Братство бумажного самолётика

– Не знаю, – говорила она. – Безнадёга какая-то, Ит. Не знаю. У меня впервые в мире Сонма такое чувство. Пустоты какой-то, и полной безнадёги. Здесь словно не хватает чего-то бесконечно важного, но я не могу понять, чего.

Ит, который ощущал примерно то же самое, даже себе не мог объяснить, в чём же дело, но как-то раз он связался с Пятым – вся остальная часть семьи продолжала жить на Окисте – и тот сказал тогда: стагнация, вы не осознаете, что именно чувствуете, но, судя по описанию мира и системы, это стагнация, причём непростая стагнация, могут быть какие-то скрытые процессы, и лучше бы вам там не задерживаться, потому что никому на пользу не идет находиться в этом всём, вы лучше возвращайтесь, Ит, правда, лучше возвращайтесь домой.

Нельзя.

Возвращаться было нельзя. Пока – точно нельзя. Поэтому Берта с Итом продолжали жить в своей «роскошной» квартире, работать в детдоме, и видеть каждое утро за кухонным окном всё те же тощие кусты акации, пару грядок своего мини-огородика, облезлый штакетник палисадника, стену соседнего дома, и угол муорки. И ощущать всё то же, что получилось ощутить в первый день, то, что тут пронизывало всё и вся, и от чего не было, да и не могло быть, спасения.

– Ит, сходи за сахаром, – попросила Берта.

– А убирать когда? – спросил Ит. Идти ему никуда не хотелось, а хотелось сесть в кресло с чашкой чая, и немного перевести дух. – Он скоро придёт.

– Через два часа – это еще не скоро, – строго сказала Берта. – Ит, ну правда, ну сходи, а? И чего ты тут убирать собрался, скажи на милость?

– Полы неделю не мытые, – напомнил Ит. – А в пыли на шкафу можно будет скоро рассаду выращивать. Что-то мы с тобой всё запустили.

– А смысл распускать? – пожала плечами Берта. – Ну, то есть не запускать? Вот скажи, тебе это надо? Уборки эти все, порядок? Надо?

– Да не особенно, – признался Ит. – Если честно, по фигу. Мы с тобой тут как на вокзале.

– Тут все как на вокзале, – Берта вздохнула. – И все ждут, когда куда-то уедут. Мы с тобой домой, надеюсь. Местные…

– На Крюковское, – продолжил Ит. Крюковским называлось кладбище, расположенное неподалеку от Морознова, рядом с полуразрушенной церковью – еще одним объектом, облюбованным местными мальчишками. – Всё времянка, и всё тлен. Поэтому смысла убирать я не вижу. Но всё равно надо, малыш. Стыдно.

– Надо, значит надо, – пожала плечами Берта. – А за сахаром ты всё равно сходи. Двадцать минут, Ит. А потом уберешь.

– Тогда картошку почисти, – попросил Ит.

– Почистить я могу разве что перловку. Потому что картошки нет, – напомнила Берта.

– Ой, чёрт. Ладно. Куплю сейчас. Давай авоську.

К моменту, когда в дверь постучал Ри, квартиру всё-таки привели в относительное подобие порядка, Берта сварила принесенную картошку, а Ит разложил «новогодний» утлый стол, который они хранили в сложенном виде за шкафом. Скатерть имелась всего одна, старая, застиранная до серости – когда-то Берта случайно купила её у какой-то бабки «на досочках», да так и оставила. Не нужны им двоим были скатерти, стол доставали пару раз в год, не чаще, а в последний Новый год обошлись и вовсе без него: просто посидели на кухне, послушали куранты по радио, пьяные вопли соседей по подъезду, да и легли спать. Здесь, на этой Земле, праздновать ничего не хотелось. Им двоим – точно не хотелось. Незачем, и не с кем.

– Шёл огородами, вроде никто не видел, – отрапортовал Ри, закрывая за собой дверь. – Привет ещё раз.

– Ну, не видел, и не видел, – покивала Берта. – Разувайся, проходи.

– Разуваться? – с сомнением спросил Ри.

– Да, разуваться, я полы помыл только что, – сказал с кухни Ит. – Тебе это, конечно, всё равно, но…

– Ладно, ладно, разуваюсь, – Ри стащил дорогие лаковые ботинки, и поставил рядом с табуреткой, стоявшей у вешалки. – Берта, держи сумку. Хлеб, мясо, бутылки…

– Сахар, – подсказала Берта.

– Ой, чёрт, я забыл, – Ри с досадой крякнул. – Сходить?

– Не надо, я купил, – отозвался Ит. – Бертик ни секунды не сомневалась, что ты забудешь.

– Так и есть, – кивнула Берта, забирая у Ри пакет. – Что делаем с мясом? Чего ты принес?

– Вырезку свиную принес, давайте пожарим, – предложил Ри. – Это же быстро.

– Давайте, – пожала плечами Берта. – Ит, тащи на стол салат, картошку, а я быстро тогда.

Странное это получилось застолье – не смотря на то, что на улице было светло, они, конечно, задернули занавески, чтобы с улицы их и не видели, и не слышали проходящие мимо люди. Стол тоже выглядел странно, как-то не очень уместно – огуречный салат, который Берта нарезала на скорую руку, кастрюлька вареной картошки, жареный хлеб, тарелка со свиными медальончиками… Это было из одной реальности, местной, Морозовской, а вот вызывающе-дорогие, глянцево поблескивающие бутылки с нездешним коньяком и ликёром – они прибыли из реальности иной, и выглядели на этом убогом столе чужеродно и неестественно. Всего бутылок оказалось четыре, но на стол Берта поставила только две, ещё две она до поры унесла на кухню. Ит сбегал в магазин ещё раз, и притащил шесть бутылок ситро – невиданное везенье, и трёхлитровую банку яблочного сока, грязную и пыльную.

Сели. С минуту сидели молча.

– Мясо остынет, – первой нарушила молчание Берта.

– Ну что, по коньяку? – предложил Ри. – Под мясо?

– Наливай, – предложил Ит. – Сам привёз, сам и наливай.

– И налью, – сердито произнёс Ри, откручивая колпачок с бутылки. – А что? Нельзя, что ли?

– Ри, ты от нас что-то хочешь, – произнёс Ит спокойно. – Собственно, мы и так знаем, чего именно ты хочешь. Это вполне естественно. Вот только одного я не понимаю – всей этой твоей игры, цель у которой – сойти запанибрата. Не понимаю, для чего тебе это понадобилось. Застолья вот такие, разговоры…

– Потому что мы в одном проекте, и делаем одну работу, – пожал плечами Ри. – Объяснение не хуже и лучше других.

– После всего, что ты творил годами? После откровенного издевательства в течение полутора лет, после попытки их убить, после тотальной слежки на Окисте, после Берега? После Адоная и Альтеи, после твоих вывертов на Тингле, после трёх лет переговоров, когда ты вёл себя, как последняя сволочь? Ты хочешь что-то вернуть после вот этого всего? – Берта горько вздохнула. – Тебе самому не смешно, гений?

– Нет, – покачал головой Ри. – И… ничего не изменилось, не думай. Не просто так я это всё творил. Вам обоим отлично известна причина.

– Ты мог оставить всё, как ты же сделал сам. Однако теперь ты сидишь здесь, в этом сарае, в нашей компании, и с рюмкой коньяку, которая стоит как десять таких сараев, – напомнил Ит. – Да еще и нам наливаешь этот самый коньяк. Зачем? Тебе самому эта ситуация не кажется, мягко говоря, абсурдной?

– Знаешь, отчасти – да, кажется, – признался Ри. – Но… может быть, я скучаю?

– По чему именно ты скучаешь? По дружбе? После того, как твои подонки зашивали вот ему, – кивок в сторону Ита, – глаза чёрными нитками? Ри, вот правда, о какой дружбе может после такого идти речь?

– Не понимаю, для чего этот разговор сейчас, – Ри нахмурился.

– Чтобы ты сам хотя бы попробовал осознать, что в данный момент чувствуем мы, наверное, – предположил Ит. – Впрочем, коньяк действительно хорош, ликёр тоже, и мясо остывает. А мы не в том положении, чтобы отказываться от такого мяса. Так что давайте действительно выпьем, и ты начнешь допрос, ради которого сюда явился.

– Как именно? Физиологически? Ну да, изменения есть, но ты учти, что рауф взрослеют медленнее, чем люди. Ненамного, но всё же медленнее. Детей я осматривал полтора месяца назад…

– Сможешь завтра осмотреть? – с интересом спросил Ри.

– Эээ… – Ит задумался. – Не факт. Послезавтра если только. Лето. Они же как горох, который из мешка высыпался, разбредаются, кто куда, многие даже ночевать не приходят. Считай, беспризорники.