Светские манеры

– Лина, послушай, – сказал Уильям, снова доставая карманные часы, – всем известно, что эта свадьба – фарс.

– Позволь напомнить, что ты остался жив лишь благодаря этой свадьбе, – ответила она. – Может, эта свадьба и фарс, но она спасла тебе жизнь, а я теперь должна спасти репутацию Эмили. И неважно, сколько знатных особ придется ради этого пригласить.

– Но ты…

– А ты завтра поведешь дочь к алтарю и будешь изображать гордого отца. В противном случае ты просто подольешь масла в огонь, дашь повод для новых сплетен.

– Рты всем не позатыкаешь, – возразил Уильям, размахивая руками, пока его лицо не исказилось от боли, после чего он постарался не делать резких движений. Каролина знала, что мужа беспокоит плечо. Последствие давнишнего несчастного случая. Когда Уильяму было восемнадцать лет, его сбросила наземь лошадь, и он вывихнул плечо. В последние годы оно частенько ныло в дождливые и холодные дни, иногда ночами, если он спал в неудобной позе.

Каролина подошла и стала массировать его плечо, то самое место, что она хорошо знала, то самое, которое не раз растирала мазью. Уильям расслабился, отдаваясь на волю ее рук, но через минуту отстранился.

– А Ван Ален, должно быть, начищает до блеска свой монокль – черт бы его побрал! – произнес он уже совсем другим тоном, и с британским акцентом. И рассмеялся.

Каролина не подхватила его смех.

– Да ладно тебе, Лина. Ты всегда веселилась, когда я копировал этого клоуна.

– Этот клоун скоро станет членом нашей семьи.

– Эта свадьба – сплошной обман, – повторил он свой прежний довод и снова взглянул на часы. Потом еще что-то пробормотал и вздохнул. – Сразу предупреждаю: на банкет я не останусь… – Щелк. Хлоп. – Сяду на яхту и…

Каролина дала ему выговориться, как когда-то терпеливо пережидала бурные капризы малыша Джека, если ему запрещали съесть вторую порцию фруктового торта или шоколадного печенья. Ей так и казалось, что Уильям сейчас топнет ногой.

– Ну что ж, – промолвила она, снимая пушинку с лацкана его пиджака, – если ты сказал все, что хотел, тогда иди спать. Тебе нужно хорошенько отдохнуть за ночь. Завтра у нас важный день.

Каролина направилась к выходу. Их спор был окончен. Она пошла на уступки ради него. Завтра он поведет дочь к алтарю и будет присутствовать на банкете. Никуда не денется. Она – королева нью-йоркского общества, но это не значит, что он – король. И он это понимал. Как супруга, она, может, и не имела никаких юридических прав, зато располагала другими рычагами влияния. Стоит ей захотеть, и его выставят из всех мужских клубов, включая его драгоценный яхт-клуб. В ее власти устроить так, что его перестанут приглашать на покер, охоту на лис или выезды с друзьями на природу. Разумеется, ничего такого она ни за что не сделает, ведь, да поможет ей бог, она все еще любит его.

Каролина не была совсем уж юной, когда выходила замуж за Уильяма. До знакомства с ним она была влюблена в Хораса Уэллсби, сына адвоката ее отца. Однажды когда мистер Уэллсби с ее отцом заперлись в кабинете, Хорас, встретив ее взгляд, улыбнулся ей. И она целую неделю с трепетом вспоминала его улыбку. После месяца тайных ухаживаний Хорас набрался храбрости и поцеловал ее. Каролине тогда было двадцать лет. И это был ее первый поцелуй.

В тот день, вернувшись домой, Каролина не сумела сдержать волнение и с ходу выпалила:

– Ой, мама… кажется, я влюбилась.

Мать, казалось, обрадовалась, разве что вслух не сказала: «Что ж, пора». Положив на колени пяльцы, он принялась расспрашивать дочь:

– И кто он? Мы знакомы с его семьей? Кто его родители?

– Вообще-то, мы знакомы довольно давно. Это Хорас. Хорас Уэллсби, сын мистера Уэллсби.

Лицо матери потускнело, совершенно изменилось.

– Ох, Лина, Лина, – покачала она головой. – Сын адвоката? Нет, нет и нет. – Она переложила пяльцы с вышиванием на приставной столик. – Ты должна прекратить эти отношения. Немедленно. Ты не должна больше встречаться с этим юношей. Поняла?

Каролина поняла. Смирилась. Она никогда в жизни не поступала наперекор матери, никогда не возражала ей. И она перестала встречаться с Хорасом, ведь пойти против воли матери было сродни святотатству.

Два года миновала с момента ее первого и единственного в жизни поцелуя. Каролина уже стала опасаться, что тот первый поцелуй, возможно, станет и последним, а сама она превратится в старую деву, но тут в ее жизни появился Уильям Бэкхаус Астор-младший.

Их знакомство устроила ее мать, пригласив Уильяма с родителями на ужин. Уильям был всего на два года старше нее, но при виде его бакенбард и широких плеч она оробела от страха. Перед ней предстал зрелый мужчина; в сравнении с ним Хорас был мальчишкой. «Что это мама себе думает?» Он никогда не проявит интереса к такой девушке, как она. Уильям, недавно возвратившийся из-за границы, где он пробыл два года, весь вечер потчевал их рассказами о своих путешествиях. Каролина за весь ужин и двух слов не сказала.

После ужина их оставили в гостиной наедине. Каролина ужасно стеснялась, боялась взглянуть на него.

– Знаете, наши матушки вознамерились нас свести, – произнес он заговорщицким тоном.

Каролина безотрывно смотрела на свои руки.

– Знаю. Мне очень жаль.

– Жаль? – Он откинулся назад и рассмеялся. – А мне нет.

По-прежнему не поднимая глаз, Каролина проронила:

– Не смейтесь надо мной, прошу вас.

– Знаете, в чем ваша беда? Вы не видите себя такой, какой вас видят другие.

А вот и нет. Она именно что смотрела на себя со стороны. И была уверена, что в глазах окружающих ее самое привлекательное качество – голландское происхождение.

– Вы – интересная девушка, Каролина Уэбстер Шермерхорн. Совсем не такая, как другие, должен признать. В вас есть что-то… – он взял ее за руку – … что-то особенное.

Каролина взглянула на него, все еще не зная, что сказать. Лицо, она чувствовала, горит, а значит, и щеки краснеют.

Уильям предложил, чтобы они больше времени проводили вместе, получше узнали друг друга. Если их встречи и проходили под надзором, Каролина этого не помнила. Помнила она только одно: что с ней – он, Уильям Бэкхаус Астор-младший. Когда он впервые ее поцеловал… в общем, она сразу поняла, что поцелуй Хораса – не в счет. От поцелуя Уильяма она просто растаяла.

Они поженились, и девять месяцев спустя Каролина родила Эмили. Уильям был разочарован. Это ни от кого не укрылось. Тем более от Каролины. Она чувствовала, что не оправдала ожиданий мужа. Через год родилась Хелен, в следующие шесть лет – еще две дочери: Шарлотта, потом Кэрри. Все девочки заметно отличались друг от друга, словно каждая явилась в этот мир уже сформировавшейся личностью, и теперь все они лишь дожидались, когда им придет пора раскрыться и расцвести.

Уильям почти расстался с надеждой, что у него когда-нибудь родится сын. Возможно, поэтому он испытывал особую привязанность к Шарлотте. Его Чарли была совсем не похожа на остальных. Она не плакала, когда падала, не ждала, что ее поднимут и приласкают. Нет. Упав, она тут же поднималась и еще более решительно шла к своей цели.

Девочки подрастали и все меньше нуждались в том, чтобы мама постоянно была рядом. И Каролина постепенно увлеклась светской жизнью, организуя дома званые ужины, балы. Она вечно была занята, пожалуй, слишком занята, – даже не замечала, что творится у нее под носом.

Именно тогда Уильям стал больше времени проводить на яхте или с лошадьми. Каролина подозревала, что у него есть другая женщина – или другие женщины, – но отгоняла от себя эту мысль, пока не получила доказательства, что ее догадки верны. Запах духов и следы от губной помады на его носовом платке могли иметь только одно толкование. Каролина была раздавлена. Думала, Уильям отдалился от нее потому, что она не смогла сбросить лишний вес после беременности. Три месяца она изводила себя диетами, добилась того, что окружность талии у нее снова стала двадцать два дюйма. Но Уильям оставался холоден с ней. Каролина была в ярости, но в то же время глубоко страдала. Каждый раз, когда он задерживался допоздна, а то и до рассвета, Каролина не ложилась спать, ждала, подходила к окну, вглядывалась в темноту, надеясь, что он вот-вот придет. И когда он наконец появлялся, пьяный, ничуть не раскаивающийся, Каролина вела себя так же, как ее мать, когда знала, что ее муж загулял – делала вид, что не замечает этого.