Маленькая красная кнопка

1

Почти два месяца назад сыну исполнился годик, но праздновать мы будем только через неделю. И это было, пожалуй, одно из самых сложных решений в моей жизни. Не родить, нет, тут-то как раз ни тени сомнения. Впрочем, могла бы и не таиться. Ему нет до нас никакого дела.

— Сына, нет, — говорю строго и присаживаюсь на корточки рядом с ним. — Дотронешься и пойдём домой.

Смотрит на меня честными глазами и продолжает тянуть ручку к урне на детской площадке.

— Рома, — рычу вполголоса и на пару секунд он замирает, — это мусор, грязь, бяка, фу-фу, — пытаюсь объяснить ёмко, но доступно. Морщусь, кривлюсь, передёргиваю плечами, изображая отвращение. Смотрит прямо мне в глаза и медленно завершает начатое. — Я тебя предупредила, — очередной провал ничуть не удивляет.

Встаю, подхватывая его под мышки, он поднимает ручки вверх, выскальзывает, как уж, садится на прорезиненное покрытие, потом встаёт на четвереньки, пытается прошмыгнуть у меня между ног, визжит, кричит, но я пока сильнее. В охапку, в коляску. Ор на весь двор, мамаши косятся с осуждением в очах, бабка на лавке цокает языком и качает головой.

— Пошла нахер, — цежу себе под нос.

— Какой невоспитанный! — даёт презрительный комментарий проходящая мимо мадам и вздёргивает свой длинный нос, кривя рот.

Чувствую, что вот-вот взорвусь. Каждый день на пределе. Каждый день борьба. С помойками, проводами, розетками, неловко оставленным на видном месте мобильным, чисткой зубов, переодеванием, сном, едой.

— Эй, разбойник! — слышу смех Артёма и тут же выдыхаю, роняя голову к груди.

Ромка вертит головой и пытается найти источник знакомого голоса, Тёма прячется за коляской, за мной, выглядывая то с одной, то с другой стороны, сын в восторге, задорно ржёт (именно ржёт, смеяться он не умеет), широко открыв рот, запрокидывая голову, так заразительно, что я невольно расплываюсь в улыбке.

— Так-то лучше, — хмыкает Артём самодовольно и шумно целует меня в губы. — Выдыхай.

— Па-па-па-па! — тянет руки и Артём тут же вытаскивает его из коляски и поднимает на руки.

Упираю руки в бока.

— Это был воспитательный момент, — шиплю на него, как змея.

— А со стороны выглядело, как будто ты собираешься кого-нибудь убить, — невинно хлопает ресницами в ответ.

— Например, тебя, — широко улыбаюсь, а он делает шаг назад.

Не злюсь. Но, каждый раз, когда сын называет его папой, сердце сжимается. Когда-нибудь привыкну…

— Давай мы ещё погуляем, а ты немного отдохнёшь, успокоишься…

— Ладно, — выдыхаю обречённо и иду к подъезду.

Поднимаюсь на третий этаж, замираю у двери и иду дальше. Дома свалка из всего, что Ромка вытащил с нижних полок, плюс гора грязной посуды в мойке, просто лечь и сделать вид, что это не мои проблемы не прокатит, а установка была дана чётно и ясно — отдохнуть. За почти два года я привыкла быть послушной.

Поднимаюсь выше, попутно доставая маленький ключ от навесного замка, получить который было не так-то просто. Пятый этаж и короткая лестница на вершину блаженства. Крыша. Вот мой оазис спокойствия. Никто не смотрит наверх, все смотрят себе под ноги. Никто не смотрит вдаль, никто не видит дальше своего носа.

У меня тут изрядно запылившийся складной стул и припрятана бутылка вина, но ещё только двенадцать, да и припекает порядком, лучше не рисковать.

Подхожу к парапету и вижу, как Артём подхватывает Ромку, кладёт на плечо и, держа одной рукой, а второй толкая коляску, выходит с детской площадки.

— Куда это он?.. — бормочу себе под нос.

Рука машинально тянется к мобильному, но тут же замирает, когда он оборачивается, глядя на дом. Смотрю вниз, но там никого. Что могло привлечь его внимание? Обернулся, как будто кто окликнул. Показалось, что я зову? С чего бы мне орать из окна, есть же сотовый. Проходит вдоль дома, стоящего параллельно, вновь оглядывается. Заходит за угол, опять двадцать пять. Появилась дикая мысль, что он хочет похитить ребёнка. Это ему точно не нужно, он видит его почти каждый день. Да и… не его же, в чём смысл?

Я перемещаюсь на крыше, чтобы не терять их из вида, и откровенно психую. Но вот они останавливаются у магазина, я выдыхаю и чувствую себя дурой. Чёрт знает что в голове! Просто хочет купить воды, жарища на улице!

Но в магазин они не заходят. Артём звонит кому-то, а через минуту рядом с ним тормозит машина. Никто не выходит, они говорят пару минут и Артём возвращается на детскую площадку, тут же сажая весьма довольного путешествием на плече Ромку на горку. Визги и писки слышу прекрасно, но улыбаться желания нет.

Что за конспирация? Очевидно, что он не хотел, чтобы я знала, что он с кем-то встречался. Не хотел, чтобы я видела его, даже машину. Оглядывался на окна, проверял, не смотрю ли я. Если бы он просто подошёл к машине возле подъезда, а я в этот момент стояла на балконе, мне было бы плевать, но этот спектакль напряг невероятно. Появилось острое желание выяснить, что там за мистер Икс.

Оазис спокойствия враз перестал быть таковым, я спустилась вниз, нацепив беспечную улыбку, и пошла прямиком к своим мужчинам.

— Минут двадцать прошло! — возмущается Артём.

— Захотелось чего-нибудь вкусненького… — морщу носик, а он улыбается:

— А я привёз, — протягивает ключи от машины и я забираю их, — хотел поднять, но увидел вас и забыл напрочь. На соседнем с водительским сиденье, там твои любимые пирожные и всякая всячина.

— А машина где? — верчу головой, рассчитывая, что она где-нибудь с торца дома и получится дойти до магазина.

— У последнего подъезда.

Облом. Ладно, когда-нибудь он уедет…

Благодарно улыбаюсь и иду к машине. Благодарить есть за что, хоть те пирожные уже и набили оскомину.

Когда я узнала, что беременна, с Артёмом мы были знакомы от силы месяц. Я устроилась на работу переводчицей в фирму его отца, но тот внезапно скончался и Артёму пришлось взять на себя управление. Мудак, сделавший мне ребёнка, на новость отреагировал коротко и ясно — аборт. И я до последнего надеялась, что ляпнул он это от неожиданности. Ответила сухо, что с решением согласна, но решила уже в тот момент, когда увидела на тесте две полоски. Время шло, осознания в его голове не случилось, мы иногда пересекались, живот начал расти и поначалу удавалось благополучно скрывать сей факт под одеждой, но длиться вечно это не могло. И тогда Артём, с которым мы неожиданно для меня начали встречаться, предложил аферу.

Он сделал всё сам. Забрал и уничтожил все бумаги из женской консультации, в которой я наблюдалась, заключил контракт на ведение беременности и роды с частной клиникой, и время сделало скачок. В карту внесли липовые данные о перенесённом медикаментозном аборте, через три недели после которого я, якобы, и забеременела. Я начала путаться в датах и сроках, плюнула и вышла в декрет с ещё аккуратным округлым животом и окопалась в загородном доме Артёма, где любила проводить время его мама. Вешать лапшу на уши и ей не было никакого смысла, ситуацию она поняла и приняла, я успокоилась и спокойно доходила срок. Рожать ложилась заранее, без схваток, неделю прожила в отдельной палате в роддоме, пока по показаниям не сделали кесарево. И уезжала в ночи, с чувством, что ребёнка не родила, а украла. Через два месяца организовали выписку, я злилась, подкладывая под платье небольшой накладной живот, имитирующий послеродовой, прикрывала изрядно подросшего Ромку от дурного глаза и тихо плакала на заднем сиденье от осознания, что весь этот геморрой совершенно излишний. Тимуру просто плевать. Он вычеркнул меня из своей жизни одним словом «аборт». А я назвала сына Романом в честь романа, которого между нами никогда и не было. Не было отношений, не было свиданий, не было цветов и в один роковой раз не было презерватива. Впрочем, для кого злой рок, а для кого — маленький, жутко вредный, но такой родной комок счастья.

В стекло осторожно постучали, а я дёрнулась и потёрла лицо, прогоняя воспоминания. Приоткрыла дверь и состроила рожицу: