Страница 12 из 74
– Теперь перестали вычислять? – заинтересовался мой компаньон.
– У них, вероятно, появился свой зельевар.
Гамильтон насмешливо фыркнул:
– У черных сборщиков, значит, есть свой зельевар, а на Окраинах его нет.
– Теперь есть Тина.
– У нее за спиной лишь Академия, – с тенью пренебрежения произнес мой компаньон.
Но я не согласилась:
– У других и того нет.
Поднявшись на ноги, я подошла к поверженному грамрлу. Твари разлагаются быстрей, их уничтожает энергия нашего мира. Но этот… Этот и правда разлагался слишком быстро. Мясо и чешуя практически шипели, испаряясь и отравляя воздух.
– Ты никогда не думала, что у Окраин было бы меньше проблем и больше золота, если бы...
Гамильтон замялся, но я, подняв взгляд от трупа чудовища, продолжила за него:
– Если бы мы возглавили добычу ингредиентов? Во-первых, ни на что хорошее и действительно полезное куски тварей не идут. Хотя нет, это во-вторых, а во-первых – Окраины притянули бы к себе негодяев и мерзавцев всех мастей. Я бы не хотела, чтобы мой дом превратился в преступный притон. Вспомни, что было с чихрановыми болотами? Больше того, сейчас там тоже все не слишком-то спокойно.
Мой компаньон потянулся:
– Согласен. Я просто хотел проверить твои мыслительные способности.
Отвернувшись от костяного остова пауко-змея, я посмотрела на Гамильтона:
– Что?
– Твоя реакция замедлена, – мой компаньон серьезно на меня посмотрел, – хотел бы я знать почему.
– Я знаю, – вздохнула я. – Спокойная жизнь в столице, отбор, отсутствие тренировок и сушки.
Гамильтон смущенно засопел:
– Ну ты это, не забывай делить мои слова на десять. И потом, немыслимо, чтобы ты настолько просела в скорости за пару месяцев.
– Других вариантов у меня нет. Идем.
В траве под ногами похрустывали мелкие косточки, чешуйки и прочее ненужное сборщикам добро, оставшееся от недоразложившихся тварей. Это был настолько привычный звук, что его внезапное исчезновение насторожило.
Вокруг портала была раскинута сигналка. Слабенькая, очень слабенькая сигнальная нить. Неужели черные сборщики не могут позволить себе толкового колдуна?
– Скорее, не хотят привлечь внимание. Сама знаешь, что отряды нет-нет да и заворачивают к развалинам. То костер, то на ночь остановиться. А то и просто так, – проворчал Гамильтон и ловко перепрыгнул нить.
Я же прыгать не стала, а просто перешагнула, чтобы через мгновение оторопело застыть.
– Бумага? – поперхнулась я и присела на колени, чтобы убедиться, что трещины в основании стационарного портала были заклеены тонкой бумагой.
– А что, так можно было?! – взвыл мой компаньон.
А после Гамильтон, сев на круглую жопку, поскреб за ухом задней лапой. А это, между прочим, то, чего он всегда старался избегать!
– Я, мгм, поражен, – выдохнул в итоге мой компаньон.
Подав магию к глазам, я коротко выдохнула: бумага оказалась пропитана магией. Очень странной магией.
– Империя Штормов, – рыкнул Гамильтон. – Их работа.
– Но это не магия, – я провела ладонью по бумаге, – это что-то иное.
– Они называют это духовной силой. – Мой компаньон тяжело вздохнул. – Вообще, на самом деле Империя Штормов находится вне твоего мира, Мина. Они соединены с вами большой водой, но....
– Антинаучный бред, если верить нашим профессорам, – невесело произнесла я и попыталась отклеить бумагу.
– Меня мало волнуют твои профессора, – серьезно ответил мой компаньон. – Ты мне веришь?
– Да, – коротко произнесла я. – Как иначе-то?
Отклеить бумагу не удалось. Ну и ладно, будто нам сложно новые трещины набить!
– Сложно, – отдуваясь, произнес Гамильтон.
– Сложно, – согласилась я и тут же добавила: – Но возможно.
Итогом наших стараний стала не просто трещина, а отколотый кусок, который Гамильтон отнес к ловушкам.
– Теперь к Храму. – Я протянула Гамильтону руки, на что он фыркнул:
– Смысл идти обратно через защитную полосу, если мы так и так собираемся в Гиблую Рощу? А она вон колосится.
Он кивнул в сторону темнеющей гряды деревьев. И я была вынуждена согласиться, хотя если бы мы пошли старой дорогой, то… То мне было бы спокойней. Что я и сказала компаньону.
– А мне – нет, – отрезал он. – Сколько сил осталось у тебя в ожерелье? А сколько сил ты потратишь, высматривая ловушки? Они ведь смещаются, понемногу, но в совершенно хаотичном порядке.
Положив руку на грудь, я только вздохнула. Проверять запас не хочется: долгий путь, многочисленное колдовство, ловушка, да еще и бой с грамрлом!
Запустив слабенький импульс, я подождала отклика и…
– Это невозможно!
Ожерелье было переполнено силой так, будто я ни капли оттуда не вытянула.
– Пауза слишком затянулась, – сердито произнес Гамильтон, – уже даже луна из-за облака выглянула.
– Ожерелье полно магии, – тихо сказала я. – Но как? Я не чувствую силу. Только руки все леденеют и леденеют.
Гамильтон помолчал, а затем глубокомысленно изрек:
– Значит, дело в голове, а не в силе.
– Ч-что?
– Единственный вариант, при котором твое ожерелье может быть все так же заполнено силой, – это тот вариант, где ты колдуешь не думая. Черпаешь силу, не зацикливаясь на том, что ты можешь, а что нет. Значит, проблема рассинхрона силы в голове.
– Ты намекаешь, что завершение отбора так по мне ударило, что я связь с магией потеряла? – оторопела я. – Это, знаешь ли, обидно. Я не какая-то там…
Дыхание перехватило, и я не смогла даже продолжить фразу.
– Если у тебя есть другое объяснение, то вот тебе мои уши, – фыркнул Гамильтон.
– Я хочу верить, что это моя завершающая потеря силы, – уклончиво отозвалась я. – Колдун из Тамитиканы так и сказал: ждите, само пройдет.
– Положим, не совсем так, но суть передана верно. Что ж, тогда прошу на бок высокоскоростного бассет-мобиля.
Поперхнувшись смешком, я запрыгнула на увеличившегося в размерах Гамильтона. Не представляю себе этот «скоростной мобиль», но хочется верить, что он лучше, чем порох, про который мне также рассказывал мой компаньон-путешественник.
Луна медленно продвигалась по небосклону, подсвечивала острые травинки и укутывала выбеленные ветром останки тварей в густой тени.
«Еще немного, и рассветет, – пронеслось у меня в голове. – Звезды уже едва видны».
– Ох ты ж, – буркнул Гамильтон и остановился так резко, что даже у меня челюсть клацнула.
Гиблая Роща началась неожиданно. Она темнела где-то впереди и все никак не хотела приближаться. Мы проскакивали мимо одиноких кустов и тощих изломанных деревьев. Проскакивали-проскакивали и оказались перед буреломом.
– Возьмем левее, – буркнул Гамильтон, – там, кажется, есть проход.
«Проходом» оказался кусок старой тропки – очевидно, эта дорожка когда-то вела к Храму. Пусть не подъездная аллея, но все же мощеный путь. Путь, устоявший перед Рощей.
Игривая луна, скользя за нами следом, посеребрила огромную паутину, в центре которой застыл выцветший бумажный журавлик.
Говорят, были те, кого не успели эвакуировать.
Говорят, их объявили «нечистыми» и запретили им пересекать границы.
Говорят… Правду говорят на самом деле. Именно тогда Окраины откололись: мы приняли попавших под удар людей к себе. Чтобы через столетие вернуться под руку Правителя на своих условиях.
Почему? О, потому что окраинные мастера пришли отсюда. Здесь они жили и творили до тех пор, пока не оказались под ударом. Именно поэтому ни один из мастеров не захотел покидать Окраины: прощение – сложная вещь.
– Тебя никогда сюда не тянуло? – с интересом спросил Гамильтон.
– Нет, – честно сказала я. – Как так вышло, что я мастер окраинной стали – неизвестно. Хочется верить, что папа…
– Барон был твоим отцом, а твоя мать так до сих пор твоя мать, – проворчал Гамильтон. – Я такие вещи чую даже не носом, а… Не знаю чем. Но никогда не ошибаюсь.
Медленно выдохнув, я чуть повеселела. На самом деле, хоть я и не позволяла себе задуматься, но… Среди Фоули-Штоттен не было мастеров окраинной стали!