Страница 36 из 65
Я отрицательно помотал головой. Он удовлетворенно кивнул и добавил:
— Я отъеду, ненадолго. Иваныч просил фильтры забрать для колодца.
— Хорошо, — пожал я плечами.
— Если что, звони мне, у тети Маши есть номер. Да, собственно, Дима тоже должен приехать. Так что дежурить тут большой надобности нет.
Сапрунов потер переносицу, потоптался на месте, словно вспоминая что-то.
— Ну, я пошел, — сказал он наконец и вышел в коридор. Вскоре хлопнула дверь, через которую я вошел сюда.
Захотелось проветрить кухню. Забросив в рот пирожок, я подошел к окну. Во дворе Мария Егоровна и Алина о чем-то оживленно беседовали. Мимо них промчался Сапрунов, застегивая на ходу молнию на ветровке. Я подождал, пока тот исчезнет за калиткой и, распахнув створки, крикнул:
— Пирожки скоро закончатся!
Женщины как по команде обернулись.
— Лешенька! — заслонив ладонью глаза от солнца, отозвалась Мария Егоровна, — мухи налетят, открой лучше второе окошко, оно с сеткой.
— Только попробуй все съесть! — пригрозила кулаком Алина.
Я рассмеялся и притворил окно. В кухне стало опять уютно, краски обрели былую сочность.
Позже, когда приехали рабочие и занялись заменой черепицы, Мария Егоровна принялась кормить нас обедом. Я не стал звонить Сапрунову. Не хотелось портить атмосферу. Я ловил себя на мысли, что стал слишком нетерпим в последнее время, постоянно занимался тем, что ублажал и холил свои негативные ощущения в себе. Неужели все это было в моей натуре и раньше? Скорее всего, было, а сейчас, получается, демонстративно вылезало то и дело наружу. Тот еще типчик вырисовывается, — подумал я о себе любимом.
— Мария Егоровна, — я поперчил борщ и посмотрел ей в глаза с невинной улыбкой, — а что соседушка, всегда так ведет себя, будто он тут близкий родственник в гостях?
Женщина удивленно подняла брови, виновато развела руками:
— Ты про кого, Леша?
— Про Андрея.
— Сапрунова что ли? — окончательно теряясь, уточнила она.
— Угу, — кивнул я и без зазрения совести продолжил трапезу.
Мария Егоровна откинулась на спинку стула и недоуменно пожала плечами.
— Никогда не замечала. Честно тебе, Леша, скажу, что никогда при мне он не позволял себе ничего такого.
— Лешик, а что такое? — вмешалась Алина. — Я и смотрю, что сосед помчался куда-то, расстроенный будто. Поругались?
— Чего-о? — небрежно прогундосил я. — Велика честь.
Мария Егоровна пошла к плите, достала из духовки румяную курицу.
— Аля, возьми, пожалуйста, тарелки из буфета, — попросила она.
На меня и мои капризы больше никто не обращал внимания. Обед продолжился, и разговор плавно перетек в другое русло, подхватив меня, несносного, с собой. Я только сейчас обратил внимание, что на Алине сегодня был цветастый джемпер нежных, пастельных тонов, который ей необычайно шел. Она сидела на краю стула с прямой спиной, как истинная леди, и рассеянно улыбалась, но при этом держала нить разговора в своих руках. Невольно я залюбовался своей тетушкой, и мне стало обидно, что она, умница и красавица, хотя уже и не комсомолка, совсем одинока, что у меня нет двоюродных братьев и сестер. Похоже, что каким-то непостижимым образом мои чувства и мысли передались Марии Егоровне. Она вдруг вздохнула и с грустной улыбкой коснулась плеча Алины.
— Ох, Аля… когда уже мы будем сидеть за этим столом большой, дружной компанией? Дождусь ли…
Алина, не переставая улыбаться чему-то своему, посмотрела на меня, потом перевела взгляд на Марию Егоровну.
— Так это вы не у меня спрашивайте. Вот, сидит тут, ни о чем думать не хочет, кроме работы своей. С меня, девушки, так сказать, что возьмешь?
— А я тут при чем? Чуть что, Леша… — перешел я на детский лепет.
— Я вас обоих и имею в виду. Что один, что другой… — Мария Егоровна, похоже, пожалела, что завела этот разговор. С постным выражением лица она начала подкладывать нам с Алиной еду в тарелки.
— Я уже наелась! — запротестовала тетушка. — И так растолстела за зиму. — Она заерзала на стуле и демонстративно начала подтягивать живот.
Я замер с открытым ртом. Алина озаботилась своей фигурой? Да она у нее всегда была великолепна! Уж в этом я разбираюсь.
— Ешь, давай, — неожиданно строго рявкнула старушка. — Растолстела она. Твою фигуру только по телевизору показывать. Потолстеть, кстати, и не мешало бы. — Она перевела взгляд на меня, явно ожидая поддержки.
— Да, не мешало бы, — согласился я, продолжив жевать.
Алина хмыкнула, отодвинула от себя тарелку и поднялась из-за стола. Подойдя к буфету, она чуть пригнулась, — надо полагать, глянула на себя в зеркальную стенку за полочками с посудой, — и тут же выпрямилась.
— Ну вас, заговорщики. Пойду, пройдусь по саду.
— Алечка, а как же чай? — заволновалась Мария Егоровна. — Там сыро еще, поди. Траву пора косить…
Алина вернулась к столу, схватила с тарелки пирожок, откусила и хитро сощурила глаза.
— Ишь чего придумали… толстеть мне надо, — сказала она и кинула на нас строгий взгляд. — Сама решу. Вот сегодня наемся вдоволь, а потом буду думать, что с этим делать.
— Так мы что, мы ничего, не возражаем, — закивал я, не отрывая глаз от своей тарелки.
По-видимому, наше с Алиной серое настроение начало рассеиваться. Тепло этого дома проникало, казалось, в самые далекие закоулочки души.
Тетушка стряхнула невидимые крошки с джемпера и с улыбкой глянула на Марию Егоровну.
— Как хорошо у вас…
— Так чего приезжаешь редко так? — добродушно упрекнула Мария Егоровна.
Алина пожала плечами и задумчиво произнесла:
— Не знаю, ей-богу не знаю. Суета все какая-то… Пойду в сад…
Проводив взглядом Алину, Мария Егоровна обернулась ко мне.
— Леша, а почему ты рассердился на Андрея?
Моим словам про Сапрунова, видно, она придала какое-то особое значение. Или, точнее, она поняла, что мое раздражение было неспроста. Да уж, ничего не скажешь, повезло Виталию Ивановичу. Не знаю, что там у него было в молодости, какую такую любовь он упустил, но то, что сейчас рядом с ним такая чуткая и умная женщина — большая удача.
— Да не рассердился я, Мария Егоровна. Меня, честно говоря, удивляет стремление Виталия Ивановича окружать себя странными личностями. Ведь были у него когда-то в друзьях хорошие, порядочные люди. А теперь? Когда в последний раз здесь были гости, кроме нас с Алиной?
Мария Егоровна опустила голову, покивала каким-то своим мыслям, как это бывает у пожилых людей. Затем она присела на стул рядом со мной и мягко произнесла:
— Не суди так строго о людях, Леша. Разобраться, кто чего стоит в этой жизни, очень сложно. Виталий в последнее время слабеть стал, ушел в себя, не хочет в доме шума и компаний. Он как будто предчувствовал, что грядут неприятности.
— В смысле? Какие у него неприятности?
— Как это какие? Все, что случилось с тобой — для него трагедия. Он мне душу не изливает, но я же вижу, что после этого взрыва он сам не свой стал. Все талдычил мне, что уезжать надо тебе. Он совсем потерялся как будто. Ведь вы с Алиной его самые близкие. Вот видишь — и в больницу попал, — женщина тяжело задышала.
Я развел руками:
— И потому Сапрунов, этот мрачный, крайне неприятный тип, здесь чувствует себя, как рыба в воде? Что-то не улавливаю связи, честно говоря.
— Леша, ты ведь знаешь Виталия Ивановича. Он вечно кому-то помогает…
— Ах, вот как! И что же случилось такого страшного у Сапрунова, что ему понадобилась помощь Виталия Ивановича?
Она несколько растерялась.
— По правде, точно не знаю. Но он наш сосед. У него были какие-то проблемы с оформлением документов на участок, консультировался он с Виталием, приходил сюда. Этот дом, что напротив, долго как-то не продавался, вроде покупатели находились, но владелец вдруг отказался от сделки. А когда рядом дом без хозяев, это, знаешь, не очень хорошо. Надо, чтобы люди жили вокруг. Вот поэтому, когда Сапрунов появился, то Виталий взялся ему помочь. Ты не смотри, что он с виду такой…