Страница 19 из 23
Северин. Клево, конечно. И не просто клево, а офигительно клево! Так клево, что повеситься можно.
Полина. Северин, я уже вижу – ты тот, кто мне нужен…
Северин. Ого! Это, конечно, звучит завлекательно…
Полина (увлеченно). Ты знаешь, что там было на самом деле, а чего не было! Мы не хотим делать фильм по известным материалам, которые и так знает вся страна…
Северин. Бедная страна! Лучше бы ей этого не знать…
Полина. Мы хотим, чтобы в основе фильма были факты и версии, которые никому не известны, которыми владел только прокурор Северин. Ты же вел это дело?
Северин (устало). Увы… Но истина установлена, приговор вынесен.
Полина. «Истину нельзя познать. К ней можно только приблизиться». Аристотель.
Северин. Это кликуха что ли такая?
Полина. Шутки у тебя… Кстати, а как прокуроры узнают правду? Если к ней можно только приблизиться…
Северин. Нюхом. Исключительно нюхом. Некоторые говорят – чутьем. Но я этого слова не люблю.
Полина. Ну, значит, про твой нюх кино снимать и будем. Мне хочется, чтобы это была прокурорская притча: убийств – побольше, соплей – поменьше. И философия преступления присутствовала. Как в фильме Акиры Куросавы «Рассемон».
Северин. «Рассемон», говоришь. Это нас сближает. Философию преступления, значит, вам подавай… А если ее нет? Если просто так, по пьянке, ничего не соображая… Не устраивает?
Полина. Там видно будет. Так ты подписываешься?
Северин. А ты знаешь, что копаться в старом белье иногда опасно. Там можно и заряженный пистолет найти.
Полина. Ты же его не нашел.
Северин. Кого?
Полина. Пистолет, из которого убили генерала Лоскутова… Вот мы вместе и поищем.
Северин. Вместе с тобой – готов.
Полина. Ну, слава богу!
Северин. Под лопухами на даче чего не поискать в такой компании…
Полина (встает). Ну, ладно, где дача судьи ты знаешь. Я тебя догоню. У меня дела тут…
Северин. Ну, понятно… Только ты не задерживайся, а то я скучать буду. Привык я к тебе уже. Честное слово.
Полина. Постараюсь.
Северин (отходит на несколько шагов, оборачивается). Да, а ты помнишь, что случилось с девочкой Надей? Которая в самого большого генерала влюбилась, а потом его женой стала?
Полина. Нет.
Северин. Эх ты… Так застрелилась она. Из пистолета. Правда, народ до сих пор не верит – мол, инсценировали самоубийство по приказу генерала… Не верит народ, и ничего с ним не поделаешь.
Полина удивленно смотрит на него, ничего не понимая.
Северин (подмигивает). Вот такие вот дела, девочка со шрамом. Когда дело касается генералов, публика просто не может поверить в простые объяснения. Ей заговоры подавай…
Северин уходит. Полина звонит по телефону.
Полина. Ну, встретила я его, поговорила… Да согласился, куда он денется!.. Только это петух потертый какой-то, а не прокурор. И водкой за километр несет. Может, если протрезвеет, начнет соображать…
Полина уходит. Вдруг откуда-то появляется Северин и слышит разговор Полины.
Северин. Петух, значит, потертый… Ну, что ж, цыпленочек со шрамом, давай сыграем… Перед кем же ты, Полечка-Поля, отчитываешься?..
Дача убитого судьи Оконечникова. На первом этаже в центре висит парадный портрет судьи, выглядит довольно неуместно.
Вера в мини-юбочке и почему-то с белыми крыльями ангела за спиной танцует на веранде. Марина в темных очках и обтягивающих стрингах лежит на шезлонге перед домом, разглядывает глянцевый журнал – изображает отдыхающую дачницу.
Марина ( отрывается от журнала, смотрит на дочь). Вот, дурочка – то ненормальная! Не надоело задницей крутить? Тоже мне звезда лесной дискотеки!.. Ты лучше портрет поправь, а то видишь, его от твоих танцев перекосило.
Вера спускается вниз, поправляет портрет.
Вера. Так?
Марина. Чуть левее, еще… еще. Вот! Нет – теперь в другую сторону перекосило…
Вера. Мама! Кончай, а?
Марина. Правее я сказала! Так. Стоп.
Вера. Не надоело? Жил судья, твою мать, твою мать, он бабах, мою мать, мою мать. Почти каждый день поправляем?
Марина. Оставь пока так.
Вера. Сколько можно?
Марина. Тебе что, ради отца жалко рукой пошевелить!
Вера. Отца!
Марина. Отца. Сколько тебе, дуре, можно объяснять – отца.
Вера. Ты хочешь, чтобы я поверила, что судья вот этот, который чужими жизнями распоряжался, мой папанька?
Марина. А что такого? Он еще мужчина в соку тогда был, жена его болела тяжело, а я… Знаешь, какая я тогда была?..
Вера. И какая?
Марина. А такая… Мо-ло-да-я. Тугая и гладкая… С его больной женой разве сравнишь?..
Вера. Все равно не верю. Не верю.
Марина. Ну и дура! Пока я считаюсь его женой…
Вера. Ох, держите меня, упаду со смеху!
Марина. Гражданской, дура, гражданской! И пока ты его дочь, мы с тобой можем тут жить. Потому как прямых наследников у него нет – жена умерла, детей у них не было… В общем, я все выяснила, и сразу поняла…
Вера. Ага, придумала, что ты гражданская жена, а я дочь его – оторва партизанская…
Марина. Ничего я не выдумала… Зато у нас теперь дом есть. Свой!
Вера. Да нет, чужой он.
Марина. Чей бы ни был, а так просто я его никому не отдам. Что нам в подвале жить?
Вера. Ой мать, спалишься ты…
Марина. Это кто же меня спалит?
Вера. А придет какой-нибудь очень строгий прокурор и спросит: а вы тут женщина по какому праву? И что ты ему ответишь?