Полиция памяти

Они все валились людям на голову и звонко лопались под ногами, пока наконец всю усыпанную ими землю не завалило снегом.

И лишь тогда люди спросили себя, что же они будут есть этой зимой.

13

Снега на острове мы и правда не видали уже давно. Сперва показалось, что в ветре танцует какой-то мелкий белый песок, но эти песчинки срастались и множились, пока наконец не погребли под собой всю округу. Снег белел на каждом листике дерева, на всех фонарях и оконных рамах. И явно не собирался никуда исчезать.

Посреди всех этих снежных заносов и вьюг «зачистки памяти» стали чуть ли не обыденным ритуалом. Целый отряд полицаев в длинных шинелях и ботинках вламывался в городок и обшаривал каждый угол. Шинели с виду мягкие и теплые, все того же темно-зеленого цвета, воротники с рукавами оторочены мехом. Первоклассная одежда, какой на этом острове ни купить, ни пошить было просто негде. Она резко выделяла их даже в очень большой толпе.

А иногда они заявлялись и среди ночи. Оцепляли своими фургонами квартал по периметру и обыскивали все дома один за другим. Некоторые обыски проходили для них успешно, некоторые — нет. Какой из кварталов они выберут следующим, не знал никто. Я начала просыпаться от каждого шороха. Открывала глаза в темноте, всматривалась в ковер на стене и представляла, как за этой стеной, затаив дыхание, в ужасе корчится R, — и молилась о том, чтобы эту ночь мы пережили без происшествий.

Люди на острове старались не выходить из дома без надобности, только по выходным счищали снег со своих крыш. Но едва темнело, они тут же закрывали все ставни на окнах и старались жить свои жизни как можно незаметнее. Так, словно под этим снегом погребены даже их сердца.

Видимо, с этой общей, давящей на весь остров атмосферой оказалась как-то связана и пустота, окружавшая нашу тайну.

Так или иначе, но случилось непредвиденное. В один из таких дней — совершенно неожиданно — они забрали старика.

— Они что-то пронюхали!! Как нам быть?! — закричала я в люк, едва откинув крышку.

Я вся дрожала и, с трудом спустившись по стремянке, упала на кровать как подкошенная.

— Скоро придут и сюда! Мы должны перепрятать вас в место побезопаснее. Где бы лучше всего? Решаем сейчас, пока не поздно. Может, у родителей вашей супруги? Да нет, туда-то они и сунутся первым делом… Ах, ну конечно! Заброшенная младшая школа, наш бывший передаточный пункт — вот что нам подойдет. Там же столько разных помещений: учительская, лабораторная, библиотека, буфет — прячьтесь, где только душа пожелает… Давайте я все подготовлю!

Присев рядом, R положил руку мне на плечо. Чем дольше я чувствовала его ладонь, тем безудержней меня колотило. Сколько бы он ни пытался согреть меня.

— Для начала — важнее всего успокоиться, — медленно проговорил он, отцепляя один за другим мои пальцы от своего колена. — Знай они хоть что-нибудь об этом убежище, пришли бы не к старику, а сразу сюда. Так что без паники. Нас пока не заметили. А как задергаемся, тут же внимание привлечем. Их глаза повсюду. Так, может, они только этого и ждут? Понимаешь, о чем я?

Я кивнула:

— Ну хорошо, но тогда в чем они заподозрили старика?

— Вспоминай сама. Может, его обыскал патруль на дороге и нашел что-нибудь подозрительное? Или на паром приходили с зачисткой?

— Да нет, ничего такого… — ответила я, уставившись на кончики своих пальцев — онемевших и не желающих оживать, как бы мягко он их ни гладил.

— Ну, вот и не беспокойся. На меня ничто не указывает. Скорее всего, они допрашивают его по делу, со мной не связанному. Они регулярно собирают с народа самую разную информацию. Даже когда нет ни единой улики, собирают всех, кто рядом живет, допрашивают — ну, давай, расскажи, что знаешь. Может, сосед украдкой выращивает розы в теплице? Или чья-то семья каждый месяц закупает явно больше хлеба, чем могут съесть ее члены? Или за какой-нибудь занавеской мелькала подозрительная тень? В общем, все слухи и домыслы… Поэтому давай пока затаимся и переждем. Лучше плана сейчас не придумать.

— Да… Наверное, вы правы. — Я глубоко вздохнула. — Я просто молюсь, чтоб над ним не вытворяли ничего ужасного.

— Ужасного?

— Ну да. Не пытали его, например. На что они там способны, никто не знает… А уж под пытками даже наш старик может не выдержать и рассказать им про убежище!

— Не стоит себя так накручивать, — сказал R, пожимая мое плечо. Красное пламя электрокамина освещало наши лица снизу. Вентилятор в стене продолжал вертеться, натужно постанывая, точно мелкий зверек.

— Конечно, если ты хочешь, чтобы я отсюда ушел, я уйду, — спокойно добавил он.

— Да что вы! — воскликнула я. — И в мыслях этого нет! Я боюсь не того, что меня арестуют. А того, что вас больше не будет рядом… И поэтому так дрожу.

Я покачала головой, мои волосы упали ему на свитер. А он все обнимал меня за плечо, и не было никакого способа измерить течение времени там, куда солнце не заглядывает никогда. Казалось, мы просто провалились в самый центр временной воронки, откуда возврата нет.

Сколько мы так просидели? Тепло его тела наконец-то согрело меня. Проклятая дрожь унялась. Мягко выскользнув из-под его руки, я встала.

— Простите, что сорвалась, — сказала я.

— Да что ты, я все понимаю… Старик очень дорог нам обоим, — ответил он, опуская взгляд.

— Дальше остается только молиться.

— Помолюсь и я с тобой…

Поднявшись по стремянке, я отодвинула тяжелый засов. Откинула крышку люка. И, в последний раз оглянувшись, увидела, что R так и сидит на кровати, уставившись на огонек электрокамина.

* * *

На следующий день я решила сама, не советуясь с R, наведаться в головную контору Тайной полиции. Сообщи я ему заранее, он, конечно же, стал бы меня отговаривать. Оно и понятно: визит сюда — выходка дерзкая и опасная; чем это может закончиться, даже подумать страшно. Но и сидеть сложа руки я уже не могла. Даже если не увижу старика, может, разузнаю о нем что-нибудь или весточку передам. И уже этим помогу хоть немного.

Снег, валивший всю ночь, к утру перестал, из-за туч выглянуло слабое солнце. Свежие сугробы оказались настолько мягкими, что ноги проваливались по щиколотку. Ботинок-снегоходов, как на полицейских, у обычных жителей не было, и прохожие перебирались по тротуарам с трудом — в обнимку с поклажей, опасливо пригибаясь и торопливо семеня. Такой походкой они напоминали стадо состарившихся травоядных, которые уже не понимают, куда бредут, утопая в собственных мыслях.

В мои ботинки набился снег, ноги промокли почти сразу. В руках я несла сумку с пакетом, в который сложила плед для поясницы, пачку термопластырей, мятные таблетки от кашля и пять булочек, что испекла с утра.

Головная контора располагалась на трамвайной улице, в здании бывшего театра. К ее главному входу вели широченные каменные ступени с резными колоннами по бокам. Ветра не было; флаг Тайной полиции на крыше бессильно обвил флагшток и едва трепыхался.

По обе стороны от входа стояли охранники — ноги на ширине плеч, руки за спиной, глаза уперты в пустоту перед носом. На несколько секунд я замерла, размышляя, что лучше: сообщить им свою цель визита или заходить внутрь молча, не отвлекая их драгоценного внимания. Но плотно закрытая дубовая дверь казалась такой тяжелой, что я не знала, хватит ли у меня сил открыть ее в одиночку. Охранники же игнорировали меня в упор — так, словно заговаривать с посетителями им запрещалось.

Собравшись с духом, я приблизилась к охраннику справа.

— Простите, вы не подскажете? — обратилась я к нему. — Я пришла кое с кем увидеться и принесла передачу. Куда мне следует обратиться?

Охранник не повернул головы ни на миллиметр, а на его лице не дрогнуло ни ресницы. Он был очень бледен и совсем еще юн, гораздо моложе меня. Меховые оторочки на рукавах промокли — видать, от долго таявшего снега.