Страница 22 из 78
И злилась.
— А чего он тут орет?
— Говорит, будет ходить по городу и упреждать! Через месяц расступится море, и выйдут из него морские гады....
— ...и пожрут они неверующих! И только тот, кто впустит в сердце свое Альдоная, тот спасен будет! — донеслось с улицы.
— Чего ему на центральной площади не проповедуется?
— Да кто его там слушать-то будет? Градоправитель и вовсе выпороть пригрозил, вот он и шляется, ищет, где народу больше... а тут-то много!
Лиля представила, как этот паразитский проповедник будет приходить к ним под окна.
Народу много?
То-то и оно, что много!
Они же и на вынос торгуют. Постучался в окошко, да и получил себе покушать. Даже с ценой посуды все одно выгодно выходило. А иные хозяйки и со своей тарой приходили. Мало ли у кого какая беда, бывает так, что баба и сготовить ничего не может. Примерно раз в месяц, кстати, у любой женщины все из рук валится.
Так что очередь не переводилась. Они б и рады ее не создавать, да кухня не всегда справлялась. Горшочкам же не прикажешь действовать втрое быстрее? Пока протомятся, пока положенное время на углях постоят — вот и соберется человек десять. Правда, без спора, без драки. Кто в трактире рюмочку выпьет, кто с соседкой поболтает — драк не случалось. И то — стражники бдили.
Понятно, что проповедника сюда принесли черти.
Мальдоная, с учетом географии.
Ну, заяц — погоди!
— ... каждый, кто откажется, сгинет в геене огненной, и гореть там будет до скончания дней, и Мальдоная ему будет на голову ногой наступать...
Ага, можно подумать — она дура?
Ногой, да на горящую голову? Радикальный метод пожаротушения....
Лиля криво усмехнулась, подхватила с полки тяжелый медный половник, спрятала его за спину, и огляделась вокруг.
О! Колбаска!
Домашняя, натуральная, а пахнет так...
Похудеешь тут после родов, как же! С такими продуктами!
Лиля цапнула колбасу — и вылетела за дверь.
Проповедник был сед, худ, просушен ветрами и выглядел отъявленным прохвостом. Лиля невольно вспомнила Ходжу Насреддина.
Там какого-то мудреца обрили, и всем сразу стало ясно — жулик и вор. Просто его хорошо борода и шевелюра маскировали.
Ну так этого — тоже.
И балахон такой... выразительно грязный и драный, и вши копошатся... Лиля поежилась, но решила не отступать.
Проповедник как раз стоял к ней боком, и разглагольствовал перед покупателями. Ну, сам напросился.
Опытным взглядом Лиля выцепила вдову стекольщика, одну знакомую тетку с рыбного рынка, двух стражников, нищего...
Проповедник, ты попал.
Или попадешь сейчас...
На минуту мужчина замолчал. Дух перевести. Не все ж время так орать, горло не казенное! И Лиля тут же воспользовалась моментом.
— Господин, вы откушать не соизволите?
Проповедник повернулся.
Понятно же, мужик! На слово «кушать» они автоматически разворачиваются. Рефлекторно.
Колбаса пахла.
— Ты, дщерь Альдонаева...
Перехватить инициативу Лиля не позволила.
— Я, а то кто ж! Все мы дети Альдоная, господин, — колбасу она пихнула в руку мужчине.
А пусть отвлечется. Чтобы не сразу осознал подставу.
— А... — колбаса вызвала у оппонента неконтролируемое слюноотделение. Точно. Вот тут он и попался. Очередь настороженно так замерла, глядя на разворачивающееся зрелище. Замерли и сопровождающие пророка. На нападение они бы ответили, но если их духовного лидера колбасой прикармливают? Вроде ничего страшного в этом и нет? И колбаса пахнет... может, и им чего перепадет? А еще беседа. Худо в этом веке с телевизором, тут на что угодно бросаться будешь!
— Господин, а вы вот, рассказывали про конец света?
-Да!
— И скоро это произойдет?
-Да.
— А вы вот так все-все и знаете?
Проповедник покосился на глупую бабу. Но колбаса безмолвно взывала к его доброте. А вдруг и еще чего дадут? Тоже дело...
— Вижу я, дитя Альдонаево, все, что произойдет...
— И вскорости — и потом? Да? — еще глупее округлила глаза Лиля.
— Вижу! И горестно мне...
— Потому что шарлатан ты! И прохвост! — рявкнула Лиля, выхватывая боевой половник. И с треском прикладывая его к оппоненту. — Был бы... ты пророк... так знал... бы, что... те(&... поколотят! И... драпал бы... отсюда... без оглядки!
Лиля то и дело прерывала свою речь для очередного удара.
А медный половник для супа — это вам не алюминиевая ложечка. Хотя и ей по лбу тоже больно.5
Это здоровущий черпак, который в супе одной рукой не больно-то поворочаешь. Но уж очень Лиля разозлилась.
И разило врага ее оружие ничуть не хуже, чем легендарные рыцарские мечи. А то и результативнее.
Первыми засвистели и заулюлюкали уличные мальчишки — и откуда только они берутся?
Потом присоединились нищие, потом захохотали и все остальные. А пророк заверещал ошпаренным кроликом, развернулся — и дал деру.
— Колбасу верни, скотина!!! — заорала ему вслед победительница.
Куда там! И на лошади не догонишь. Кто-то из последователей попытался — хорошо пошли! Душевно, возвышенно... эх, надо было еще и поленце прихватить, вслед кинуть! Нет в мире совершенства.
❖ ❖ #
В Берме проповедник так и не прижился.
Увы...
Стоило ему начать где-то проповедовать, как тут же объявлялись желающие пообщаться.
Только вот интересовались они не концом света, а другими, более приземленными вещами. К примеру, половником.
Или колбасой.
Или...
Понял проповедник, что тут ему денег не заработать, да и подался в другие края. И Лиля себя виноватой не чувствовала.
Ее ребенка будить?
У нее под окнами орать?
Будь она графиней, она бы мерзавца приказала на конюшне драть, чтобы не дурил людям головы! Но за отсутствием конюшни...
Сойдет!
Образование — оно никогда лишним не будет. Лиля не помнила, откуда взялся этот способ, но ведь пригодилось же!
А время шло...
Ативерна, Лавери
Майкел Леруа пил.
Вдохновенно и азартно, весело и с размахом. Так, чтобы душа горела, а бутылки плакали. Так, чтобы собеседники кто лежал, кто валялся, а кто и разговаривал — пьянка длилась уже не первый день.
Менялись только места.
Надоело в кабаке — поедем в бордель.
Надоело в борделе?
Разнести его и опять в кабак!
Деньги были.
Адуша горела, душа рвалась на части...
В таком состоянии Майкела и похищать не надо бы — может, и выпытывать все под кувшин вина? Ганц понаблюдал за ним, а потом кивнул своим мыслям.
И несколько золотых монет перекочевало в руки хозяйке борделя.
Вот и комната очередной красотки. Сколько их таких Ганц перевидал! Да и Майкел — не меньше.
Кровать, девушка, ласки, шепот...
В таком опьянении?
Только шептать и оставалось. На большее Майкел был не способен. Но старался... то есть — лежал и ждал, пока постарается девушка.
Та отдавалась работе, но — увы. Не получалось. А потому пришлось пойти на хитрость. Результата девушка добилась, а потом принесла мужчине еще вина. И принялась расспрашивать издали.
— От радости так не гуляют... с горя?
— Не твое дело!
Как бы пьян Майкел не был, откровенничать он не собирался. Пару раз отгавкнулся, а потом проститутка поняла, что может нарваться и на кулак, и поднесла ему еще кубок с вином.
Майкел охотно выпил.
И — захрапел через пару минут.
Сильное снотворное и не таких вырубало. Только вот жить ему с похмелья будет грустно... и что?
Ганц дурака силком не поил, пусть теперь сам плачет!
А уж чего проще — завернуть беспамятное тело в ковер, погрузить в неприметную карету, да и доставить — правильно.
В Стоунбаг.
Там пьяницу и сломать проще будет.
у,< * $
Майкел Леруа открыл глаза — и застонал.
Ощущения были неописуемые. Ей-ей, на дыбе меньше мучаются... наверное. Болело — все. Даже те места, которые болеть вроде бы не должны. Например, волосы и ногти.