Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 20



Тем не менее, прихорашиваясь перед зеркалом, Лене захотелось вздохнуть, но в комнате объявилась Татьяна Владимировна, и она раздумала это делать.

Уже облачившись в светло-голубой брючный костюм, Лена еще раз прошлась расческой по своим шелковым волосам и, вполне удовлетворенная собой, выбежала на улицу.

До автобусной остановки было недалеко. Она терпеливо дождалась «тройку» и уселась на свободном сиденье посередине салона. Народу в автобусе было мало, зато на следующей остановке в него шумно повпрыгивала компания молодых ребят, приблизительно лет 18 – 20-ти. Один из них был с гитарой в руках. Расположившись в кругу своих, на задней площадке, он ударил по струнам и, ни чуточку не фальшивя, приятным баритоном запел «Аэропорт». Песню эту уже года четыре как отпели, но здесь, в салоне автобуса, она была как нельзя кстати, ибо «тройка» как раз ходила в аэропорт. Сидящая впереди Обручевой пожилая женщина обернулась назад, и у нее оказалось такое возмущенно-сердитое выражение лица, что Лена не выдержала и прыснула в кулак. Лицо женщины дернулось и, враз изменившись, отпечатало на себе гримасу презрения. Она пронизывающим взглядом смерила Лену с головы до ног и, не удержавшись, сказала:

– Смеешься, бессовестная! А на вид-то вроде порядочная девушка. Совсем перевернулся весь мир! И по телевизору-то показывают такое, что стыд и срам! Ухватят эту гитару, что парни, что девки не разобрать, и туда-сюда по этой сцене, туда-сюда! – женщина очень уж энергичными движениями рук показала, как девки и парни носятся по сцене туда-сюда. – Вот они-то и в автобусе не могут проехать прилично, как все добрые люди! – наверное, она еще все надеялась на понимание со стороны девушки в брючном костюме. Но что поделаешь, если уже смешинка попала Елене в рот, тем более, что попутчица так комично жестикулировала, и поэтому она уже не просто прыснула в кулачек, а рассмеялась во весь голос, прежде чем что-то ответить.

По-видимому, это сценка привлекла внимание парней к девушке в голубом, потому что один, очень высокий, в вязанном пуловере, отделился от компании и приблизился к ней. Когда он наклонился в ее сторону, Лена заметила на его тонкой жилистой шее еле заметную цепочку с изящным крестиком.

– Девушка! – обратился он к ней. – Идемте в наш коллектив, ребята мы музыкальные, у нас будет вам веселей.

– Спасибо за приглашение, но мне выходить через остановку, где меня ожидает ревнивый жених, – пошутила она с лучезарной улыбкой.

– Тогда прошу прощения. Честное пионерское, обидно! – потоптавшись, он возвратился к своим, однако здесь же вернулся назад и протянул ей невесть откуда взявшуюся у них большущую фиолетовую астру. – Это вам!

– Спасибо… – Елена осторожно взяла цветок, поднимаясь с сиденья. Автобус начинал притормаживать – это была ее остановка.

– Девушка, вас как зовут!? – крикнул парень, когда она уже выскочила наружу.

Мотор с усилием заурчал, и тогда Лена вместо ответа приложила к губам кончики пальцев и послала ему воздушный поцелуй.

Пару минут ходьбы. Она стремительной птицей взлетела на нужный этаж и два раза звякнула в обитую черным дерматином дверь с овальной табличкой «36» и до неприличия здоровым глазком.

Послышались мягкие шаги, потом «неприличный» глазок потемнел, звякнула скидываемая цепочка, стукнула задвижка замка, и дверь отворилась.

– Ах, это Леночка к нам приехала! – с вполне искренней радостью заворковала Лариса Евдокимовна. – Сережа уже беспокоился, и мы с Николаем Николаевичем задумались, уж не обиделась ли на что…

Между тем Лариса Евдокимовна не стала дожидаться Лениных объяснений, а, закрыв дверь, увлеченно завозилась с цепочкой, с которой у нее что-то не ладилось. Елена достаточно изучила Сережиных родителей да и его самого, но и сие знание не избавляло её от скованности. Она молча сняла туфли и подала астру Сереже, который наконец догадался, что это она, и вышел встречать. Первоначально цветок предназначался его маме.

Бобрышкин-младший провел невесту к себе в комнату и, обходя ее то с одной, то с другой стороны, выразил таким образом свою радость по поводу состоявшейся встречи, а затем сразу же сообщил «сногсшибательную» новость, что выменял вчера в клубе, почти даром, значок «35-летие Комсомольска-на-Амуре».

– Поздравляю! – не пытаясь скрывать сарказма, сказала Елена.

Сережа, видимо, понял, что допускает в своем поведении какую-то глупость.

– Я сейчас врублю музыку поинтересней, да? А потом ты расскажешь, как живешь, хорошо? – поспешно предложил он, поправляя очки.



– Хорошо, хорошо, – вынужденно улыбнулась она. – Но сначала ты расскажи, как у тебя дела, а то все звонишь и звонишь…

«Надоел уже!» завершила она в душе недосказанное, но все-таки застеснялась собственных мыслей и пожала его локоть. «Как-никак целый год вместе проходили в кино!..»

В ответ Бобрышкин сделал неловкое движение, похожее на то, что хочет ее обнять, но то ли Лена ошиблась, то ли его вспугнула Лариса Евдокимовна, заглянувшая без стука в комнату и сообщившая, что ужин будет через пятнадцать минут на столе; во всяком случае, последующие события развертывались по знакомому гостье сценарию. Сережа часто и подолгу перематывал магнитофонную ленту, а она в одиночестве скучала на диване. А потом он не выдержал и полез в письменный стол, где у него хранилась коллекция значков. Лена безразлично перебрасывала знакомые поролоновые листы альбома, на которых крепились металлические миниатюры, и думала-гадала о том, чем сейчас занимается Яснов. Ей почему-то представлялось, что он жарит в этот момент яичницу в своей холостяцкой квартире и при этом поминутно заглядывает в комнату, где по телевизору показывают хоккейный матч. «Нет!» – укротила она неудачное воображение, в сегодняшней программе хоккейного матча не было – это Обручева знала точно.

– Сереж, ты знаешь, – вдруг очень серьезно заговорила она, – тебе здорово подходят очки…

– Неужели, Лена? – откровенно удивился он. – Раньше ты этого не говорила, – Бобрышкин близоруко прищурился.

– А я только сегодня разобралась во всем до конца. Понимаешь?

– Нет, не совсем, – с неприсущей ему уклончивостью отозвался он.

– Я попробую объяснить. Дело в том, что до какого-то времени мы, каждый по-своему, пребываем в очках. Одни на всю жизнь так и проходят в розовых очках-окулярах, другие в черных, третьи в голубых, – она заглянула ему в лицо. – Я не знаю, какого цвета стекла моих очков, зато я поняла, что они искажают действительность, а с нею и того, кого я, может быть, мечтала увидеть, поэтому я вынуждена их снять.

В это время в дверях показалась Лариса Евдокимовна. В светлом, чуть ли не в белом халате, охваченном красным поясом поверх ее могучей фигуры, она предстала для сына в этот момент как спасательный круг.

– Сереженька! Леночка! Все уже приготовлено, прошу к столу! – с этими словами, расплывшись в улыбке, она чуть ли не подарила им книксен.

– Мы потом договорим, хорошо, Лена? – он просительно посмотрел ей в лицо, первым вставая с дивана.

«Не лучше ли отказаться от этого высиживания за столом и до конца объясниться?» – подумала девушка, но вслух так и не решилась ответить отказом и поплелась за ним следом, ругая себя за слабость.

Заступив в зал, Лена поздоровалась с Николаем Николаевичем, который уже расположился за столом и, к ее удивлению, вместо «Науки и Жизнь» изучал «Науку и Религию».

Это незначительное обстоятельство здорово развеселило Обручеву. «Человек из сплошной науки!» – подумала она, осветившись естественной улыбкой и усаживаясь за стол.

– Ну как, девушка, ваши дела, как чувствуют себя родители? – без выражения и не очень внятно осведомился Сережин папа.

– Нормально, – лаконично засвидетельствовала Елена.

Николай Николаевич чинно кивнул и, видимо удовлетворенный ответом, снова уткнулся в журнал.

А вот за умение готовить Ларисе Евдокимовне следовало отдать должное. На этот раз на столе стояла жаренная утка с зеленью, да еще и под майонезом. Возле каждой тарелочки лежали серебряные вилка и нож и, конечно, неизменный стаканчик с салфетками. Как по предварительному заказу, лишь стоило гостье поудобнее усесться на стуле, кот Лукреций совершил свой коронный прыжок и завел неизменную песню «Мур-мур». Лена обрадованно погладила кота и, подумав, положила себе на тарелку кусочек утятины. Серебряным ножом от этого куска она отпилила кусочек и, незаметно положив его себе на ладошку, сунула под нос Лукрецию. Понадобилось немного времени, чтобы хозяйка заметила котово пиршество.