Бронзовый воин

Уже почти стемнело, когда один из воинов встал, зевнул и не спеша направился к лошадям. Когда воин отвязывал черного коня, тот заржал в знак приветствия, зато гнедой с темной гривой прижал уши и попытался цапнуть мужчину желтыми зубами.

– Стой смирно, гад! – прорычал воин, схватил палку, размахнулся и стукнул коня по голове.

А потом потащил покладистого черного к воде и нетерпеливо топтался рядом, пока тот пил. В вечерней тишине до Гиласа ясно долетало хлюпанье. Конь не спешил и пил большими глотками, радуясь, что его наконец отвели к ручью.

Вернув черного коня на прежнее место, воин вскинул палку и осторожно приблизился к гнедому. При виде палки тот опять пригнул уши и закатил глаза, а стоило воину нагнуться, чтобы отвязать коня, как тот хватил его зубами за бедро.

Взревев от ярости, воин ударил лошадь по глазам. Конь пронзительно заржал и взвился на дыбы.

– Ну и оставайся без воды! – прокричал мужчина и под хохот и насмешки других воинов сердито направился обратно к костру.

Тщетно гнедой конь рвался с привязи, с тоской глядя на родник. Но вода далеко. Должно быть, слушать журчание ручья для него пытка.

Костлявый нос и испещренные шрамами бока коня вдруг показались Гиласу знакомыми. «Это же Свирепый! – вдруг сообразил мальчик. – Да, я тебя помню, это я тебя так назвал. А черный – Дымок».

Два лета назад обе лошади принадлежали отцу Теламона, Тестору, Верховному Вождю Ликонии. Теламон без разрешения «одолжил» и коней, и колесницу и кинулся на выручку Гиласу. Теламон помог ему бежать. В те времена они были не разлей вода.

На секунду Гиласу взгрустнулось. А ведь они с Теламоном были лучшими друзьями. Теламон потихоньку убегал из крепости отца в Лапитосе, чтобы вместе с Гиласом и Исси бродить по склонам пика Ликас, воровать мед из пчелиных ульев и попадать в разные передряги. Втроем они построили свой первый плот и научились плавать. Однажды Теламон спас Гиласа от разъяренного быка, а в другой раз Гилас вытащил Теламона из пещеры потревоженной львицы.

А сейчас кажется, будто этого всего и не было. В голове не укладывается – Тестор годами сохранял в Ликонии мир, держась в стороне от своих родичей из Дома Короносов, а теперь вождь погиб в битве, а его сын Теламон стал жестоким, спесивым, кровожадным молодым воином! Как же так вышло?

Наступила ночь. Над головой то и дело мелькали летучие мыши. Гилас изо всех сил боролся со сном.

Лошади внизу опустили головы и задремали. Двое часовых стояли возле костров, опершись на копья. Остальные воины завернулись в плащи и уснули.

Раб Теламона спал на земле у входа в шатер. Красные стены сияли в темноте, подсвеченные изнутри огнем жаровни. Гилас различил внутри силуэт Теламона. Тот мерил шагами шатер. Теламон то и дело подносил к губам чашу и часто останавливался, чтобы взять стоявший на земле кувшин и снова ее наполнить. А еще Теламон время от времени теребил что-то, висевшее у него на запястье. Должно быть, личную печать. В детстве Теламон часто ее крутил, когда волновался.

Выходит, ему и сейчас тревожно? Он же разгромил бунтовщиков. Неужели Теламон все равно боится нападения? Значит, поэтому велел своим людям разбить шатер на краю обрыва? Чтобы враг не подобрался к нему сзади? А зачем Теламон приказал зажечь вокруг лагеря факелы и поставить в шатре жаровню в такую теплую погоду?

Уже за полночь, а Теламон все слоняется туда-сюда! Ноги у Гиласа онемели, мышцы сводит. А глаза закрываются сами собой.

Наконец темная фигура в шатре остановилась. Теламон опустился на колени и достал из-за пояса какой-то предмет. Кинжал? Потом Теламон открыл что-то наподобие ларца, положил этот предмет внутрь и осторожно опустил крышку. Тут сон у Гиласа как рукой сняло. Он вспомнил узкий ларец из гладко отполированного дерева, в котором Вороны хранили кинжал на Талакрее.

А воины у родника крепко спали, да и часовые задремали на посту. Лагерь Воронов погрузился во тьму, только то здесь, то там подрагивали огни факелов.

И вот Теламон улегся на землю. Он долго вертелся с боку на бок, но наконец замер неподвижно.

Гилас стал бесшумно спускаться по склону. Первым делом он привяжет к дереву веревку, чтобы быстро сбежать, а потом напугает коней.

Мальчик зашел с подветренной стороны, чтобы не разбудить лошадей раньше времени. Отыскав разобранную колесницу, Гилас спрятал среди ее частей бурдюк с водой и мешок со съестными припасами, которые ему дали проводники, перед тем как вернуться обратно на болота. Гилас набросил на плечо их прощальный подарок – моток прочной веревки из рыбьей кожи.

На берегу родника один воин забормотал во сне. Гилас пригнулся и спрятался за колесами колесницы. Не просыпаясь, воин что-то проворчал и перевернулся на другой бок. Часовых его бормотание не разбудило, а из шатра Теламона не доносилось ни звука – спящий лишь изредка всхрапывал.

Крадучись Гилас зашел за шатер и приблизился к сосне на краю обрыва. Ее окружали колючие кусты ракитника. Продравшись через них, Гилас обмотал один конец веревки вокруг ствола дерева, потом осторожно размотал ее и спустил в ущелье.

И вдруг тишину разорвал крик, исполненный ужаса. Гилас торопливо юркнул в заросли ракитника.

Кричал Теламон. Раздался топот ног: к шатру кинулись воины.

– Что случилось, мой господин?

А раб робко произнес:

– Господин…

– А ну, живо возвращайтесь на свои места! – донесся из шатра приказ Теламона.

Гилас прятался совсем рядом, и голос бывшего друга прозвучал пугающе близко.

– Да, мой господин, – тихо ответил раб.

Боясь дышать, Гилас слушал, как шаги воинов удаляются, а раб снова устраивается на земле перед шатром. Бормоча что-то себе под нос, Теламон подбросил в жаровню хвороста и опять растянулся на земле.

Наконец в лагере воцарилась тишина.

Гилас высунул голову из кустов. Да, ни звука.

Он уже хотел вылезти, как вдруг с другой стороны шатра раздались шаги. Они приближались. Гилас застыл. Шаги стихли. Похоже, неизвестный остановился всего в нескольких шагах от того места, где прятался Гилас.

– Нет, так больше продолжаться не может! – произнес голос Теламона. – Не может!

6

– Так не годится, – бормотал Теламон. – Ты должен быть сильным…

Голос бывшего друга звучал то громче, то тише: он ходил туда-сюда по краю обрыва. Вот Теламон встал прямо возле куста, где прятался Гилас. Мальчик затаил дыхание. Теперь его жизнь зависит от нескольких веток колючего ракитника. Главное – сидеть тихо, как мышь.

Но Теламон по сторонам не смотрел.

– Ты не виноват, – твердил он себе. – Ты ничего не сделал!

В темноте трудно разглядеть лицо Теламона как следует, и все же Гилас заметил, что лоб бывшего друга блестит от пота, а под глазами появились темные круги.

Кто-то заполз Гиласу на ногу. Паук? Скорпион? Мальчик постарался не вздрогнуть.

– Ты ни в чем не виноват, – повторил Теламон, продолжая мерить шагами край обрыва и крутить печать.

Всего лишь паук. У Гиласа гора с плеч свалилась.

Когда Теламон в следующий раз подошел близко, Гилас заметил, что он теребит вовсе не печать, а кольцо на указательном пальце – широкий ободок тусклого серого металла. Теламон снова и снова вдавливал его в палец. Однажды Гилас видел такое кольцо на руке Короноса. Оно из железа. Об этом металле Гиласу рассказывал Акастос, загадочный странник: за прошедшие годы их с Гиласом пути пересеклись несколько раз. На Талакрее мальчик помогал Акастосу в кузнице.

«Железо – самый редкий металл, оно падает со звезд, – рассказывал Акастос. – Его можно использовать, чтобы отогнать Злобных, но лишь ненадолго: против Них ничто надолго не помогает».

Гилас удивился: зачем Теламону носить железное кольцо? Ведь Вороны поклоняются Злобным!

– Ты не виноват, – в третий раз сказал себе Теламон.

Но он и сам понимает, что вина лежит на нем. Три Луны назад в Египте он обрек на смерть собственную родственницу. Гиласу никогда не забыть криков Алекто. Несчастная цеплялась за тонущую лодку, а крокодилы окружили ее, будто лучи зловещей зеленой звезды.