокол или настольный калькулятор! Кстати, я сейчас возвращалась с рынка и приметила во дворе машину, в которой сидят еще двое сотрудников домоуправления. Ну, идите уже в ванную, снимайте этот колпак и полюбуйтесь, на кого вы стали похожи!

Глеб последовал ее совету, прошел в ванную и, сняв с волос полиэтиленовый чепец, сунул голову под кран. Вытершись протянутым Розой Соломоновной сероватым полотенцем, он посмотрелся в зеркало.

– Мама, – тихонько сказал он.

– Ваша мама вас теперь ни за что не узнает, – сказала позади него Роза Соломоновна, – особенно если вы не станете надевать эти ваши глупые очки. Ну, что теперь? Пойдете на свидание?

Глеб немного помедлил с ответом. Роза Соломоновна смотрела на него спокойно, с улыбкой, как будто и впрямь думала, что перед ней – безобидный чудак, перекрасивший волосы, чтобы понравиться девушке. Глядя на нее, в это было легко поверить, и Глеб подумал: "А почему бы и нет? Пусть так и будет. Не убивать же ее, в конце-то концов, из-за того, что сам наследил, как бегемот в галошах..."

– Да, – сказал он, – вы, как всегда, правы – на свидание. Пускай теперь попробует сказать, что предпочитает брюнетов! Тогда в вашем солнечном городе произойдет еще одно убийство. Или, на худой конец, самоубийство.

– Вот еще, – сказала Роза Соломоновна пренебрежительно. – Убийств, по-моему, уже хватит. А самоубийство – глупость.

– Отчего же, – возразил Глеб. – Некоторые находят суицид романтичным.

– Если хотите быть романтиком, будьте им, – великодушно разрешила Роза Соломоновна. – Только зачем же так мрачно? На вашем месте я бы нашла более простой и менее смертоносный способ удовлетворить свою жажду романтических приключений. Например, отправилась бы на свидание не как все нормальные люди, а через чердак. Там немного пыльно и пахнет голубями, но зато так романтично!

– Это мудрый совет, – сказал Глеб. Проклятая старушенция никак не желала успокоиться и дать ему возможность притвориться, что он ничего не понял. – Пожалуй, я им воспользуюсь.

– Только не увлекайтесь, – сказала Роза Соломоновна. – Не забудьте про тех двоих из... гм... из домоуправления. Управдомы терпеть не могут, когда лазят по пожарным лестницам.

– Ну, что вы! – сказал Глеб. – Я с детства боюсь высоты. Представляете, когда все с умилением вспоминают, как они стояли на табуретке и читали стихи, мне приходится скромно помалкивать – я не мог стоять на табуретке. У меня сразу начиналось головокружение, и я падал.

– Ах вы бедное дитя! – с преувеличенным сочувствием воскликнула Роза Соломоновна и всплеснула руками. – Ну, ступайте, ступайте, она вас, наверное, уже заждалась. Да и участковый обещал еще разочек зайти. По-моему, он не поверил, что у меня нет постояльца.

Когда Глеб уже стоял в дверях, она негромко сказала ему в спину:

– Любопытно, каково это – чувствовать себя гневом божьим?

Глеб обернулся через плечо.

– Не знаю, – сказал он. – Сложное, наверное, ощущение.

– А по-моему, паршивое, – возразила Роза Соломоновна. – А вдруг ошибешься?

– Да, – медленно произнес Глеб, – наверное, вы правы. Да, по преимуществу, пожалуй, паршивое. Но судьбу не выбирают. Я, по крайней мере, не выбирал.

– Бедное дитя, – повторила Роза Соломоновна, и на этот раз Глебу показалось, что она говорила искренне. – Ну, идите уже, блондин, хватит болтать.

"Мировая старуха, – думал Глеб, пробираясь по пыльному чердаку, где действительно сильно пахло голубиным пометом. – Только бы не оказалась стукачкой. Только бы то, что она рассказала про своего папу-психиатра, было правдой. Впрочем, все это очень скоро выяснится – минуты через две, не позже".

Пройдя по чердаку, он через открытый люк проник в угловой подъезд. Здесь, на площадке между вторым и третьим этажом, он остановился, поставил на пол сумку и вынул из нагрудного кармана какую-то бумажку. Развернув, Сиверов на минуту прижал ее к верхней губе, а когда отнял, под носом у него красовались аккуратные рыжеватые усики, чуть более темные, чем его соломенная шевелюра. Проверив, хорошо ли они сидят, с помощью карманного зеркальца, Глеб выглянул во двор через пыльное, засиженное мухами и затянутое паутиной оконное стекло. Машин во дворе стояло штук десять, но только в одной из них сидели люди. Их было двое, и оба со скучающим видом курили в открытые окна. "Управдомы", – пробормотал Глеб.

На самом деле это было вовсе не смешно. Жеваный мент оказался настоящим мастером своего дела; оставалось только гадать, как он сумел разыскать Глеба в пестрой толчее курортного города. Но он как-то разыскал, и, похоже, можно ожидать группу захвата в ближайшие часы. Впрочем, поразмыслив, Глеб решил, что это вряд ли: жеваный мент осторожничал, выжидал, присматривался, а значит, не был уверен в правильности своих выводов. Связанный по рукам и ногам необходимостью соблюдать закон или хотя бы делать вид, что соблюдает, он упустил драгоценное время, и сейчас плоды его многодневной кропотливой работы пойдут насмарку...