Ложь (ЛП)

Вспышки зрения разрывали тени, и я вяло моргала, когда мое лицо проходило мимо автомобильных шин и сапог моего похитителя, раздавленных на гравии. В моем мозгу раздался тусклый хлопающий звук, и я подумала, не взрываются ли это клетки моего мозга. Может быть, то, чем меня накачали, вызвало обширные аневризмы мозга, а может быть, у меня просто лопнула барабанная перепонка.

Парень, несущий меня, резко остановился, и мое лицо ударилось о грубую ткань его брюк. Голоса. Я слышала голоса. Вроде того. Все было приглушенным и тусклым, как будто я была под водой. Голос потрескивал и прерывался, как будто прием был плохим, и снова закружились тени. Они засасывали меня под воду, заманивая обещанием больше не испытывать боли. Все, что мне нужно было сделать, это… отпустить…

Мое тело содрогнулось, спазмы подергали мышцы странным, мучительным образом, и я застонала от боли. Мой похититель что-то говорил мне, но я не могла разобрать слов. Да и как я могла, когда мои уши больше не работали? Это было только начало конца, и я сомневалась, что этот путь будет долгим. Сладкая темнота манила меня, и я была слишком слабая, чтобы сопротивляться. Боль пронзила мое тело, влага покрыла мои щеки, и я просто не хотела больше существовать.

Потом я падала. Бесконечно падала, как Алиса в кроличью нору, и если бы я достигла дна, то уже никогда не смогла бы выбраться.

Удар.

Я ударилась о дно с силой, достаточной для того, чтобы раздробить все кости в моем теле. Единственным маяком надежды был теневой контур человека, очерченный далеко, далеко надо мной. Но потом все стало черным.

Я была одна. Разбитая в темноте и неспособная двигаться.

Это был конец.

34

Раньше я никогда не задумывалась о собственной смерти или смертности. Это казалось странным, учитывая, сколько околосмертных переживаний я испытала за свою жизнь. Но если бы меня заставили задуматься над понятием смерти, загробной жизни или чего-то промежуточного, я бы сказал, что что-то должно быть.

Тем не менее, даже никогда не рассматривая собственную смерть в деталях, я все равно была удивлена. Или… растерянная. Не было яркого света в конце коридора. Не было ангелов, зовущих меня присоединиться к ним. Не было сверкающего, волшебного облака, переполненного сексуальными, мускулистыми мужчинами, ждущими меня с нетерпением. Там была только…

…темнота.

Но тогда, действительно ли я была мертва? Я попыталась пошевелиться, но мое тело снова свело спазмом, болезненно сжав желудок и угрожая вызвать рвоту в темноту. Если бы я была мертва, разве я чувствовала бы потребность блевать? Наверное, нет.

Верно?

Мое дыхание уже не было таким затрудненным, и хотя одна рука горела так, словно по ней ударили раскаленной кочергой, я больше не чувствовала, что тону. Так где же я, черт возьми, была? И почему было так темно?

Я была далеко не в порядке, чертовски далеко не в порядке, но я крепко стиснула зубы и протянула руку. Медленно и осторожно, не делая резких движений, которые могли бы заставить мое тело снова восстать против меня. Сначала я ничего не почувствовала. Ничего. Только бесконечное пространство темноты, и мое дыхание участилось в панике от этого. От мысли, что я нахожусь в какой-то темной бездне… но потом мои пальцы коснулись чего-то твердого, физического, и я издала дрожащий вздох.

Застонав от боли, я протянула руку дальше, исследуя окружающее пространство. Прошло всего несколько мгновений, и паника снова охватила меня.

— Твою мать, — пискнула я, когда мои лёгкие снова сжались. — Черт, нет. Нет, нет, нет.

Мои неистовые мольбы перешли в рыдания, когда реальность погрузилась в мой пораженный наркотиками мозг. Я была в багажнике чьей-то машины, я была почти уверена. Мои ноги были подтянуты к груди, а спина плотно прижата к обшивке багажника. В грубом ковре, которым был обитый багажник машины, было что-то особенное, а если учесть, что мое последнее воспоминание было на парковке? Да, это не было большой натяжкой.

— Помогите! — закричала я, чувствуя, как по щекам течет влага, а из глаз текут слезы. Я была так осторожна, так чертовски осторожна, чтобы никогда не оказываться в маленьких, темных местах. С той ночи, когда я наблюдала за убийством своей матери, сидя в шкафу. С тех пор, как мой терапевт диагностировал мою затянувшуюся клаустрофобию. С тех пор, как я обнаружила одну вещь, которая наполнила меня тотальным изнуряющим страхом и слепой паникой, я держалась подальше от маленьких темных помещений.

В тот раз, в Ночь Бунта, когда Коди и Арчер затащили меня в кладовку в доме развлечений, это было так близко, как я не подходила уже много лет.

Единственной причиной, по которой мой разум не впал в полный ужас в ту ночь, был Коди. Его успокаивающее присутствие, то, как он отвлекал меня и отвлекал мой разум от паники.

Но сейчас его здесь не было. Я была одна. Совершенно одна, и никто не знал, где я.

Никто… кроме того, кто бросил меня здесь.

Одна эта мысль помогла мне преодолеть ужас, хотя бы для того, чтобы заменить его новыми страхами. Он запер меня в багажнике машины, накачанную наркотиками и полумертвую.

Какие у него были планы на меня? Оставить меня здесь умирать? Или вернуться и закончить дело его руками.

В бешенстве я попыталась сменить положение, ища ручку для открывания багажника изнутри. Во всех современных автомобилях они были, это была стандартная функция безопасности на случай, если кто-то случайно окажется запертым в багажнике. Но… что если это была не современная машина? Что если…

Даже в кромешной тьме моя голова кружилась от головокружения, и я втянула в себя дрожащий всхлип, пытаясь взять себя в руки. Все болело – мой желудок скрутило в узел, все конечности болели, и я была покрыта холодным потом. Больше всего голова раскалывалась.

Я снова позвала, но мой голос был слабым и нитевидным. Жалко. Никто никогда не услышит меня. Никто не найдет меня, пока не станет слишком поздно. Пока не закончится кислород, и я не задохнусь в этом металлическом гробу, и даже тогда, пока мое тело не разложится, никто не откроет багажник случайной, брошенной машины на парковке какого-то дерьмового приемного зала в глуши.

Из моего горла вырвался панический стон, и я зашаталась, ударяя руками и ногами, отчаянно ища способ выбраться из багажника. Конечно, это было совершенно бесполезно, и я осталась окровавленной и в синяках, задыхаясь от нехватки воздуха и уверенная, что моя настоящая смерть уже на горизонте.

Что-то пощекотало мою голую ногу, и я замерла. Это повторилось, и я рефлекторно посмотрела вниз. Света по-прежнему не было, но каким-то образом я могла видеть свои ноги. Я видел свои ноги и сотни пауков, которые внезапно поползли по ним, облепив мое тело, словно собираясь задушить меня.

Тогда я закричала. Я кричала и кричала, когда их крошечные лапки ползали по мне, касаясь каждого дюйма моего тела, зарываясь под одежду. А потом они начали кусать меня. Снова и снова, и все, что я могла делать, это выть от ужаса и агонии, пока их яд наполнял мой кровоток и парализовал меня.

Свет вспыхнул надо мной, обжигая сетчатку глаз. Но я уже кричала, и боль от света была ничто по сравнению с пауками вокруг меня. Но теперь был и другой звук, нечто большее, чем просто пустой звук моего собственного ужаса. Что-то более глубокое. Что-то, что исходило не от меня.

Обжигающий жар коснулся моей кожи, и я вскрикнула, мой голос надломился, когда я неудержимо всхлипывала и стонала.

— Пожалуйста, остановитесь, — кричала я, молясь всем и каждому из когда-либо созданных божеств. Конечно, кто-нибудь из них поможет мне. Конечно. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть это прекратится, — всхлипывала я. — Уберите их, уберите их от меня, уберите их, я— я произносила слова невнятно, пока мой разум медленно раскалывался, и темная пустота безумия взывала ко мне.

— …она тебя не слышит, — сказал кто-то, и его слова достигли моих ушей, когда я задыхалась и хныкала. Острая, жгучая боль пронзила мою руку, и я застонала от жара, обжигающего мышцы.