Лев

Всё так же держа меня ладонями за бёдра, Лев подходит к длинной деревянной лестнице с широкими и низкими ступенями и принимается подниматься по ней к ресторану вверху насыпи.

Ладонями держусь за голову везущего меня мужчины. Чувствую мягкость волос под пальцами… Надо же… Думала, они жёстче… А у него волосы мягкие, как у кота… Надо же…

— Лучший способ раздвинуть женщине ноги, — ухмыляется Лев, — это посадить её себе на шею. Так что будем считать, что наше общение наконец-то пошло в правильном направлении.

Покачиваясь, в ужасе посматриваю по сторонам. Вниз стараюсь не смотреть.

— П… - сглатываю, — п…поставьте меня…

— Не, — чуть мотнув головой, заявляет он, — ты наказана. Вопила, обзывалась, вредничала, — он чуть задирает голову и я, качнувшись вбок и вцепившись ещё сильнее в его шею, мельком вижу его улыбку, — в общем, плохо себя вела.

Лестница петляет и Лев, поднимаясь по ней, то и дело, чуть наклоняется вперёд. Чувствую себя наездницей, пытающейся усидеть на огромном диком животном, которое с какого-то фига мерно вышагивает вверх по лестнице.

ка. Слева и справа — газон и клумбы. Ну, а под ногами — деревянные ступени.

— На лестницу меня поставьте!

— На лестницу — нельзя, — чуть качает головой он, и при этом продолжает переть вперёд, как танк. — Видишь, вон знак, — он кивает в сторону, и я в ужасе вцепляюсь пальцами в его уши. — Парковка запрещена. Ты машину водить умеешь?

— Ле-ев… — только и могу, что простонать я.

— Согласен, — кивает он, отчего я киваю всем телом вместе с его головой, и едва не писаюсь со страху. — Лев. Так меня и зовут. Это ты верно подметила. Правда, обычно моё имя произносят с другими интонациями. Не с такими жалобными.

— Лев, ну пожа-алуйста… Ле-е-ев….

— Тридцать два года уже Лев. Ну, то есть как… Сначал я был Лёвушка. Чтоб ты знала. Потом Львяка, это когда в школу уже пошёл. Мама меня так называла. Львякой. Прикинь? Потом Левка и Лёва — так меня друзья и приятели звали. Потом в старших классах я стал Лайном. Погоняло такое было, с улицы пришло. И вот только в универе, я впервые стал именно Львом. Причём, спустя уже несколько лет — Львом Санычем. Ну, а ты, девочка, как я понимаю — Олесенька. Всё верно?

Я уже отчаялась сопротивляться. Сложив на его голове руки, и уткнувшись в них подбородком, понуро еду, слушая всю эту ерунду.

— Видела мультик "Маша и Медведь"? — тем временем весело продолжает Лев. — Вот мы с тобой можем снять фильм "Олесенька и Лев". Про то, как Олесенька вредничает, вопит, капризничает, потому что считает Льва невоспитанным. Зато целуется так, что он прям уже задумался — а не повоспитываться ли ему немножко Олесенькой, воображающей себя Мальвиной? В общем, если обещаешь так же классно целоваться, как у машины, то я над этим подумаю.

Наконец он поднимается на самый верх и подходит к стеклянным дверям ресторана. Распахнув их, к нам навстречу тут же выходит улыбающийся до оттопыренных ушей швейцар в сером фраке. Его, похоже, то, что он видит, очень веселит.

Не могу сказать, что разделяю его радость…

— Добрый вечер, Лев Александрович! — прижав руку к груди, приветствует он. — Добрый вечер, красивая барышня!

— Здрасьте… — вздохнув, тихо отвечаю я.

И только тут Лев, опустившись на корточки и наклонив вперёд голову, позволяет мне с него слезть. Встав на площадку, чувствую, как сильно у меня ноги дрожат…

Не давая мне опомниться, Лев тут же встаёт, берёт меня за руку и ведёт за собой. Я уже не сопротивляюсь никак вообще. Бесполезно, потому что.

Мы заходим внутрь тёплого, уютно освещённого настенными светильниками, помещения. Пахнет так, что волей-неволей есть захочешь. Фруктами, овощами, жареным мясом, специями, зеленью…

Минуем гардероб и выходим к винтовой лестнице в огромном цилиндре из толстого, прозрачного стекла. У входа в него нас встречает обаятельный молодой человек в белой рубашке с серым галстуком-бабочкой. Этот улыбчивый вихрастый парень тоже называет Льва по имени-отчеству. Похоже, его тут все знают. Завсегдатай, не иначе… Интересно, он каждый раз с новой девушкой сюда приезжает?

Вместе с нами этот парень поднимается на второй, а затем и на третий этаж. И спустя пару минут мы оказываемся в отдельном маленьком зале, с изогнутым вытянутым столом на двоих в его центре. Сквозь панорамное окно во всю стену открывается потрясающий вид на освещённую фонарями набережную Москва-реки. С высоты она кажется просто волшебной…

Лев подводит меня к столу и, подскочивший парень с уже перекинутым через руку сложенным белым полотенцем, быстро отодвигает стул так, чтобы мне было удобно сесть. Сдержанно благодарю и сажусь за стол. Лев обходит его и расслабленно плюхается напротив. Его плечи почти столь же широки, как и ширина этого вытянутого, покрытого плотной пурпурной скатертью, изящно сервированного стола. Ставит барсетку на его край.

Парень любезно кладёт перед каждым из нас меню и карту напитков.

Лев через стол смотрит мне в глаза.

— Что будешь пить? — чуть тряхнув головой, интересуется он.

Учитывая то, что меня, несмотря на теплоту помещения, знобит, с ответом не медлю.

— Чай. Чёрный, пожалуйста.

— Жень, — взглянув на официанта, говорит Лев, — а мне, будь добр, плесни водки в сицилийский апельсин. Непростой был день.

Откидываюсь на стуле и скрещиваю руки на груди. Прищурившись, смотрю в глаза этому широкоплечему амбалу напротив, одетому в стиле итальянского мафиози. Шляпы только не хватает и сигары. А в остальном — вылитый. Повадки причём — аналогичные.

— Выпиваете, да? — не в силах сдержать ехидство, спрашиваю я.

Надеюсь, на наезд оно всё же не похоже.

— Ага, — посерьёзнев, кивает он, и громогласно добавляет: — БУХАЮ. С перерывами только на сон. А как проснусь — сразу в слюни.

Пока я соображаю, как к этим его словам относиться, он насмешливо продолжает:

— Ты меня трезвым-то и не видела, Олесь. Я вот прям щас — в говнище. В лютое просто.

Мда…

— Оно и видно… — нахмурившись, бурчу я.

Усмехается.

— А вот трезвый я — очень интеллигентный. Более того — жутко стеснительный.

— Что-то слабо верится… — усмехаюсь я.

— Напрасно, — басит он. — Мне только для того, чтобы протрезветь — выпить надо. Вот, слушай. Надысь я в библиотеке был. Сидел там в читательном зале. И, как водится, выпивал. А там, значит, библиотекарша. Нетраханная, разумеется.

— Угу, — поджав губы, иронично киваю я. — Разумеется.

— Входит она, значит, в читательный зал.

— В читательский.

— Да, в читальский. А там — я.

— Выпиваете.

— Да. Отчаянно так. Как не в себя.

Вздохнув, закатываю глаза, и качаю головой. Он не устал дурака-то валять?

— Ну и вот, — ни капли не смутившись, продолжает он. — Встаю я, значит, поворачиваюсь к ней. Беру за талию, прижимаю попой к столу письменному. Потом беру за бёдра, гладенькие такие, тёплые. Рывком усаживаю, значит, на край стола. И раздвигаю ей ноги, так, что юбочка задирается. Такая, знаешь, как в аниме японском.

— Юбочка? — прищурившись, издевательски переспрашиваю я. — У библиотекарши? Вы ничего не перепутали?

— Ну, спьяну мог и перепутать, конечно. Может, то гетры были или косынка, я хуй знает.

Услышав мат, морщусь.

— В общем, усаживаю я её на столешницу и раздвигаю ноги. А там, под юбочкой — чулки чёрные.

— Чулки?

— Чулки. Их я ни с чем не спутаю.

— Может и поясок ещё?

— Может и поясок. Но важно другое. Трусиков на ней нет.

— Зачем вы мне это рассказываете, Лев?! — злюсь я.

— Ты погоди. Не торопись. Ща поймёшь.

Вздохнув, смотрю в сторону. В окно.

— И чувствую я, что стесняюсь.

Смотрю на него.

У него глаза прям смеются.

— Стесняюсь люто просто. Возякаю уже пальцем по ладони. Туплю, заикаюсь, потею. В общем, даже несмотря на чулки — не трахнул я её.

— Сочувствую.

— Постеснялся.

Рука-лицо…

— А всё почему? — весело и задорно спрашивает он. — Потому что спьяну интеллигентным стал. Так что ты, Олеся, не переживай. Я сегодня — не напьюсь.