Змеиный крест

— Значит, это без нас, — развел руками Войцехт, а затем наклонился, взял косу и швырнул ее в костер. Воздух тут же наполнился треском и смрадом горелых волос.

Алана отодвинулась от прутьев и посмотрела на герцога Даора с обидой. Теперь волосы обрамляли ее лицо, неровным срезом кончаясь в районе ключиц. Это ей шло и одновременно делало ее внешний вид еще более хрупким. Ее губы дрогнули, она хотела его спросить, но вместо этого отвернулась.

— Они бы все равно его отобрали, — сказал он ей в спину. — Тебе надо было бежать, когда могла.

Она зло обернулась и засмеялась, закрывая лицо руками. Волосы упали поверх ее рук, скрывая ее лицо.

— Нам всем нужно было бежать, пока могли, — услышал он через плачущий ее смех. Обращалась она явно не к нему. — А теперь нас никто не отпустит.

— Ну что ты, дочка, — погладила ее по спине Ишара. — Прости, ты была права. Надо было. Но может, нас доставят…

— Тебя, может, и доставят, — отозвалась Алана, с силой растирая лоб. — А их?

Ишара не ответила.

Герцог погрузился в чтение с неспокойным сердцем. То и дело он поднимал глаза от книги, и каждый раз упирался взглядом в спину девочки. Без косы она смотрелась ранимо, кажется, ей было холодно. Плечи ее вздрагивали, и он не понимал, плачет она или трясется на ветру. То и дело она проводила пальцами по срезу волос, и тут же отпускала его, снова сжимаясь в комок.

Ишара обняла девочку ночью, и ее дыхание чуть выровнялось. Спала она, почти не шевелясь.

30. Алана и Даор

Утро было спокойным. Алана проснулась, когда Мию и Алию сажали в клетку. Девушки, еще вчера отказавшиеся от попытки бегства, сейчас выглядели куда более плачевно. Одежда их была грязной. Алана с трудом подавила рвотный позыв, отметив засохшую сперму на воротнике Алии. Она с сочувствием смотрела на девушек: по мере того, как наркотик выветривался, их лица становились все более беспокойными. Однако Трубач предложил им хлебнуть чего-то из маленькой фляжки, и хотя Алана предупреждающе замахала руками, обе послушно сделали по глотку. Через несколько минут их глаза закрылись, и они, не замечая ни вони, ни кочек, заснули, прижавшись друг к другу, как кошки.

Алана села, обняв свои колени. Волосы непривычно щекотали ее плечи и спину и частично скрывали от нее свет. Она тряхнула головой, и они завесили ее лицо плотным покровом, погрузив мир в приятный полумрак. Что же было с ними? Ладно, девушки были не совсем в себе, но что было с Ишарой? Почему они даже не сопротивлялись? Разве не понимала Ишара, что ее могли убить в любой момент, и что не стали насиловать только потому, что Мия и Алия были моложе и красивее? Не боялась ли она за своего маленького сына? Почему не воспользовалась случаем, когда Алана набросилась на сторожившего ее Клешню, почему не убежала вперед, через скрытый туманом овраг? Почему начала вместо этого успокаивать ее, убеждая не мешать славным воинам делать свою работу? Как она могла не видеть, кто вел их караван?

— Наверно, людям просто нужно верить в хорошее. Даже откровенную жестокость легко принять за силу, а силе — легко подчиниться, убедив себя в безопасных мотивах ее обладателей, — тихо ответила она себе под нос.

— А мысль о том, что эта жестокость может быть направлена против них, столь страшна, что человек предпочитает не пускать ее в свою голову, — продолжил низкий мужской голос. — Вместо этого люди привыкли искать способы расположить сильного и угнетающего их человека к себе, обманывая себя, что он добр по сути своей, если его не злить. Жертвы подобного обращения зачастую влюбляются в тех, кто унижает их.

Алана подняла голову. Ее новый знакомый, еще вчера лишивший ее с трудом добытого оружия, смотрел на нее поверх книги. В ярком солнечном свете его раны выглядели особенно жутко: почти заплыл глаз, половина лица опухла. Четыре глубоких пореза тянулись от левого виска к правой щеке, минуя нос. Его черные волосы, собранные в тугой гладкий узел, были иссиня-черными и блестели, будто были намазаны смолой. На вид ему было около сорока лет, вряд ли больше. Теперь она, наконец, рассмотрела: одна его нога опухла, он не сдвигал ее, даже поворачиваясь. Наверно, это было очень больно, с грустью подумала Алана, поэтому он решил тоже спать в клетке.

— Вчера когда мы ушли, — решила она ему рассказать, — у нас был неплохой шанс убежать, но Ишара отказалась.

— Я понял, — ответил он, снова переводя взгляд на текст.

— Что ты читаешь? — спросила его Алана, подсаживаясь ближе. — Можно и мне?

— Нет, — буднично ответил герцог, захлопывая рабочий дневник одного из своих предков. — Ты все равно ничего не поймешь.

— Почему? Я умею читать, и не очень глупая, — сказала Алана упрямо.

Даор усмехнулся и открыл книгу так, чтобы ей был видно написанное. Она забавно расширила глаза, попытавшись прочитать буквы древнего наречия, перемешанные с ритуальными символами, и отсела.

— Ясно.

Некоторое время они молчали. Девочка задумчиво смотрела на дорогу, на сонных сопровождающих, неспешно постукивающих лошадей по крупам.

— Почему вчера не убежала одна? — задал Даор интересовавший его вопрос.

— Ну, я думаю, — Алана перешла на шепот, покосившись на спящую Ишару, — что ей угрожает опасность. Я слышала, как они говорили, что старуху нужно будет потом куда-нибудь деть. Им нужен ее ребенок. Я сказала ей об этом, но она решила, что это вообще не про нее. И когда вчера представился шанс, я надеялась, что она передумает.

— Ты не ответила на мой вопрос, — жестко сказал мужчина, и Алане показалось, что он не раз допрашивал кого-то с пристрастием. Быть может, даже был дознавателем.

— В каком смысле не ответила? Говорю же, надеялась, что и Ишара попробует сбежать. Не факт, что у нас бы вообще получилось, но там был такой глубокий овраг, его дно было скрыто туманом. Думаю, если бы мы пережили спуск, вряд ли они смогли бы нас найти.

— Плач ее щенка был бы прекрасным ориентиром.

Алана подняла на него трогательно возмущенные глаза.

— Щенка? Знаешь, ты… Ты не мог бы выражаться иначе? Я понимаю, ты, наверно, привык так общаться, но не надо называть ребенка щенком при мне. — И, увидев его иронично поднятую бровь, добавила вежливо, но жестко: — Пожалуйста.

Даор сдержал смех.

— Это было глупо. Она еще может верить, что доберется домой, но тебя везут туда, где тебе не хочется оказаться.

— Да, но… Понимаешь, у меня было в некотором смысле преимущество. Им велено, насколько я поняла, не портить мои лицо и тело. Поэтому если я нападаю на кого-то из них, то они очень осторожны, пытаются мне не навредить. Я тогда прыгнула на… В общем, неважно, Ишара не сбежала, и я тоже.

— Удивительный выбор.

Она пожала плечами.

— Нормальный. Ты тоже разбойник?

Мужчина улыбался, и, похоже, порезы совсем его не беспокоили.

— Нет. Я не разбойник.

— Тогда чему ты удивляешься? У всех нормальных людей так, — уверенно кивнула Алана.

— Да ну? Мало ты, наверно, общалась со знатными семьями.

— Почему это? — возмутилась девушка. — Я почти тридцать лет прожила в поместье Голденеров, и я общалась с ними каждый день.

— Голденеры не считаются, — ответил Даор. — Молодая семья. И жена Оливера была из простых, насколько мне известно.

Теперь девушка смотрела на него с подозрением.

— Ты вообще безымянный? — спросила Алана, смешно сощурившись.

— Да, — печально кивнул черный герцог Даор Карион. — Но дослужился до охраны самого герцога. Так что много лет вижу изнутри то, что происходит в черном замке.

— Ты из Черных земель! И самого Даора Кариона знаешь? Какой он? Подожди, вам вообще можно о хозяевах рассказывать? — остановила она себя.

— Герцог бы этого не оценил, — ответил мужчина, стараясь сохранить лицо серьезным.

Алана крепче обняла колени.

— Поняла, поняла, расспрашивать не буду. Но тебе стоило им сказать, что ты из его приближенных. Они бы не то что тебя в эту клетку не посадили, они бы тебе паланкин соорудили и дрались бы за возможность его нести. А почему ты не сказал?