Страница 32 из 46
— Потому что в твоей душе есть редкое для нашего времени качество, достойное христианина — сострадание и любовь к ближнему.
Видя, что Протопопов ничего из услышанного не понял, Государь охотно добавил более развёрнутое пояснение.
— Ты помог человеку и помог безвозмездно, ничего не попросив за это взамен и не ища никакой от того выгоды. Я решил тебя выслушать и вижу, что не ошибся. Аликс говорила, что ты чудесный человек. Чуткий и отзывчивый.
Вот оно что, Протопопов с трудом подавил в себе улыбку. Дошла таки посылочка до адресата.
Речь шла о электропроводной коляске для близкой подруги Императрицы. Той самой коляски, созданием которой Александр Дмитриевич озаботился и занялся накануне, наняв лучших столичных мастеров из автомастерской за бешеные деньги. И мастера справились надо признать, получился неплохой такой четырёхколёсный агрегат с электромотором с ручным управлением. Впору было ставить хештег «Как тебе такое Илон Маск?». Ну а доставить коляску в Царское село оказалось делом техники. Понятное дело конфиденциально и без указания адреса отправителя, как и без лишнего шума. Но с животрепещущей записочкой, вложенной на «пульте управления». Как покорить женское сердце Александр Дмитриевич знал точно. Ну и пользовался активно своим недюжинным опытом, приобретённым за годы прожитой жизни. Ну а говоря честно — Протопопов попросту скопипастил четверостишие одного популярного поэта родом из 21 века по имени Жюли Верс, чьи стихи приходилось слышать на одном из благотворительных вечеров. Присвоив, разумеется себе авторство стиха в 1917 году. Звучал стих так, ну или по крайней мере так его запомнил Александр Дмитриевич:
«Ты знаешь — больно уходить
Когда еще чуть-чуть, но любишь..
Безумно хочется забыть…
Но разве чувства те забудешь?»
И ниже подпись — Ваш А.П.
Вот эта вот записочка с четверостишием, надушенная лучшим парфюмом, она попала в руки Александры Фёдоровны и сделала своё нехитрое дело.
Аликс поплыла.
А вообще, возвращаясь к Николаю... забавно было говорить о сострадании и любви к ближнему когда под столом лежал вырубленный наглухо генерал Алексеев, из уха которого струилась струйка крови, теперь правда запекшейся на щеке. Как то не думал Государь, что Михаилу Васильевичу настало время посочувствовать по христианским канонам.
Протопопов поерзал на сиденье не отводя взгляд от глаз царя, который будто бы проверял его на крепость и твёрдость духа. Интересно кстати, знал ли Государь Николай о любовной записочке Протопопова для Императрицы? Вряд ли — знал бы и не пялился бы так беззаботно на министра.
Но что же это получалось?
Выходит блефовал самодержец, говоря о незамедлительной отставке министра внутренних дел и получается, что Николай с самого начала рассчитывал выслушать Протопопова...
Ну и забавно, что сыграла именно ставка на коляску, на тёплые чувства Императрицы и на человеколюбие царской четы. Александра Фёдоровна сделала свою часть работы, с блеском убедив своего муженька, что Александр Дмитриевич — человек готовый помогать своему ближнему, настоящий христианин и бла-бла-бла...
Обманывать Государя, конечно, не хорошо... потому как Протопопов давно не был никаким христианином. Нет, в церкви он бывал и не раз (даже было дело — построил парочку православных храмов), но от того грехов за душой нашего героя нисколечко не преуменьшилось. Как был там вагон и маленькая тележка всего набора «греховного», так и остался. Ну и изо дня на день этот груз только увеличивался, а с недавних пор — семимильными шагами. Поэтому, положи на одну чашу весов сердце министра, а на другую чашу пёрышко в канун великого суда и сердце перевесит настолько, что чашу впечатает в землю ко всем чертям.
От того ничего удивительного не было в том, что и теперь Александр Дмитриевич не брезговал чутка погрешить и не выбирал путей, а пользовался всеми доступными способами.
Независимо от морали.
Главный критерий тут — сработает или нет?
И, черт возьми, работало.
Теперь же, когда с помощью кинопленки Государю удалось открыть глаза, оставалось направить его вспыхнувшее буйство в конструктивное русло.
— Помог, — наконец, сказал Протопопов. — А теперь я хочу помочь тебе Государь и прошу тебя от моей помощи не отказываться.
Желая укрепить произведённое фильмом впечатление, министр достал из внутреннего кармана пальто, того самого кармана, где лежала граната РГ-14, протоколы допросов господ революционеров. Те, которыми Протопопову удалось обзавестись в тюрьме на Заячьем острове. Плотно свёрнутые, не так, конечно, следовало обращаться с документами, но и не до того сейчас.
Протоколы Александр Дмитриевич развернул, разгладил и положил на столешницу, буковками к Государю.
— Читайте, пожалуйста.
Николай взглянул на протоколы, особенно на допрос Гучкова, который был измазан в кровяных разводах. Допрос, как мы помним проходил с некоторым усердием и закончился известно чем.
— Почему они в крови? — сухо поинтересовался Николай.
Протопопов не стал отвечать на прямой вопрос.
— Ты помнится говорил, что рассчитываешь на думское большинство и отмечал, что можешь контролировать этих людей? — спросил Александр Дмитриевич.
— Я мог с ними договорится, это совершенно точно... — уточнил Император, но осекся и начал читать протокол допроса Гучкова.
К изложенному там Государь был морально подготовлен, тем более накануне посмотрел пленку из зала думских заседаний. Но даже при новых вводных и при собственной титанической выдержке, лицо Николая то хмурнело, то бледнело.
Он заерзал на стуле, как будто не находя себе место.
Закурил, дойдя до того самого момента, где речь шла о чистосердечном признании Гучкова в подготовке покушения на царствующую особу. И закончив читать, положил протокол допроса обратно на стол.
Принялся тереть подушечками пальцев левой руки друг о друга, то от снимая напряжение, то ли пытаясь от ощущения прикосновения к протоколу.
— Ты спрашивал почему он в крови? Протокол?
Николай не ответил, глубоко впечатленный прочитанным и медленно качая головой. Он прищурился, пытаясь сосредоточить и упорядочить свой мысленный поток в голове.
— Как же тут Крымов оказался, а остальные... — зашептал он одними губами, едва слышно.
Пальцы Императора скривились, снова сминая бумагу протокола допроса.
Александр Дмитриевич подался вперёд и немного приукрасил действительность, добавив щепотку драмы в разговор:
— Потому, Государь, листок оказался выпачкан в крови, что господин Гучков вышиб себе мозги наглухо из пистолета, — министр внутренних дел улыбнулся кончиками губ. — Переусердствовал малость Александр Иванович.
— Ясно, — кивнул Николай. — А что с... остальными? Из списка.
Он уже читал другие протоколы.
— Остальные либо растерзаны толпой, либо бегут из Петрограда, пока ходят пароходы, — министр пожал плечами. — Потому как народ более чем определённо показал своё волеизъявление и господам союзникам из Антанты теперь должно быть доподлинно известно, чего хочет реальное большинство в Российской Империи. Поэтому твои слова о том, что думское большинство отражает чаяния народа — это бред.
— Почему они все ещё живы? Отчего ты не застрелил их?
— Живыми они принесут гораздо больше пользы и выведут нас на тех гадов, которые пока не высовывают головы.
Николай не стал ничего возражать, слушал дальше. Протопопов же начал заводиться.
— Что до думского большинства, то оно отражает чаяния группки зажравшихся антипатриотов, которые нагибают твой народ, которые плевать хотели на войну и наживаются на ней, что привело к продовольственному, топливному и другим кризисам, всяким спекуляциям... И пока ты сидишь и куришь самокрутки, не видя или не хотя видеть проблем своего народа, твою страну разносят и разрывают на части. Ты говорил, что хозяин этой земли? Так ты ещё один жалкий монарх, которого свергнет собственная же мнимая опора. Именно поэтому, пока ты отсиживаешься здесь, я делаю за тебя всю твою работу и собираю экстренный правительственный совет безо всякого позволения! Потому что потом будет уже поздно.