Пламенный клинок

— Отец… — одернул Арен. Все это чересчур походило на крамолу.

Рэндилл поднял ладонь в знак извинения.

— Прости меня, — сказал он. — Мне кажется, забыть старых богов не проще, чем предать Пламенный Клинок, сколько бы мы ни пытались. Мы познаем мир в юности и считаем, что порядок вещей именно таков. А чтобы переучиться… Впрочем, еще вопрос, познаем ли мы его по-настоящему. И способны ли на это вообще.

— Что тогда произошло, отец? Когда кроданцы вторглись в Оссию. Ты с ними сражался?

— Да, — ответил Рэндилл, опустив голову. — Мы все какое-то время сопротивлялись захватчикам. Покуда не был утрачен Пламенный Клинок.

— А потом?

— Потом я пошел на сделку. Иначе пришлось бы умереть. — Он и взглянул через стол на сына. — Помнишь день, когда ты пришел ко мне с просьбой нанять магистра Фассена? Мол, тебе нужны дополнительные уроки, чтобы не отставать от других мальчишек.

— Помню. Мне было десять. Магистр Клун как раз осрамил меня перед всем классом. Велел мне прочесть наизусть «Сказание о Валане Сааре», но едва я открыл рот, слова улетучились из памяти.

Рэндилл кивнул, словно бы самому себе, и какое-то время молчал. Арен уже решил, что разговор окончен, но тут Рэндилл встрепенулся, отодвинул приставной столик и накрыл ладонью руку сына.

— Я ни разу не говорил, как гордился тобой в тот день, — сказал он. — Я вообще мало чего тебе говорю. Ты моя единственная радость, все, что осталось мне от твоей матери. Размышляя о своих решениях и поступках, я вспоминаю тебя и понимаю, что избрал верный путь. Ведь иначе у меня бы не было такого прекрасного сына.

Неожиданное признание застало Арена врасплох, и в глазах у него защипало от подступивших слез. Но в отцовских словах сквозил и потайной смысл. О каких решениях и поступках идет речь? Однако спросить напрямик юноша не осмелился.

Рэндилл убрал руку.

— Извини, — пожал он плечами. — Нынче я сам не свой. Давай утром позавтракаем вместе. Обещаю, ты увидишь совсем другого человека.

— Хорошо, — согласился Арен. Он отставил бокал, к которому едва притронулся, и неуклюже поднялся, не понимая, облегчение он чувствует или разочарование. Дойдя до дверей, он обернулся: Рэндилл снова уставился в пустой камин.

— Отец, — окликнул его Арен.

— Да?

— Все хорошо?

Рэндилл повернулся лицом к сыну и вяло улыбнулся. Впервые в жизни Арен видел в отцовских глазах неискренность.

— Все отлично, — заверил Рэндилл. — Слава императору.

ГЛАВА 7

В ночной тиши дом поскрипывал и вздрагивал, словно живой. Арен скользнул в безмолвный сумрак коридора и притворил за собой дверь. Слуги большей частью уже улеглись, но к юноше сон никак не шел.

Он прокрался по коридору в одних носках, держа башмаки под мышкой и вздрагивая при каждом шорохе. Если все получится, никто и не узнает о побеге, но если его поймают, наказание неминуемо. Отец строго придерживался лишь одного правила: к вечеру Арену полагалось возвращаться домой, а выходить после сумерек запрещалось.

Юношу раздражало, что его считают ребенком. Другим ровесникам разрешали гулять допоздна. Обычно Рэндилл проявлял понимание и здравый смысл, однако в этом вопросе оставался непреклонен, толком не объясняя причин.

Ладно, Арен уже юноша, а не мальчик. И на свете есть вещи поважнее, чем следовать чужим приказам, даже приказам собственного отца.

И кабинете Рэндилла еще горели светильники, желтый отсвет пробивался из-под двери. Странное поведение отца встревожило Арена, из-за чего воодушевление по поводу грядущей ночи слегка поубавилось, но эту загадку он разгадает позже. А теперь пора бежать.

Рука нащупала в кармане медный ключ, которым отворялась дверь для прислуги. Оригинал ключа Арен стащил у горничной, заказал копию у ученика слесаря, а потом вернул на место, прежде чем пропажу обнаружили. Пару дней его терзало чувство вины (ведь мелкое воровство и жульничество не приличествуют благородному человеку), но Кейд напомнил приятелю, что в сказках герои постоянно крадут то мечи, то волшебные кольца, то красавиц, но все равно считаются героями. Это утешило Арена. Иногда во имя высокой цели приходится совершать неблаговидные поступки.

Он спустился по лестнице и пересек освещенную луной гостиную. Доску для игры в башни убрали, залу привели в порядок, однако в воздухе еще стоял застарелый запах дыма от сигар магистра Орика.

Где-то поблизости раздались приглушенные голоса. Арен прижался к стене и украдкой выглянул в коридор через дверной проем. Конюх и эконом шагали в противоположную от него сторону, тихо переговариваясь в мерцании свечей, которые они несли. Юноша дождался, пока они скроются из виду, потом юркнул в коридор и лицом к лицу столкнулся с нянюшкой Альсой.

Оба подскочили от неожиданности. Нянюшка Альса, одетая в ночную сорочку, стояла в дверях кладовой, держа в руке намазанную медом лепешку.

На мгновение Арену пришла нелепая мысль пуститься наутек. Ничто не должно воспрепятствовать побегу. Он открыл было рот, чтобы выпалить какую-нибудь отговорку, но нянюшка Альса стремительно приложила палец к губам. До Арена дошло, что свечи у нее нет: няня тоже украдкой куда-то пробиралась в темноте.

— Я тебя не видела, — шепнула она с улыбкой, — а ты не видел меня.

Арен усмехнулся в ответ.

— Приятного зрелища, — промолвила она, после чего скользнула мимо него, точно призрак, и исчезла.

Арен про себя возблагодарил Вышнего, что в воспитательницы ему досталась нянюшка Альса. Она помнила, каково это — быть молодым. Остаться на улице допоздна в первую ночь призрачного прилива считалось в Шол-Пойнте своего рода обрядом посвящения. В прошлом Арену вечно не везло, но сегодня все сложится иначе.

Он прошмыгнул наружу через дверь для прислуги, запер ее за собой, напялил башмаки и бегом пересек прилегающий к дому земельный надел. Шторы в доме большей частью были задернуты, но Арен не успокоился, пока не отдалился на достаточное расстояние, чтобы его не заметили из окон, и прошел еще немного вниз по тропинке. Там он на миг остановился, чтобы предаться ликованию. Подставив лицо прохладному морскому ветру, юноша прислушался к шелесту листвы и шебуршанию зверушек в траве. Тропинку заливало бледное холодное сияние, и Арену открылась вся свобода мира.

Внезапно из-за утесов раздался глубокий печальный вздох, будто древний великан ворочался во сне. В ответ издалека донесся жутковатый пронзительный вскрик, при котором воображению сразу представился бесплотный орел, прилетевший из Страны Теней.

Призрачный прилив уже наступил. Словно пришпоренный этими звуками, Арен ускорил шаг.

Дорога, которую он избрал поначалу, вела вдоль утесов, но он старался не приближаться к самому краю. Ему не хотелось увидеть море, прежде чем не наступит нужный момент. Поэтому дальше он направился по заросшим ежевикой тропинкам, петляющим сквозь поля и отлогие пастбища.

Нынешним вечером Сестры находились в небе друг возле друга. Вот унылая бледная Лисса, сияющая и нежная, в светло-голубых, зеленоватых и розовых прожилках. Рядом — мрачная Тантера, темная и разбухшая, вся в красных пылающих трещинах. На востоке расположился Висельник, озаряющий соседние созвездия, а на севере тускло мерцала туманность с бесчисленными звездочками по краям: Самоцветная Тропа, или Джохина Река, как по-прежнему именовали ее оссиане.

Когда Арен был маленьким, при взгляде на Лиссу он представлял, что сверху на него смотрит мать. Ее тоже звали Лисса, и для детского рассудка это совпадение имело глубокий смысл. Безлунными ночами или при кровавой луне, когда Тантера заступала на стражу и одиночку, окрашивая небо в багровый цвет, Арен в испуге просыпался перед самым рассветом и громко звал отца. Пусть матушки нет рядом, чтобы утешить его, Рэндилл оставался неколебимым утесом, за который можно ухватиться во время бури.

Но сегодня вечером утес дал трещину. Раньше Арен не воспринимал отца как самостоятельную личность, видел в нем только родителя, могучий авторитет, а не человека, которому свойственно ошибаться. До сих пор Рэндилл ни разу не выказывал усталости или слабости, и теперь Арен впервые усомнился в отце.