Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 12

Война для семьи Симоновых все не кончается…

Синие стрелы наступления немецких войск и красные – советских каким-то образом рассекали местности на карте в стороне от Каменска-Шахтинского. Да, тут стояли части оккупантов, да, на главной площади городка проходили казни, но в целом город не очень был разрушен, а окраины война задела только самым концом своего огненного крыла. На окраине находился старый дом семьи Погребновых, в котором родилась, выросла и всю войну прожила Клеопатра Харитоновна, мама рано овдовевшей Веры Михайловны Симоновой.

Надо было иметь очень большую смелость, чтобы оставить квартиру, работу в более или менее благополучной Алма-Ате и летом 1945 года отправиться на Дон, еще недавно бывший под пятой оккупантов. Но Вера Михайловна была человеком решительным, она понимала, что если не сумеет спасти себя от сжигавшего ее туберкулеза, то хоть поставит на ноги сыновей. Вся надежда была на большой приусадебный участок матери и коз, которых держала Клеопатра Харитоновна. Козье молоко, конечно, не пенициллин, который, говорят, уже кое-кого поставил на ноги, но где тот пенициллин, а козье молоко – вот оно, каждый день парное, полезное.

Большой дом и приусадебный участок наполнились голосами, и, наверное, чудеса все-таки существуют: здоровье приехавшей из эвакуации семьи стало поправляться. Мама медленно пошла на поправку, а сын – тот вообще вдруг ударился в рост.

Михаилу в то время было уже шестнадцать, и он много работал на земле, в саду, но еще больше времени проводил на свалках боевого снаряжения, покореженного войной. Сколько же было здесь оружия, и стрелкового, и артиллерийского, были даже развороченные прямым попаданием фашистские «тигры» – тут радость охватывала душу – получи, гад! А когда видели разбитый Т-34, к горлу подкатывал ком – у каждого пацана, рывшегося на той свалке, в откатившейся на запад войне кто-то погиб или пропал без вести. Вернувшихся с фронта мужчин почти не было.

Самым любимым местом была та часть пустыря, где громоздились сдвинутые бульдозером разбитые самолеты.

И вот здесь, не покривив душой, скажем, что именно тогда у Михаила оформилось желание стать строителем самолетов. Не то детское «хочу быть летчиком!», а конкретное – «хочу поступить учиться на самолетостроителя». Как ни странно, мечты внука поддержала бабушка, нагадавшая ему, что он закончит в Москве самолетостроительный институт и станет замечательным-презамечательным конструктором.

Вера Михайловна, выслушав сына, приняла давно выстраданное решение: надо переезжать в крупный город, где дети могли бы учиться. Козье молоко, картошка-моркошка сделали свое дело: и сама она, и дети окрепли, наелись, обогрелись у бабушки, надо было думать и о душе, как она говорила. Будучи педагогом, Вера Михайловна понимала, сколь важно заложить фундамент образования. И сама она чувствовала себя уже достаточно хорошо, чтобы пойти работать – ей, опытному педагогу, найти хорошую работу можно было только в большом городе.

Такой вариант можно было реализовать в Ворошиловграде, где жила сестра ее погибшего мужа. Списались, столковались, и с двумя фанерными чемоданами, которые, кряхтя, тащили два сына, отправилась усеченная семья Симоновых в путь. Оно вроде и недалеко от Каменска до Ворошиловграда, а двое суток на перекладных пришлось добираться.

В тесноте пришлось жить поначалу: в двух комнатушках шесть человек, но по тем временам и не такое бывало. И дело заладилось: Вера Михайловна сразу же нашла работу в местном пединституте, а ребята устроились в хорошую школу.

Ворошиловград, конечно, был основательно разрушен, тем не менее мирная жизнь уже брала свое: в парке по вечерам играл духовой оркестр, случались танцы, на которых самыми завидными кавалерами были курсанты летной школы, готовившей летчиков на штурмовики Ил-2. Шестнадцатилетние ребята вроде Миши, на тацплощадке бывшие чаще в роли зрителей, завидовали летчикам, как настоящим небожителям. Многие ровесники Михаила готовились поступать в это училище. Знакомства с курсантами заводились легко, и в руках у мальчишек появились авиационные плакаты типа «Все на самолет!», листовки ко Дню авиации, а Михаилу подвалила необычайная удача – он стал обладателем удивительной брошюры под названием «Некоторые ошибки пилотирования», которая надолго завладела его воображением. А на окраине учебного аэродрома была еще одна прекрасная свалка разбитых самолетов, и наших, и немецких. Чего только там не находили – приборами, деталями тех самолетов были завалены все укромные углы в жилище Симоновых. Авиация все больше захватывала ребят, которые поголовно хотели стать сталинскими соколами. Все, но не Михаил Симонов. У него была другая планида, как говорила бабушка. И вот теперь эта самая планида вновь круто изменилась. Бабушка в Каменске, та, нагадавшая, что старший внук будет учиться в Московском авиационном институте, серьезно заболела.

Да, судьба не была милосердна к семье Симоновых: едва только все, казалось, устроилось в Ворошиловграде, как из Каменска-Шахтинского пришла печальная весть: умер отец Веры Михайловны и тотчас же слегла Клеопатра Харитоновна, которая ушла вскоре за мужем…





Проклятая вдовья доля! Пришлось возвращаться. Пришлось снова переводить детей в местную школу, а ведь старший сын Михаил был уже в выпускном классе, Вячеслав – в восьмом.

Но Вячеславу не довелось доучиться в восьмом классе: он поехал на попутной машине к дяде на электростанцию, но шофер, везший в кузове кислородные баллоны, нарушил правила, и пятнадцатилетний юноша погиб на месте аварии. То был год 1947-й. Не находившая от горя себе места Вера Михайловна с горечью сказала, обнимая оставшегося единственного сына: «Война для нас все не кончается, Миша. Береги себя ради всех нас».

«Мы еще вернемся за подснежниками!»

Теперь слегла и мама, и все заботы по дому легли на Михаила. Он, как мы уже знаем, не был балованным ребенком, суровая жизнь учила детей войны самой главной науке – науке выживания. Так что Михаил умел и печи топить, и еду готовить, и стирать, и разную мужскую работу по дому делать. А выпускные экзамены прямо-таки катили в глаза. Испытания (так еще называли экзамены в те годы) не особо тревожили молодого человека – Михаил учился легко, в школе был на хорошем счету, его даже некоторым образом тянули на медаль. И он оправдал возлагавшиеся на него надежды: в аттестате была только одна «четверка» – за сочинение. Юношу же тревожил предстоящий выбор пути. Не в смысле кем быть, с этим он давно определился. Мы уже знаем, что Михаил Симонов принадлежал к той редкой породе людей, которые знают, для чего они родились на свет, знают цель жизни и, не сворачивая, идут к намеченной цели.

У него же получалось, что свернуть придется. Целью его на этом этапе был Московский авиационный институт. Этот вуз был, по его мнению, дверью в большую авиацию. Молодой человек наизусть выучил специальности всех факультетов, знал программы всех курсов, но, увы, уезжать далеко от дома, где была больная мать, которая выходила, вынянчила их в войну, было никак невозможно.

«Ради всех нас». Это она имела в виду и отца, погибшего в Сталинграде, и брата, и деда с бабушкой, и весь симоновский род…

Из того, что было ближе всего, оказался Новочеркасский индустриальный институт. Сто километров по прямой, как говорили шоферы.

«Ради всех нас».

На рейсовом автобусе и двух попутках он добрался до Новочеркасска за три часа. Это было то что надо. Это значило, что каждую неделю, а то и чаще он может бывать дома.

Институт произвел на Михаила глубокое впечатление. До революции здесь располагалось высшее училище Всевеликого войска Донского, и казацкие атаманы не пожалели средств на то, чтобы сделать его лучшим в стране. Солидное четырехэтажное здание стояло в глубине городского сада. Украшенный колоннадой вход открывал невероятной красоты мраморную лестницу, упиравшуюся в писанный маслом по штукатурке поверх прежних ликов портрет товарища Сталина. Первый, как говорили, был лик государя-императора, а оккупанты изобразили… страшно сказать, кого они изобразили.