Человек в движении

Калифорния встретила нас ежедневно сияющим солнцем, обычными проблемами поиска компромисса между моим телом и каталкой, обычными ошибками команды — и моими собственными, и теми, что совершали ребята, — и на редкость упорными встречными ветрами. Однажды мне пришлось принимать детишек из детского сада: они мне пели песни, принесли свои рисунки, подарки и даже деньги, катались, сидя у меня на коленях, и таращили глазенки, когда я делал резкий поворот на двух колесах. А на другой день, когда из-за нас возникла пробка в движении, какая-то раздраженная дамочка, высунувшись из окна машины, сделала нам красноречивый знак безымянным пальцем. Проезжая мимо школы неподалеку от Сакраменто вслед за полицейским эскортом, я услышал приветственные крики ребят и почувствовал прилив благодарности, но тут какой-то мальчишка выскочил на дорогу, взглянул на мое кресло и заорал:

«Да мой ящик из-под мыла лучше, чем эта куча дерьма!»

Я лишь прикусил язык и улыбнулся. Уже тогда я научился не обращать внимания на подобные выходки.

Дорога в Сакраменто преподнесла мне еще один урок. Встречный ветер дул с такой силой, что, когда я взглянул на Тима — он ехал на велосипеде рядом со мной, — мне показалось, что он жмет на педали, нагнувшись под углом сорок пять градусов, и при этом чуть ли не стоит на одном месте. Скорость у меня упала до шести миль в час вместо обычных девяти, появилась боль в локте и плече, но впереди нас ждала назначенная встреча, и мы не хотели на нее опоздать. Поэтому в первый и последний раз за все турне я позволил себе приотстать и пристроился позади к домику на колесах, чтобы воспользоваться более разреженным воздушным потоком.

Я шел за ним примерно 8 миль. Домик на колесах прикрыл меня от ветра, создал необходимый поток воздуха, в результате чего моя скорость поднялась до обычных 9 миль в час и мы поспели к назначенному мероприятию вовремя; я же себя чувствовал словно жулик. Оставалась лишь одна возможность исправить положение. Я сбросил одну треть пройденных таким образом 8 миль и вычел соответствующее количество миль из общей суммы пройденного пути, чтобы свести на нет полученное при этом преимущество. Но меня продолжали мучить угрызения совести. Ведь я отправился в путь, чтобы объехать мир, толкая колеса своими руками, а не за счет чужого воздушного потока. Отныне и впредь мы решили: главное внимание — этапам на каталке, все остальное — на втором месте. Конечно, мы будем делать все возможное, чтобы поспевать всюду в назначенное время, но только не за счет компромиссов или каких-либо неблагоприятных последствий для нашего турне. И я поклялся, что никогда больше не буду пристраиваться за домом на колесах.

И вот мы на очередном приеме от имени граждан города — все так же, как и в Сакраменто, где нас приветствовали в Капитолии столицы штата. Тогда пресса нам уделила еще больше внимания — Бог свидетель, мы в этом нуждались, — а я получил очередной урок. Нам предстояло научиться быть по возможности покладистыми, научиться говорить «нет» и при этом улыбаться, а также создавать ситуации, способные привлечь к нам внимание средств массовой информации и обеспечить необходимую рекламу.

Все правильно, я не ошибся, употребив слово «создавать». Этот урок мне преподнес один ветеран репортерской службы в тот день, когда мы пересекли мост Золотые Ворота. Выезд на мост был намечен на десять тридцать утра, после того как спозаранку нам пришлось преодолеть 23 мили по горам, которые могут прийтись по душе разве что горному козлу. Мне почему-то забыли сказать, где сделать остановку, вот я и пролетел, словно ракета, мимо группы репортеров радио, телевидения и газет, причем понял это, лишь когда завернул за угол. Они подбежали ко мне и уговорили вернуться назад и заново проехать последние ярдов сто на съезде с моста, причем дважды — пока каждый из них не сделал хотя бы по снимку. Когда все это закончилось, тот самый репортер отошел со мной в сторону и дал такой совет:

«Каждый раз, как увидишь репортеров, в особенности если они с телевизионными камерами, замедляй ход. Ну, изобрази что-нибудь на крайний случай, но обязательно замедли ход и дай им возможность хоть что-нибудь сфотографировать. Больше одной попытки они делать не станут, а если упустят момент, то и сами останутся ни с чем, и ты вместе с ними!»

Изобразить что-нибудь? Так, значит, все, что мы видим на экранах телевизоров, поддельно и ненатурально? Вот и еще одной иллюзии пришел конец.

Но мы научились играть в эту игру. Взять, к примеру, позирование перед фотографами, или, как мы окрестили их в нашем графике, «фотопозы».

Фотографы, постоянно сопровождающие нас, имели массу возможностей снимать все, что им захочется. Но большинство газет или телевизионных станций обычно присылало своего корреспондента на маршрут, тот ставил свою машину у обочины и быстро успевал отснять один кадр, пока мы проносились мимо. В основном они снимали меня, когда я быстро несся вниз по склону, при этом даже улыбаясь и помахивая рукой. А потом люди смотрели на такие снимки и думали: «Смотри-ка! Ему даже не приходится работать руками. Он просто мчится по инерции. Подумаешь, какое дело!»

Вот и пришлось мне придумать свой «толчок для прессы», известный также под названием «Пыхтение на публику». Применялся он во время спусков, когда вокруг появлялись репортеры с камерами. Я начинал толкать колеса, как будто это мне стоило чудовищных усилий. Фотографы ни разу не заметили в этом чего-то необычного, а у нас в результате оказывался снимок, гораздо более точно отражающий ту работу, которую мне приходилось проделывать в каталке. Совесть у меня была чиста. Кому как не мне было знать, как нелегко это было на самом деле.

Мы по-прежнему в основном укладывались в 70 миль в день, хотя временами ветер дул с прямо-таки неистовой силой, температура падала, и при всем желании мы не проходили больше 35–40 миль. Каждый новый день приносил свои огорчения. То меня начинали раздражать действия команды, то ребята злились на меня. Иногда мы ложились спать, готовые разорвать друг друга на части, и вообще задумывались, как долго все это может продолжаться.

Пожертвования, которые к нам поступали, в среднем составляли один доллар на милю пути. Если так пойдет и дальше, то к финишу мы могли собрать 25 тысяч долларов. Далеко с этим уедешь, не правда ли? Тим пытался решить эту проблему своеобразным методом. Я слышал, как во время остановок на отдых он, бывало, говорил представителям прессы:

«Да, нам по-прежнему перепадает по доллару на милю. Прямо не знаю, как сказать об этом Рику. Его это так расстраивает. Ведь он из кожи вон лезет, чтобы все было как лучше, крутит по 70 миль в день, только представьте себе: по 70 миль в день! — а люди проявляют такое равнодушие. Ну что я могу ему сказать? Скажите, что?»

После такого разговора возникали весьма значительные шансы, что в вечерних газетах или в тех, что выходили на другой день, появятся репортажи, акцентирующие внимание на разочарованиях или огорчениях участников турне «Человек в движении». И это были полезные, правдивые статьи. Но если бы мы вовремя об этом не позаботились, подобные сообщения могли вообще не появиться ни в газетах, ни в радиорепортажах. Очевидно было одно: патента на «Пыхтение на публику» у меня не было.

Как бы там ни было, мы продолжали двигаться вперед. Дистанция в 24 тысячи 901 целую и 55 сотых мили была столь гигантской, что просто не имело смысла тратить нервы на обдумывание. Зато этап в 23 мили укладывался в моем сознании. Именно так я и поступал раз за разом, пока мы не достигли Лос-Анджелеса. А по пути, едва успевая делать остановки, мы прямо с полей умудрялись прихватить лимоны, апельсины, орехи, цветную капусту, салат, брюссельскую капусту и множество прочих фруктов и овощей. Я все боялся, что ребят вот-вот поймают, и представлял, какой скандал разразится тогда в прессе:

ЧЛЕН КОМАНДЫ «ЧЕЛОВЕК В ДВИЖЕНИИ» ПОЙМАН НА КРАЖЕ АПЕЛЬСИНОВ.