Страница 2 из 23
Вера Александровна. Не говори глупости. Он уже давно выехал.
Виктор. Выехал. Они соизволили выехать. Интересно – куда? В Малаховку? В Питер? В Париж?
Вера Александровна (вдруг теряя уверенность). При чем здесь Париж? И зачем ему Ленинград? Он туда и не собирался… кажется…
Виктор (саркастически). Кажется! Ты уверена? А может, все-таки в Париж?
Вера Александровна (с оскорбленным достоинством). Да уж будь спокоен – в этом я уверена. Хотя с некоторых пор – и ты сам прекрасно знаешь с каких! – мне трудно быть в чем-то уверенной… Я живу, не зная, что будет со мной завтра… Где я окажусь?.. Кому буду нужна?
Виктор (пытаясь сменить опасную тему). Нет, ну, сколько можно быть таким идиотом!? Я же заранее знал, что все будет именно так. Именно так, как было сто, тысячу раз до этого! Он подводил меня всегда, каждый раз, когда от него что-то зависело! Эти люди заняты только собой. Он даже на похороны родной бабули сумел опоздать. Бабуля, которая любила его больше всех. И он знал это. И пользовался этим всегда, деньги у нее выпрашивал. А на похороны опоздал – не до нее было. Нашлись дела поважнее!
Вера Александровна. Он опоздал совсем немного…
Виктор. Ну, конечно, какая радость. Ведь мог и вообще не появиться. Просто забыть. Надо спасибо сказать, что вспомнил!
Вера Александровна (беспомощно). Он твой брат, между прочим.
Виктор. Да ну? Что ты говоришь? А может, ты скажешь, где он сейчас, брат мой? Мой обаятельный братишка, убежденный, что у него есть право от всех получать, но никому не быть должным. Шалунишка, прощающий всем свои долги. Ты знаешь, что он должен всем – тебе, мне, своим друзьям, твоим друзьям! Он умудрился назанимать у всех, но не собирается никому отдавать. При этом – какая удовлетворенность собой…
Вера Александровна (растерянно). Про кого ты говоришь? Я не понимаю…
Виктор. Все ты понимаешь. И все знаешь. Только не хочешь знать и видеть.
Вера Александровна. Зачем все так преувеличивать?
Виктор. Они еще не дожили до таких понятий, как долг и совесть. Их оберегали от них. И уберегли. Можете быть довольными… Но почему я верю ему? Зачем опять связался с ним? Вот это мы умеем – верить. Нас вы этому научили. Успели. Все на что-то рассчитываем, на кого-то надеемся…
Вера Александровна. Можешь говорить теперь что угодно, но мы всегда хотели вам, своим детям, добра.
Виктор. О, вот в этом я не сомневаюсь!.. В том-то и ужас, что вы хотите только добра! А вы хоть знаете, в чем оно заключается? Что это такое?
Входит Тася с коробкой в руках. Она чуть моложе Веры. Из тех женщин, что постоянно озабочены каким-то неотложным делом, поглощены им и потому на все остальное переключаются с трудом, хотя это могут быть вещи несоизмеримо более важные. Поэтому объяснить, доказать что-либо ей очень тяжело – в это время она все равно занята своими соображениями.
Тася. (озабоченно). Ну вот, книги все сложила… А Максима так до сих пор нет? Вот паршивец! Никогда вовремя не придет. Даже на свою свадьбу опоздал… Я тогда начну посуду складывать…
Вера Александровна. Тасенька, дорогая, спасибо. Что бы мы без тебя делали! Отдохни. Ты и так уже все собрала, пока я тут…
Тася. Веруня, дорогая, мне нетрудно. Пойду займусь посудой.
Тася уходит.
Виктор (негромко). А ее ты зачем сюда притащила? Без нее бы не обошлись!
Вера Александровна (тоже шепотом). А что я могла сделать? Ты же ее знаешь! Заладила: я поеду с тобой, я обязана быть рядом, в такую минуту… Что я могла сделать? Это наши самые старинные друзья… Других уже не осталось…
Виктор. Потому и не хочется перед ними душу выворачивать. Зачем?
Вера Александровна (как бы не слыша его). Геннадий Алексеевич столько лет проработал с твоим отцом…
Виктор. Я знаю – друг и соратник. Одно слово – дядя Гена! Я все знаю. Но все равно они чужие люди! И выворачивать перед ними свою требуху, выглядеть жалкими неудачниками… Зачем тебе это?
Вера Александровна. А для меня они – не чужие люди. Они хотя бы помнят, кто был твой отец… И столько хорошего он для них сделал…
Виктор машет рукой.
Вера Александровна. И потом ты сам все время говоришь: быстрее, быстрее, скоро машина придет! А она вон, как пчелка с самого утра крутится…
Виктор (молчит, потом с неожиданным смехом). Мать, да ты, я смотрю, – эксплуататор! Капиталистический хищник.
Вера Александровна. Как же – нашел хищника!
Виктор (продолжает смеяться). Не просто хищник, а еще и циничный…
Вера Александровна (с невольной улыбкой). О-о-о… Если бы все были такими циниками…
Входит Тася с ящиком. С удивлением смотрит на них.
Тася. Смеетесь?
Виктор. Кто смеется? Этот смеху нас стоном зовется…
Виктор уходит, подмигнув матери.
Тася и Вера Александровна смотрят друг на друга. Тася начинает плакать.
Тася. Как тяжело, как несправедливо все! Как я тебя понимаю! Если с Геннадием Алексеевичем что-то случится, я не смогу жить. У тебя хотя бы дети, а я останусь одна…
Вера Александровна (вяло). Не надо об этом думать. Зачем?
Тася. Я уже какую ночь не сплю…
Вера Александровна (в отчаянии). Господи, и так голова кругом, а тут ты еще плачешь. Не надо.
Тася. (всхлипывая). Тебе хорошо говорить…
Вера Александровна. Да, мне как раз хорошо! Просто лучше всех!
Тася. (с непонятной увлеченностью своей мыслью). Тебе хорошо, потому что ты – права. Тебе мучаться не надо. Тебе тяжело, но тебя все жалеют, потому что ты – жертва. И это всем понятно. Никому ничего не надо объяснять, доказывать…
Вера. Что ты говоришь? Я ничего не понимаю…
Тася. (упорно). Жертвам всегда сочувствуют, их жалеют. Им есть, чем утешаться…
Вера. Какое счастье – тебя все жалеют! Умереть можно от такого счастья! Повеситься!