Страница 4 из 18
Но в последние несколько лет доктор Кэрол заканчивала сессии на несколько минут раньше, Мэрилин стала менее терпеливой с людьми, Джулия стала назойливее в том, что касается политики, и у меня появилось впечатление, что, если бы не Хизер, некоторые из нас давно бы уже ушли. Но между нами всегда существовало безмолвное согласие в том, что мы должны приезжать и дальше, несмотря ни на что, потому что это единственная постоянная, надежная вещь в жизни Хизер.
Как это ни удивительно, сильнее всего сообщение Дани ударяет не по Хизер.
– Я поняла, что это знак, когда Адриенн опоздала, – говорю я, а потом закрываю лицо, чтобы иметь некоторую приватность, потому что я не могу идти в туалет в одиночестве.
– Боже мой, – говорит Хизер. – Она же плачет.
– Просто я удивлена, – говорю я, проводя рукавом футболки по глазам. – Это слезы удивления.
– Извини, – тихо говорит мне Дани.
Я пожимаю плечами, но мне хочется кричать. «Вы всё уничтожили! Вы уничтожили всех и вся!»
Телефон Мэрилин начинает жужжать в глубинах ее сумки. Прежде у нас было строгое правило «телефон отключать», но и этому правилу мы позволили стереться за последние несколько лет.
– Все в порядке, – говорю я. – Все в порядке. Давайте сменим тему.
Телефон Мэрилин продолжает жужжать, и мне хочется заорать: «Да ответь ты уже! Возьми и ответь, потому что, если не ответишь, будешь до конца сессии задаваться вопросом, кто тебе звонил! А если собираешься не отвечать, то ведь с таким же успехом можешь и ответить!»
– У вас такой вид, будто вы собираетесь поделиться чем-то? – говорит мне доктор Кэрол.
– Нет, – отвечаю я, – мне нечем делиться. Просто я… просто я думаю, что Дани не понимает последствий своего решения.
– Езды в одну сторону два часа, – говорит Дани.
Играет цифровой ксилофон, и я перевожу взгляд на Джулию и смотрю на нее, пока она не выключает свой телефон. Неужели я одна соблюдаю запрет на использование телефонов во время сессий?
– И какие, по вашему мнению, будут последствия? – спрашивает доктор Кэрол.
Как же они не понимают? Джулия сидит в кресле-каталке со своими представлениями о жизни, свойственными студенту магистратуры, со своей хипстерской челкой, в иронической футболке, сидит рядом с Мэрилин, которая похожа на крупную черноволосую, всегда готовую к съемкам техасскую домохозяйку в каком-нибудь реалити-шоу. Хизер – сплошь вся длинные конечности, узловатые локти, чесоточные колени, ее едва удерживает от распада одежда, которую он взяла из контейнера с пожертвованиями, а Дани напоминает Брюса Спрингстина[4], если бы тот был женщиной. Никто из нас здесь больше не на своем месте.
– Это совершенно очевидно, – говорю я. – Не думаю, что в этом кого-то из нас нужно убеждать. То есть мне это абсолютно ясно. Дани уходит, а после перестанет здесь появляться и Адриенн. Мэрилин и Джулия ненавидят друг друга, одна из них перестанет приходить после Адриенн, а Хизер использует это как предлог для того, чтобы снова вернуться к наркотикам. И кто тогда останется? Я? Если кто-то один из нас уйдет, все развалится. Может быть, не к следующей сессии, может быть, через одну-две. А то и три. И в конечном счете останется большая пустая комната со складными стульями и настенными фотографиями. Я хочу сказать, это совершенно ясно. Это никакая не катастрофа, никакая не проблема, ведь все когда-нибудь кончается и нам всем нужно двигаться дальше, а шестнадцать лет – долгий срок, я просто хочу сказать об этом, чтобы всем было понятно. Кто-то должен объяснить Дани, что именно она делает.
Телефон Мэрилин снова жужжит, ставя раздражающую точку в конце моей долгой речи.
– Мне сейчас нужно быть рядом с Мишель, – говорит Дани. – Я пришла из уважения, чтобы сказать вам об этом глаза в глаза.
Я думаю остаться дома в первый четверг следующего месяца. Я думаю, что моя жизнь сжимается до размеров моего квартала, до размеров моей квартиры, до размеров моих четырех комнат. Я думаю о том, что больше никогда не увижу другого человеческого существа, которое по-настоящему знает меня.
– Но после смерти Мишель ты останешься одна, – говорю я, зная, что говорить такие вещи не следует. – Тогда тебе понадобимся мы. Ты приползешь назад.
– О’кей, – говорит Дани и встает. – У меня все. Адрес моей электронной почты вы все знаете.
– Останьтесь, пожалуйста, – говорит доктор Кэрол. – Еще полчаса. Можете вы хотя бы сказать нам, что вас привело к такому решению?
Дани вздыхает и проводит рукой по своим коротко подстриженным волосам.
– Когда мне стукнуло пятьдесят, я поняла, что к концу я уже ближе, чем к началу. Я больше не хочу оставаться в прошлом. Я хочу жить дальше.
– И вы не считаете, что группа помогает вам жить дальше? – спрашивает доктор Кэрол.
– Это ничуть не о прошлом, – взрываюсь я.
– Не дерзите, – остерегает меня доктор Кэрол.
Я игнорирую ее.
– И как насчет нас? – спрашиваю я. – Мы тоже о настоящем. Мы ведь друзья, верно? Мы части жизней друг друга. Это обо всех нас. Это о… о нашей дружбе.
Дани оглядывает круг, ее взгляд задерживается на каждой из нас, а телефон Мэрилин продолжает жужжать, жужжать, жужжать, словно смеется надо мной, и я вижу, что Мэрилин ничуть не волнует то, что происходит вокруг нее, она думает только о своем чертовом телефоне. А потом непроизвольно дергается рука Джулии – ее телефон тоже начинает вибрировать.
– Все, что я вижу, – говорит Дани, – это нескольких женщин, которых я едва знаю и которые одержимы тем, что случилось с ними в школе.
– Которых ты едва знаешь? – переспрашиваю я. Я даже не могу поверить тому, что она сказала это. – Да мы же знаем друг друга тысячу лет.
– А что мы знаем? – спрашивает Дани. – Ты даже не дала нам своего домашнего адреса. Когда кто-нибудь из вас последний раз спрашивал меня про Мишель? Я устала делать вид, будто это является чем-то таким, чем на самом деле не является.
– А как насчет Хизер? – кричу я, и мой голос эхом отдается от стен. Дани вглядывается в меня, потом поворачивается к Хизер.
– Хизер? – говорит она. – Что насчет тебя?
– Я не понимаю, что за чушь несет эта сумасшедшая, – говорит Хизер.
– Она собирается вернуться в прошлое, – говорю я. – Ты же знаешь, именно поэтому мы все и приходим сюда. Ты ведь знаешь, как необходимо ей это для жизни. Неужели ты не понимаешь, что это единственное, на что она может опереться? Если ты не хочешь оставаться ради себя, то останься ради Хизер.
У Дани смущенный вид. Мэрилин теребит свою сумочку. Хизер пощипывает кожу на запястье изнутри, сидя в своей классической позе, и на меня никто из них, кроме Джулии, не смотрит.
– Я думала, мы все приходим ради тебя, – говорит наконец Джулия.
Это шутка, одна из дурацких шуток Джулии.
– Ради меня? – Я смеюсь, но мой смех похож на сдавленный крик моржа. – Мы приходим сюда не ради меня. Зачем мне это нужно? Мне это ни к чему. Я в порядке.
Все молчат, даже Хизер, словно я всех поставила в неловкое положение, и сотовый Мэрилин снова начинает гудеж. Потом звонит телефон Джулии, и кому-нибудь нужно уже прервать молчание, а потому я поворачиваюсь к ним и говорю то, что мне до смерти хотелось сказать последние пять минут.
– Бога ради, ответьте вы уже на ваши долбаные звонки.
– Я думаю, нам всем нужно передохнуть и перегруппироваться, – говорит доктор Кэрол. – Что вы скажете, Линнетт?
– Мне никакой отдых не требуется, – говорю я. – Если кому и нужно передохнуть, так это Дани. Так она отталкивает от себя людей.
– Это я отталкиваю от себя людей? – спрашивает Дани.
– А как еще это назвать? – говорю я. – Ты живешь бог знает где. До твоего ближайшего соседа десять миль по дороге. Ты хочешь покинуть группу.
– Я состою в браке, – говорит Дани. – А ты?
Джулия пытается поучаствовать, потому что Джулии нравится считать себя самой разумной в этой комнате.
– Вы не слышите друг друга, – говорит она. – Доктор Кэрол права, давайте отдохнем.
4
Брюс Фредерик Джозеф Спрингстин (р. 1949) – американский певец, автор песен и музыкант. Лидер группы «The E Street Band».