Страница 12 из 139
Ругался он и с матерью, что однако не мешало им всем вместе ездить на отдых. Отец постоянно доставал путёвки. И пенистые воды Чёрного моря, и золотые пески Болгарии, вкуснейший виноград Кавказа, и терпкий солёный запах Рижского взморья Ира знала с детства.
На отдыхе отец был обычно сдержан, при людях Иру не ругал, но мог "отыграться" на ней в номере. Мама часто становилась на защиту дочери и ей иногда тоже перепадало.
Была ещё одна проблема - алкоголизм. Да, майор Платон Васильевич Пупыш любил выпить. Это случалось и на отдыхе. Днём отец был вполне нормальным пляжником и пловцом, а вечером с дружками он закатывался в очередной ресторан или погребок... Мама пыталась какими угодно способами увещевать отца, но всё было напрасно. Даже угрозы об уходе из семьи не подействовали.
- Ну и убирайся! - как-то закричал пьяный отец. - И Ирку забирай...
Мама плакала, обещала привести просьбу его в исполнение. И вдруг у неё мелькнула надежда. В Тополинове практиковала врач-психотерапевт и нарколог Манежина. Говорили все, что она успешно лечит от алкоголизма, табакокурения, избыточного веса, заикания, ночного энуреза, нервного истощения и прочего. Проводит как групповые занятия, так и индивидуальные. Её хозрасчётный медицинский центр "Геката" был довольно успешен, и, по слухам, патронировался кем-то из партийных деятелей.
И вот мать уговорила-таки отца поехать к этой Манежиной. Поначалу всё шло неплохо, но потом все поняли, что попали из огня да в полымя. Да отец перестал пить, но попал в сильную зависимость от этой Манежиной. Он уговаривал и жену, и дочь вступить вместе с ним в некую "коммуну", практиковавшую здоровый образа жизни и правильное воспитание. Первоначально Ира согласилась, ездила с родителями. Манежина - толстая, неприятно пахнущая тётка, которая с трудом помещалась на двух стульях, сквозь стёкла толстых очков пронзала взглядами неофитов. Лечебная гимнастика, бег, странные упражнения вроде бы и помогали родителям, но Ира от всего этого только уставала. Манежина, сидя на стуле, всегда либо в белом халате (летом) либо в толстом свитере (зимой) была диктатором, подавлявшим личность.
Она запретила Ире танцевать, объявив о том, что это занятие развратно, а когда узнала об обратном, подошла, больно схватила девочку за плечи и прошептала: "Ты у меня не будешь больше танцевать".
Финальным аккордом стала летняя поездка в лагерь Манежиной. По сути это была чья-то дача и сад. Сама Манежина и её приближённые с удобствами расположились в домике. Остальные же участники "коммуны" жили в палатках в саду, спали на матрацах, набитых травой. Ели исключительно то, что вырастили на грядках. Всякие отклонения, как и плохая работа, карались телесными наказаниями, например, прилюдной поркой. Как-то Ира несла посуду из дома к общему столу, поскользнулась и разбила её. Это вызвало гнев Манежиной и суровое порицание всех остальных. На "суде", где разбирались плохие и хорошие поступки за день, девочке присудили десять ударов ремнём. И при этом, на её робкую защиту решилась только мама.
Спустя день её отвезли в город в шоковом состоянии и с высокой температурой. Лечить приходил не врач, а знахарь Евсей, направленный Манежиной.
Наконец, Ира, температуру и ломоту в теле, и ощущая, что на попку уже сесть не может, заявила:
- Я больше туда не ногой! Лучше с балкона прыгну!
Мама с ней согласилась. Она устала от всего. Отец накричал, советовал вернуться в "коммуну", но так ничего добиться и не смог. После ухода из секты мамы отец бывать там всё реже, постепенно отдаляясь от Манежиной. Но ему-то вся эта история помогла - к рюмке от прикладывался теперь только по праздникам.
***
Ира вспоминала о произошедшем спокойно, ведь это были дела давно минувших дней. Она пыталась уснуть, но тявканье и повизгивание Найды в летней кухне и стук дождя мешали. Иногда ей казалось, что в стекло барабанят чьи-то пальцы, и слышен далёкий голос, вроде знакомый, но слов было не разобрать.
Бабка Ефросинья вероятно давно уже спала. В последнее время ей нездоровилось - болели спина и ноги.
И вдруг Ира вспомнила её просьбу:
"Баню запрёшь. Покормишь Найду, там в кастрюле её еда, закроешь дом на защепку. А я лягу, что-то меня ко сну клонит".
Ира подхватилась! Она забыла покормить собаку, та сидит голодная... Придётся выходить под дождь.
"Ладно, накину халат и возьму зонт, даром его тащила, что ли"...
На цыпочках прошла мимо бабкиной комнаты. Оттуда доносился храп. Взяла в сенях кастрюлю с собачьей едой.
Оказалось, дождь уже почти кончился, гроза уходила. В тёмном саду было свежо и сыро. Собака, сидевшая в летней кухне, разорвала в клочки капусту.
Найда жадно ела из миски, но время от времени рычала. Не решаясь её выпустить, Ира закрыла дверь летней кухни. Она шагнула через грязь и вдруг замерла - под деревом стоял человек. Он зацепил ветку, и Иру обдало водопадом дождевых капель и как-то образумило. Она узнала голос.
- Стёпа?! Ты что здесь делаешь?! Ты почему не дома?
Стёпа стоял весь мокрый и дрожал всем телом.
- Ир, ты прости меня, не гони. Я с-с-совсем з-з-замёрз. На т-трамвай не успел, т-такой д-дождь.... Я вернулся, перелез через з-забор...
- Подглядывал за мной? Мерзкий!
- Нет, т-ты что! Но я знаю, где твоя комната...
- Это ты барабанил по стеклу?
- Я. И звал, Ира, п-прости меня.
- Ты же простудишься. Вот что. Видишь, там душ. Иди туда. Вода в баке, конечно, уже холодная. Но в сенях есть керосинка, я сейчас нагрею хотя бы полведра.
- Ты что, я не буду... З-зачем?