Тебе почти повезло

Несмотря на усталость и взвинченные нервы, он чувствовал, что провести дома остаток дня у него не получится. Его здесь все раздражало и… пугало. Хотелось уехать, желательно подальше. Только на это он не имел права. Его как бы предупредили — невыездной. Куда он мог поехать, с кем поговорить, кому он вообще нужен со своими проблемами? Да и без них никому не нужен…

Присев в коридоре на банкетку, он набрал номер Лизы. Она, скорее всего, ждала его обещанного звонка. О чем он сейчас собирался с ней говорить, Влад точно не знал. Но ему во что бы то ни стало нужно сейчас услышать хоть чей-нибудь голос. Гудки бесконечно тянулись один за другим и пропадали, как в бездну. Она не ответила. Влад прислонился затылком к стене и опустил веки. И почему он решил, что Лиза ждет его звонка? Хотя, может, и к лучшему. Пойти с ней праздновать, как он обещал накануне, не было повода. Рассказывать о своем поражении и в творчестве, и в жизни — того хуже.

Однако спустя несколько минут мобильник ожил, и на экране высветился номер Лизы.

— Здравствуйте. Я, наверное, не вовремя позвонил, — проговорил на одном дыхании Влад.

— Рада вас слышать, Влад, — тихо, почти шепотом, отозвалась она далеко не радостным голосом. — Я не успела подойти к телефону. Извините…

— Это вы меня извините. Свалился на вашу голову… — он замолчал, не зная о чем говорить.

— Как ваши дела? Вы встретились вчера со своим режиссером? — безучастно поинтересовалась она.

У Влада перехватило дыхание. Он судорожно пытался придумать отговорку. Кашлянув, он ответил:

— Нет, к сожалению. На ступеньках, когда выходил из дома, подвернул ногу. Еле доковылял обратно…

— Что ж вы так. Хотя это уже не имеет значения теперь.

— Почему? — задал он глупый вопрос и почувствовал, как его обдало жаром.

— Разве вы не знаете, что режиссер мертв? — удивилась она.

— Да… конечно, знаю. Меня сегодня вызывали на допрос. А вам кто сказал?

— Да разве это может быть тайной? Интернет…

— Ну да, я как-то не подумал… Это ужасная трагедия.

Он замолчал, почувствовав, что разговор совсем не клеится. И, к тому же, что-то в голосе Лизы его настораживало.

— Лиза…

— Да…

— У вас все в порядке? Не хочу быть назойливым, но ваш голос…

— Да, собеседник из меня сейчас неважный. Извините, — она шмыгнула носом. — У меня сын болеет, и я в отчаянии.

— У вас есть сын? — почему-то удивился он и тут же добавил: — Я могу чем-нибудь помочь? Лекарства там или врача хорошего…

Она грустно усмехнулась:

— Нет, что вы. Ничего такого не нужно. То есть, я хотела сказать, все есть.

— Ну, уже неплохо. У меня тоже дети есть — сын и дочка. Правда, живут они с моей бывшей женой. Я редко их вижу. Совсем редко… Извините меня, Лиза, что утомляю своей болтовней. Просто очень хотелось услышать ваш голос.

— Спасибо, Влад, — она хлюпнула носом и, не прощаясь, положила трубку.

Он сидел, зажав телефон в руке, и внутри у него все кипело. Идиот, размазня! Устроил тут трагедию. Да, люди умирают, гибнут, и часто — совсем рано. Но нет, пожалуй, ничего драматичнее, чем тяжелая болезнь ребенка. Сын Лизы, он это почувствовал по ее отрешенному голосу, болен не банальной простудой, а чем-то достаточно серьезным. Было очевидно, что говорить на эту тему с ним она вряд ли захочет.

Протянув свой паспорт девушке на ресепшн, он безуспешно пытался сконцентрироваться на интерьере вестибюля — современном, праздничном, с ярким освещением. Все это никак не гармонировало с его настроением. Ему, пожалуй, сейчас подошел бы тихий уютный гостиный двор с харчевней, где готовят простую и вкусную еду.

— Пожалуйста, ваш номер пятьсот три, — девушка с улыбкой протянула ему паспорт и ключи от комнаты.

Свое решение провести несколько дней в гостинице он мотивировал исключительно внутренней потребностью спрятаться от одиночества. Сейчас он понимал, что это было ошибкой. Пятизвездочный отель, где в воздухе витал запах дорогих духов, успеха и денег, вызвал у него лишь чувство ущербности и еще более глубокого отчаяния.

Войдя в номер, он не стал включать верхний свет, ограничившись небольшим прикроватным светильником. Этого было достаточно, чтобы рассмотреть ассортимент мини-бара. Пнув ногой чемодан в сторону шкафа, он присел на край кровати и откупорил бутылочку текилы.

Влад пытался понять, почему вдруг получилось, что в тот момент, когда ему была так необходима простая дружеская поддержка, вокруг него образовалась устрашающая пустота? Память услужливо подкидывала эпизоды про те времена, когда они с Артемом и Павлом были беззаботными школьниками, а потом и студентами. Когда весь мир, казалось, перед ними был открыт и, как они считали, просто обязан был «прогнуться» под них. У каждого были свои амбиции, свои таланты, никто никому не завидовал и не конкурировал. Веселые вечеринки, первый алкоголь, первые девушки и запах легкой дури, привезенной кем-то «оттуда» — все это сейчас всплывало в памяти, и острым жалом впивалось в сердце Владу. Почему умер Пашка… какое к черту отравление… Во все это можно было бы не поверить, если бы не исчез Артем. Вот именно — если бы не исчез Артем. И если бы его самого не пытались втянуть в историю с убийством Игоря Павлова. Получалось, что Артему Соколову сейчас тоже неоткуда ждать помощи. Павлу Волошину, ясное дело, уже не поможешь. И ему, Владу Семенову, никто не спешил на помощь. Еще и режиссер здесь, как гиря, привязанная к ногам, что тянет на дно, не давая шансов на спасение.

Он откинулся на кровать и уставился в глянцевый потолок с многочисленными крохотными точечными светильниками, едва заметно мерцавшими в свете настольной лампы, отчего потолок казался покрытым инеем. После разговора с Майей, на душе был противный осадок, словно он невольно оказался в чем-то виноват перед ней. Именно так все и выглядело, будто она пришла посмотреть ему в глаза и убедиться, что там плещется страх за содеянное зло. Интересно, убедилась или нет? Скорее всего — да. С Майей придется еще раз поговорить. Только о чем? Убеждать ее в своей непричастности к смерти режиссера или в том, что принесенный ею шарфик вовсе не его вещь? Оба варианта никуда не годятся. Самое верное будет признаться, что он вчера был у Павлова, и тогда, возможно, она раскроет цель своего визита или хотя бы откровенно скажет, что обо всем этом думает. Снять с себя подозрения перед этой женщиной было для Влада сейчас очень важно. Важнее, пожалуй, чем перед правоохранителями.

Он поднялся, допил остатки текилы и отбросил в сторону пустую бутылочку. Одна незадача — он не знал домашний адрес секретаря Павлова. Номер телефона знал, а вот адрес ему был все это время как-то без надобности. И звонить, как правильно она заметила, сейчас не стоило. Можно попытаться узнать через общих знакомых, в кругу которых вращался Павлов, но все это как-то не ложилось на душу. Лишние вопросы ему сейчас ни к чему.

Из головы не выходили слова Майи об исчезновении сценария. Кому и зачем это понадобилось? Хотели украсть, чтобы выдать за свою работу? Но Павлов в этом случае мог подтвердить, что это чистой воды плагиат. И Майя знакома с текстом. Это не кража из письменного стола писателя. Здесь все это не имеет смысла. И зачем потом подбрасывать работу обратно Павлову? Детская игра какая-то. Только с недетскими последствиями. Стоп-стоп… Если только на мгновение представить, что об исчезновении сценария стало бы известно посторонним лицам, и, особенно, этим людям в форме, то судьба Владислава Семенова как сценариста и человека была бы исполнена большого трагизма.

Уже стоя под душем, Влад не переставал задаваться вопросом: почему Майя не рассказала следователю об этой ситуации со сценарием? Зачем «спасла» его шарф? Чтобы проанализировать все это в условиях стресса — а она, несомненно, получила стресс, узнав про гибель своего босса — и выбрать верное решение в пользу сценариста, надо обладать недюжинными аналитическими способностями или… вескими причинами. Интересно узнать, каковы же были эти причины. Из всего этого Влад сделал вывод, что ему лучше признаться Майе в том, как все произошло на самом деле вчера у Павлова.