Пламенный клинок

— О Девятеро, опять они развопились, — буркнул Кейд, закатив глаза.

Арен сердито нахмурился. Кейд чтил Девятерых и предпочитал такую музыку, в такт которой можно прихлопывать и притопывать. Арен оказывал на приятеля большое влияние, но, несмотря на все его усилия, музыкальные пристрастия Кейда не менялись.

— Юный Арен! Рановато ты явился. До созыва еще пять дней, — окликнул юношу проповедник Эрвин, показавшийся в дверях на вершине лестницы.

Этого пожилого священника любили в городе за беззаботный нрав и простоту в обращении. Облачение он носил бежево-красное (бежевый цвет означал пергамент, красный — кровь), с вышитыми от плеча к груди кроданскими лучами. На шейной цепочке висел сработанный из золота знак Святейших: меч и открытая книга.

— Я просто хотел послушать вечернюю службу, — отозвался Арен. — Ты не участвуешь?

— К несчастью, Вышнему было угодно наделить меня лягушачьим голосом, а во рту устроить осиное гнездо. Я борюсь с Мстительницей иными способами. — Он взмахнул веником. — Например, мету ступени. Благородный труд, если подумать.

— Все мы исполняем свой долг, — усмехнулся Арен. И тут заметил, что Кейд бочком пробирается к выходу с площади. — Но нам пора. Даже Вышний не спасет Кейда, если он опоздает к ужину.

— Увидимся в фестендей! — Проповедник Эрвин помахал на прощание костлявой рукой.

— До сих пор не понимаю, зачем мне идти на созыв, — пробурчал Кейд, когда они отошли подальше. — Я вообще не верю во всю эту чушь. Как и половина оссиан в Шол-Пойнте.

— Может, кроданцы надеются, что однажды ты уверуешь.

Кейд фыркнул.

Они покинули площадь и зашагали по брусчатке Рыбного ряда. Сегодня лавки были закрыты, торговля замерла, однако в пивной гремели голоса кроданцев, распевающих песни своей отчизны. За толстыми оконными стеклами вздымали кружки расплывчатые, искривленные фигуры. Над входом красовалась деревянная вывеска с изображением двух бьющихся соколов — эмблема Анваальской пивоварни, призывающей отведать густого темного пива из самого сердца империи. Рядом стояли на страже два солдата в черно-белых кроданских мундирах; характерные угловатые шлемы придавали их угрюмым лицам величавый вид.

За Рыбным рядом начиналось хитросплетение улочек и крохотных площадей, постепенно уводящее вдоль западных утесов к портовым докам, отмелям и бухтам. В захудалых пекарнях под открытым небом продавались утренние плюшки и булки, за ржавыми решетчатыми дверьми прятались тесные распивочные, рядом жались друг к другу дома с покосившимися водосточными желобами, а на узких подоконниках кошки вылизывали шерстку. Слева, сквозь просветы между домами, виднелись синяя морская гладь и солнечный диск, алеющий над горизонтом.

Арен усмехнулся. Сегодня светило не торопится заходить. А когда стемнеет, начнутся приключения.

— Арен!

Юноша обернулся, и улыбка исчезла с его лица. На углу стояли двое молодчиков. Один — светловолосый, осанистый, атлетически сложенный: кроданский идеал силы и соразмерности. Другой — не такой красавец, с длинным заостренным носом, рябой и рыжеволосый. Харальд и Джук, старшие братья Соры.

— Смотрю, все с сынком столяра ошиваешься, — бросил Харальд. — Рад, что ты нашел товарища себе под стать. Продолжай в том же духе.

В голове у Арена мелькнул десяток оскорбительных ответов, но вслух он не произнес ни одного из них.

— Чего тебе, Харальд?

Двое юных кроданцев направились вперед по проулку. Одеты они были в изящные камзолы и расшитые штаны, на бедрах висели узкие мечи. Держались оба вызывающе.

— Помнишь, что я сказал тебе в прошлый раз? — спросил Харальд. — Думаю, помнишь. Кажется, мы вполне объяснились, даже учитывая исключительное тупоумие твоего народа.

Ярость вскипела в груди Арена. Сохранять вежливость было трудно.

— Ты велел мне держаться подальше от Соры, — сказал он.

— Значит, все-таки понял! — притворно изумился Харальд. — И ведь то было уже не первое предупреждение. И не второе. Даже мой отец ходил объясняться к тебе домой.

Арен, ничего не отвечая, пристально посмотрел в глаза Харальду — на большую дерзость он не осмелился.

Джук тем временем обратил презрительный взор на Кейда, будто заметил его только теперь.

— А ты убирайся, рыба-прилипала! Тебя это не касается.

Кейд взглянул на Арена, потом на Джука. И не тронулся с места, хотя явно был не прочь сбежать, судя по тому, как он переминался с ноги на ногу.

— Ты глухой? — осведомился Джук.

— Где хочу, там и стою, — пробурчал Кейд.

— Я тебя слушаю, Харальд, — напомнил Арен, чтобы переключить внимание на себя. Джук смерил Кейда угрожающим взглядом, но на сей раз этим ограничился.

— Как же тебе объяснить, чтобы ты и правда услышал? — сокрушенно произнес Харальд. — Или от тебя ускользнуло, что ты оссианин, а Сора кроданка, из графского рода? Возможно, ей не хватает ума позаботиться о собственном добром имени, но мы обязаны проследить, чтобы она осталась пригодной для замужества. А если ты… испортишь ее, Арен, долг чести велит мне тебя убить, а это не нужно нам обоим. — Он покачал головой и вздохнул. — Вполне допускаю, что уразуметь столь сложный предмет тебе не под силу, так что позволь донести хотя бы общий смысл. — Он наклонился поближе и понизил голос до зловещего шепота: — Она никогда тебе не достанется. — И Харальд с такой силой толкнул Арена в грудь, что тот не удержал равновесия и рухнул навзничь на жесткую землю, ободрав локти, причем в спину ему больно врезался закутанный в мешковину меч.

Когда Арен неуклюже поднялся на ноги, скрипя зубами и раскрасневшись, Джук взревел от хохота. Арену отчаянно хотелось заехать кулаком в надменные губы Харальда. Оба брата больше и сильнее его, так что ему достанется с лихвой, однако и он успеет надавать им по зубам.

Остановила его укоренившаяся за долгие годы привычка сдерживать свои порывы. Он оссианин, а они кроданцы. Если кто-нибудь донесет о потасовке, наказание будет суровым.

— Страсть как хочется мне двинуть, да? — улыбнулся Харальд. — Гляди, как кулачонки-то сжал. Твой народ все решает насилием. К счастью для тебя, мы более цивилизованны. — Он вынул из нагрудного кармана сложенное письмо со взломанной печатью. — Мы нашли это у сестры в комнате. Сора ничего не умеет толком скрыть.

У Арена засосало под ложечкой, когда он узнал письмо.

— Отдай!

— Ну уж нет, — пренебрежительно бросил Харальд. — Мы передадим его нашему отцу, если заподозрим, что ты опять встречался с Сорой. Как тебе известно, он вхож к самому губернатору. Любопытно, как поступят с твоим папашей, когда губернатор узнает, что тот не сумел удержать тебя в узде?

— Отдай! — повторил Арен, с трудом выталкивая слова: горло сжалось от унижения и гнева. — Это личное письмо!

— Теперь уже нет. Ведь оно касается моей семьи. — Харальд протянул письмо Джуку, и тот развернул его. — Наверное, твой приятель тоже не прочь послушать?

— «Сора, моя любовь, моя единственная любовь», — начал Джук завывающим голосом, изображая страждущего романтика.

Вот бы хоть разок ударить. Всего разок. Но тело отказывалось повиноваться. Арену хватило мужества войти в логово варгини, но поднять руку на кроданца он не мог. Так уж его воспитали.

— Довольно! — взмолился он и сам ужаснулся, насколько беспомощно прозвучал его крик. Кейду, судя по его виду, хотелось сквозь землю провалиться.

— «Быть розно с тобой — сущее мучение», — продолжал Джук, приложив ко лбу тыльную сторону ладони и поникнув в притворной тоске. — «Я должен…» — Он остановился и хмыкнул. — Ты пропустил надстрочные знаки в слове «мучение». Если уж пишешь по-кродански, потрудись выучить язык как следует. «Я должен увидеть тебя, моя милая! — возобновил он чтение. — Пламя сжигает мне…»

— Хватит! — выкрикнул Арен.

Джук с вопрошающим видом повернулся к Харальду. Тот холодно взглянул на Арена.

— Думаю, мы пришли к соглашению.

Арен кивнул, закусив губу. Джук сложил письмо и протянул обратно Харальду, тот сунул его в нагрудный карман. Арен застыл, опустив плечи и стараясь не смотреть на своих мучителей.