Неуязвимая

Кей очень бойкий, энергичный мальчишка, за неимением большого выбора хобби обожающий быстрый бег и книги. У него очень пытливый ум. Этот парень круглосуточно готов учиться чему-то новому. Однако у него есть одна проблема, которая в прошлом мире не составила бы для него серьёзных затруднений, но в новом мире всерьёз может стоить ему даже жизни. Я не уверена в этом на все сто процентов, но парнишка, вроде как, дислексик. Несмотря на то, что он хорошо читает, считает и пишет, и всему этому он научился с минимальным количеством обучающих занятий с моей стороны – до пяти лет я его ещё учила, после он стал самообучаться по специальной литературе, раздобытой мной в разбитой местной библиотеке – всё же у него были заминки, которые я заметила не сразу. Ему было около шести лет, когда я впервые обратила внимание на то, что он не просто не умеет завязать шнурки на своей обуви, но реально не может состыковать один шнурок с другим, хотя и старается при этом изо всех своих сил. Вспомнив о лучшем друге отца, который однажды рассказывал нам о своём племяннике дислексике и его проблемах со шнурками, я занервничала и начала присматриваться к парню. Уже в мелком возрасте он читал даже быстрее Лив, умел безошибочно складывать в уме двузначные числа, быстро писал под диктовку сказки и при этом выводил буквы приемлемым для ребёнка почерком. Но шнурки завязать не мог. Его пальцы попросту не были способны состыковать две веревки. Проблемы с координацией вскоре проявились в виде ещё одного серьёзного пункта: парень путал направления. Сколько бы я ни пыталась его обучить, к каким бы хитростям ни прибегала, Кей неизменно терялся перед определением правой и левой сторон, и, по итогу, действовал с промедлением, всегда наугад, при этом зачастую так и не угадывая верное направление. Кроме неспособности вязать узлы и отличать “право” от “лево”, а север от запада, у Кея больше не было проблем. По крайней мере, я больше не выявила.

На первый взгляд проблемы Кея с координацией и некоторой путанницей в направлениях света будто бы поставили на его великом будущем охотника серьёзный крест. И всё же я отказываюсь сдаваться, а потому продолжаю настаивать на своём: однажды взяв в руки двустволку этот парень научится попадать не в единицу, а в десяточку. Он уже изредка попадает в двойку или тройку. В конце концов, у нас, вроде как, ещё есть время для обучения. Если же меня не станет слишком рано для того, чтобы он смог позаботиться о себе, по крайней мере он сумеет прокормить себя ягодами, грибами и рыбной ловлей, в которой он проявил себя даже лучше Лив. Парень выживет. Даже без меня и особенно без Лив. Бедная Лив… Ей за эти годы досталось очень сильно. Она дважды всерьёз едва выкарабкалась живой из истощающих организм лап сильнейших гриппов, семь лет назад заблудилась в лесу и провела в нём трое суток без еды и воды пока я, наконец, не отыскала её изнемогающей от жажды в пяти километрах от нашего дома, однажды в городе её в плечо подстрелил траппер, после чего она лишь благодаря чуду избежала сначала фатальной потери крови, затем заражения крови. Шрамов на её теле больше, чем на моём: огнестрельное ранение – результат столкновения с траппером во время нашей вылазки за медикаментами; след от укуса на щиколотке – результат встречи с одичавшей собакой; сильный ожог на запястье – от сломавшейся газовой горелки; тонкий порез вдоль всего левого трицепса – падение в яму с разросшимся кустом дикого шиповника; ещё один порез чуть выше правого локтя – случайное падение на собственный нож. Лив очень проворная, за счёт своей более мелкой комплекции может быть даже поворотливее меня, и тем не менее шрамов она себе за эти годы насобирала целую коллекцию.

В отличие от Кея, стреляет Лив отменно. Она обожает хвастаться своей меткостью перед мальчишкой, используя для этого холостые патроны и самодельные мишени, и тем не менее охотиться она не любит. Вернее, не любит заходить в лес. Случайно пролетающего мимо дома голубя она безошибочно снимет одним метким выстрелом – я лично видела разорванную тушку этой птицы, прибитой из моего начищенного ружья, – или может повыбивать белок из ближайших зарослей орешника, но в лес заходить она боится и потому изо всех сил избегает этого мероприятия. Говорит, что её раздражают слишком громкие голоса птиц, но я понимаю, что проблема кроется глубже. Страх перед лесом у неё появился ровно семь лет назад, после того, как она, заблудившись в нём, безрезультатно пыталась найти дорогу домой, при этом не имея при себе оружия, еды и воды. Когда я отыскала её на закате третьего дня, она была дико напугана и проплакала, обнимая меня, с полчаса минимум. С тех пор в лес она заходить боялась, но вслух признаваться в своём страхе не желала, а потому грешила на чрезмерно громкое пение птиц, якобы сводящее её с ума и отвлекающее от охоты.

Фобия перед лесом Лив и хромающая координация Кея фактически делали их заложниками положения: теперь они оба зависели от моей удачливости на охоте. Кей, понимая этот факт не хуже Лив, ежедневно пытался перевесить чашу весов независимого существования в свою сторону: каждый день тренировался сбивать банки с дальнего расстояния при помощи холостых пуль или камней, выпускаемых из профессиональной рогатки, продолжал упорно мастерить получающиеся у него неказистыми силки и уже третий год пытался сплести мне в подарок фенечку (дальше пятого узла так и не продвинулся). В дни, в которые я не брала его с собой в лес, он играл в защитника моего тыла, поджидая моего возвращения с тренировочным оружием, способным стрелять только холостыми пулями. Лив же, вместо того, чтобы справляться со своей фобией, сосредоточилась на том, в чём она ощущала себя лучшей и что помогало ей оставаться вне борьбы со своими страхами: силки, ловушки и заточки. Она делала их поистине искусно. Силками и ловушками она баловалась только внутри нашего убежища и по его периметру, при том, что их применение в лесу было бы сложно переоценить, зато её заточки часто сильно помогали нам при вылазках в город. Заточки она делала из столовых приборов, из сломанных ножек табурета, из прутьев детской кроватки, из стволов молодых деревцев и веток кустарника – практически из всего, что поддавалось точению. Её орудия получались гладкими, лёгкими, острыми и красивыми, благодаря украшающей их резьбе. Я с удовольствием пользовалась некоторыми из них, чтобы отдать дань стараниям сестры, но в основном с ними баловалась сама Лив. В результате таких недетских игр она с легкостью научилась метать смертоносные орудия так, как я стрелять из ружья – точно в яблочко с впечатляюще большого расстояния. Думается мне, что если на наше укрытие когда-нибудь нападут трапперы, прежде, чем они испытают мою меткость, они, скорее всего, падут от искусства Лив. Я в этом практически не сомневаюсь потому, что уже видела сестру в деле. Однажды она уложила в городе сразу двух трапперов, при этом не моргнув и глазом, пока я, моргая, раздумывала о возможных путях отступления. Если бы не её уверенность в тот момент, нас бы двоих сейчас уже не было в живых – болтались бы артефактами на шеях более расторопных трапперов.

Главной защитницей, добытчицей и в принципе деятельницей в нашем небольшом сообществе считаюсь я. И тем не менее на сегодняшний день Лив убила на трех трапперов больше, чем я. Хотя теперь наш разрыв достиг одного траппера. Сегодня я прикончила сразу двух. Стоит ей сообщить об этом моменте и тем самым сбить с неё спесь – гордость за каждого приконченного траппера в Лив просто зашкаливает. С каждого убитого ею траппера она обязательно срывает артефакты, после чего “захоранивает” их в одном облюбованном ею месте на окраине леса. Меня же убийства, пусть даже конченных трапперов, не воодушевляют, и той символичности, которой наделяет их Лив, я им не надаю. Скорее наоборот – чувствую усталость после каждого подобного случая, пусть их всего и было почти ничего: несколько капель в океане погибающего человечества. Лив думает, что убивая трапперов она освобождает души тех людей, кости которых они носят на себе, как украшения, и параллельно спасает их потенциальных жертв. В моём же понимании убийство человека – траппера ли, не траппера ли – есть убийство человека, и ничего благого оно из себя не представляет. В этом мы сильно отличаемся: Лив способна идеализировать даже убийство, я же не способна идеализировать даже менее тяжкие грехи.