Страница 5 из 24
– А что в них ненашенского? – удивился Ит. – Руки, ноги, голова. Смотрел я их, мальчишки как мальчишки.
– Какие-то они… – не обладающий большим словарным запасом завхоз задумался. – Ну… это… Тощие какие-то.
– И чего? Я вон тоже тощий, – Ит пожал плечами. – У нас в семье все тощие, и брат у меня такой же, и мать была такая же. Что ж я, ненашенский после этого?
– Ну нет, ты нашенский, – залебезил завхоз. – Обычный ты. А эти не такие. Не знаю.
– Самые обычные они, – твёрдо произнес Ит, хотя отлично понимал, что говорит сейчас неправду – и это еще мягко сказано. – На, держи. Пей. Давай воды налью, горькая.
– Не, нормально, – завхоз залпом осушил мензурку. – Ух, хорошо пошла! А эти всё равно не такие. Вот, например, какая у них нация, можешь сказать?
Ит снова пожал плечами.
– Не знаю, – признался он. – Не моя точно. Хотя у меня две – латыши и армяне. Да, я в курсе, что это смешно, Лаврентьич, но вот так получилось, что папа маму полюбил.
– А ты вообще еще дальше пошел со своей полячкой, – поддел завхоз.
– Нормально я пошёл. Только она не полячка, а полька, – поправил Ит. – И чего?
– А того, что они непонятные совсем.
– Слушай, отвяжись ты от них, – попросил Ит. – Это у тебя от того что голова болит дурь всякая полезла наружу. Сейчас элеутерококк всосётся, и забудешь про всякие глупости.
– Ну, может, и так, – завхоз покосился на бутылку, всё ещё стоявшую на докторском столе. – С собой не отольёшь хоть немножко?
– Не отолью, – твёрдо ответил Ит. – Я не аптека, уж извини. Надо, зайдешь. Нет, повторяю, не буду я тебе с собой давать ничего, и не проси даже! Если я у вас на поводу пойду, вы быстро себе моду заведете клянчить, а у меня отчетность. Одно дело тут помочь, другое – довольствие вам устраивать.
– Да ладно, ладно, не сердись ты так, – залебезил завхоз, пятясь к двери. – Нет, так нет, я чего, я ничего…
– И не пей ты столько больше, – попросил Ит. – Одно дело голова, а если печень отвалится, что делать будешь?
– Не, печень у меня нормально, гвозди переваривать могу, – заверил завхоз.
– Переваривает желудок, – безнадежно произнес Ит в сторону закрывающейся двери. – Ай, ладно. Не батя я тебе, чтобы морали читать…
Дверь захлопнулась. Ит тяжело вздохнул, взял со стола бутылку, и поставил её обратно в шкаф. Секунду подумал, задвинул вглубь, а вперед переместил другой флакон, с примочкой. Дождь вчера был, а это значит, что скоро заявится Фрол Савельевич, в сравнении с которым завхоз кажется милейшим существом… ну да, способным кинуть в спину подростку штыковую лопату, но всё-таки.
Достали, подумалось ему. Как же они все достали, не передать – своей этакой вот хитрой тупостью, житейской смекалкой, желанием всё получить на халяву, и, главное, извечным «авось пронесёт». Интересно, кстати. Значит, братья пытались утащить удочку? Ну, это точно «крыса», к гадалке не ходи. Братья не рыбачат. И силки на ворон не ставили ни разу – спросил как-то, было дело, сказали, что брезгуют. Хотя другие детдомовцы ворон иной раз в охотку ели, другой вопрос, поймать ворону было делом отнюдь не простым. Потому что сделать силок, найти место, вдали от детдома, дойти, поймать, забить, а потом еще и поджарить – это вам не репу с картошкой тырить на хозяйских огородах. Целое приключение.
Полчаса прошли в блаженном ничегонеделании, а потом в дверь постучали снова – причем в этот раз стук был ого какой, подлиза завхоз стучал робко, «тук-тук-тук», а сейчас прозвучало «бум! бум! бум!», потому что стучал физик, он же замдиректора, а с этим шутки были плохи. Все его были обязаны опасаться. И ученики-детдомовцы, и сотрудники, и, конечно, хиляк-докторишка, которому, не иначе как за упорство, Фрол с удовольствием настучал бы точно так же и по голове, вот только начальство не позволяло.
– Открыто, Фрол Савельевич, проходите, – произнес Ит, одергивая халат. Халат, надо сказать, был на нём безукоризненно белый и выглаженный – спасибо Берте, постаралась. Да и вообще, вид вполне себе презентабельный, даже волосы аккуратно убраны в хвост, и спрятаны под этим самым халатом, «чтобы не маячили». С волосами случилась отчаянная битва в самом начале работы в проекте; отрезать их Ит отказался категорически, и поэтому была спешно придумана легенда, что носит свой хвост Ит из-за того, что волосы закрывают шрам на голове, если срезать, будет видно, а он не хочет, чтобы пялились. В принципе, концепт этот под легенду бывшего военного врача подходил пусть и не стопроцентно, но в целом неплохо, однако Итский хвост, пусть полуседой, пусть аккуратный, пусть даже и спрятанный, был в местных условиях всё-таки вызовом обществу, и ещё каким. Не таким, конечно, как фамилия «Фламма», но близко к тому. Ит вообще для столь длительной работы внешность практически не менял – так, добавил немного морщинок, седины (по легенде ему было пятьдесят два года), чуть ссутулился, и сделал в паре заметных мест шрамирование. И всё. А Берта так и вообще ничего в своём образе менять не стала, только причёску сменила на короткое каре, очень простенькое, чтобы любая местная мастерица сумела подновить.
Фрол Савельевич переступил порог кабинета так, что сразу становилось понятно: прибыла монаршая особа, не меньше. Плечи расправлены, все три подбородка задраны, в глазах – надменность и едва ли не брезгливость.
– Итгар Вааганович, добрый день, – поприветствовал он. – Я к вам по делу.
Ит встал, обошел стол, и отодвинул стул – про этот особый порядок он был более чем в курсе.
– Добрый день, – ответил он. – Присаживайтесь, пожалуйста. Какое же дело привело вас ко мне?
Правила игры было соблюдены от и до, и замдиректора позволил себе что-то, похожее на джокондовскую едва заметную улыбку.
– Погоды нынче разыгрались, – начал заход в направлении заветного шкафчика замдиректора. – Нестабильные погоды. И следует осознавать, что подобные атмосферные явления…
Ит с неприязнью смотрел Фролу чуть выше переносицы – стараясь держать в фокусе несколько седых волосков между бровями, и поменьше замечать всё остальное: водянистые глазки, гладко выбритые подбородки, какой-то белый налет в уголках губ (кажется, от зубного порошка), красноватую шею, которую натирал воротник рубашки. Пакость, думалось ему. Какая же это всё пакость. И… господи, если бы я хоть что-то мог сделать, но я ничего не имею права делать, и сейчас я, как миленький, достану примочку из шкафа, да еще и натру этой твари этой примочкой косточки на ногах, потому что для того, чтобы удержаться здесь, надо очень сильно постараться смириться с этой пакостью, и делать вид, что её не существует. На секунду он представил себе, что ломает замдиректорскую шею, и он даже услышал протестующий хруст позвонков и треск, но…
– …следствием является болевой симптом, который и привел меня к вам в кабинет, – закончил свою пространную речь Фрол Савельевич. – Вы, как обладатель соответствующего диплома и знаний, и приносивший присягу Гиппократа…
– Я клятву военного врача давал, – в сотый раз напомнил Ит. – Гиппократ это дело давнее, как вы понимаете.
– Но, в любом случае, вы не вправе отказывать страждущему, – твёрдо произнес Фрол Савельевич.
– Подагра? – спросил Ит. Фрол кивнул. – Одну секундочку. И, Фрол Савельевич, я вам много раз говорил: меняйте режим питания. Исключите, пожалуйста, солёное, жареное, и острое. Не усугубляйте своё положение.
– Сам разберусь, – велеречивость Фрола в мгновение ока куда-то испарилась. – У вас примочка есть?
– Есть, я же сказал уже. Сейчас всё сделаю. Разувайтесь.
«Интересно, сколько же он жрёт? – подумал Ит, прикладывая смоченные в растворе марлевые салфетки к выпирающим плюснефаланговым суставам. – И где он берет деньги, чтобы столько жрать? Хотя, конечно, всё понятно, и что, и как, и откуда, но хоть постеснялся бы, что ли. Впрочем, такие не стесняются. И этот еще ничего, он, если мы всё выяснили правильно, пока что никого не убил. Ещё не убил. Ладно, не хочу об этом, не могу об этом, и не буду об этом думать, иначе я ему сейчас переломаю ноги, и вылетим мы с Бертой отсюда на такой скорости, что сложно вообразить».