Страница 5 из 23
Еще несколько мгновений стояла тишина. А потом ёлсы дружно заорали так, что Арнэйд зажала уши руками и склонилась к коленям, ожидая, что небо сейчас расколется и рухнет. Но ее силой разогнули, оторвали руки от лица… и в довершение всех чудес Арнэйд осознала, что ёлс впивается в ее губы неистовым поцелуем, словно пытается якорем закрепить потрепанную лодью у долгожданного берега.
Добрые норны свели Арнэйд в лесу с «ёлсами», то есть со Свенельдом сыном Альмунда и его ближней дружиной (хотя Арнэйд едва ли с этим согласилась бы, вспоминая свой испуг и дикий бег по лесу). Свенельд возглавлял небольшой передовой отряд, а за ним, как скоро выяснилось, шло целое войско из двух с лишним тысяч человек, более сотни лодий.
От новостей голова шла кругом. Арнэйд едва сообразила, где искать маленьких сестер; те, напуганные, так хорошо спрятались в густом кусте под елью, что пятеро опытных воинов и почти охрипшая от призывов Арнэйд насилу сумели их найти. После этого она повела сестер и ёлсов домой, в Силверволл. По пути они так спешили увидеть знакомые места и своих сородичей-русов, что девочки не поспевали за ними, и двое ёлсов взяли их на закорки. Несколько человек Свенельд послал назад по реке, к войску, с радостной вестью, что они наконец достигли владений Олава-конунга.
– Как там Олав? – расспрашивал Свенельд по пути. – Хольмгард на месте? Знаете что-нибудь о них? О моих?
При мысли об этом его лицо впервые оживилось. Его не было дома три лета и две зимы, но чувствовал он себя как тот человек из сказаний, что провел в зачарованном краю целых сто лет.
– Мы мало что знаем о Хольмгарде. – Арнэйд качнула головой. – К нам один раз приезжал твой отец и один раз Вальдрад. Ничего особенного там не случилось, он не говорил. Он так вырос, едва узнать! Стал с тебя ростом… почти. – Она еще раз окинула своего спутника потрясенным взглядом. – Рассказал, что у них с Илетай родился ребенок, и они решили, что ему уже можно показаться на глаза Юмо… то есть Тойсару.
– И как?
– Слышно, они встретились мирно.
– Хорошо. – Свенельд улыбнулся краем рта. – Но уж та тетка едва ли нам так легко простит…
– Какая тетка?
– Жена Тойсарова. Такая, вся в звенелках бронзовых. – Свен усмехнулся, вспомнив, как поражал его в то время нарядный убор меренских знатных жен.
– Кастан? Она умерла тем летом.
– Ого! – Свенельд как будто удивился, что здесь тоже кто-то умирает. – И что, он женился снова?
– Пока еще нет. У нас не очень-то ждут, что он снова женится, – у него уже внуки.
От волнения у Арнэйд так сильно билось сердце, что было тяжело дышать. Не верилось, что эта встреча – наяву. Не зря мать говорила, что здесь самый край Мидгарда, а дальше только Утгард – так оно и есть. На восток отсюда дорог нет. Известно было, что там живут какие-то племена схожего с мерен языка – ближе всего чермису и мурамар, – с ними даже велась кое-какая торговля, с той стороны привозили соболей и самых дорогих лис, черных и белых, но через те края можно было добраться лишь до Ётунхейма – ледяной страны, где даже трава не растет. Путь к сарацинскому серебру лежит через Хольмгард; собранное войско ушло на запад, с запада и ждали тех, кому суждено вернуться. А они пришли с востока! Как будто весь мир взял и перевернулся из стороны в сторону! От этого делалось жутко: что, если теперь везде так? Пойдешь направо – окажешься слева, спустишься в овраг – окажешься на горе, выйдешь в поле – очутишься на середине реки… А солнце где завтра встанет – на севере? И встанет ли вообще…
Может, вот так и приходит Затмение Богов?
– Я на берегу людей оставил, – первое, что сказал Свенельд изумленному Дагу, отцу Арнэйд, когда она привела его в дом. – Завернут, если что.
– Если что? – в недоумении повторила Арнэйд.
– Эти люди за два года слишком привыкли грабить! – с беспокойством пояснила ей Ошалче.
– Наши не тронут, но псковские и все варяги еще не дома, – подтвердил ее догадку Свенельд. – Пусть парни по очереди хоть первое время постерегут, пока до всех дойдет.
– А вы надолго здесь? – Ошалче вовсе не радовалась мысли, что в их мирном, тихом краю появились две с половиной тысячи чужих вооруженных мужчин, привыкших жить на войне.
– Надолго не стоит, мы вас съедим. Надо в Хольмгард гонца послать, к Олаву.
– Гонца сейчас отправлю. Но как вы сюда попали? – Даг наконец опомнился настолько, что обрел дар речи. – Вы пришли по Меренской реке с востока – как вы попали на восток?
Кажется, впервые в жизни Арнэйд видела своего разговорчивого, шумного отца онемевшим от изумления. Даже когда той зимой, когда Свенельд с дружиной был здесь в последний раз, когда к ним в Силверволл явился Толмак с дружиной молодых мерен и стал искать здесь Илетай, свою сестру, похищенную какими-то русами – это было самое поразительное происшествие за всю жизнь Арнэйд, – он удивился намного меньше. Сам ведь объяснял Свенельду, как важно, чтобы пан Тойсар выдал свою дочь за русина, и тогда мерен согласятся собрать войско для похода на сарацин…
Но нынешнее событие так легко понять и объяснить было нельзя. Глядя на отца, Арнэйд подумала: если бы у него на глазах люди взлетели в воздух и стали там кружить как птицы, он наблюдал бы за этим примерно с таким же лицом.
– Мы прошли сперва вверх по Итилю, сколько смогли, – пояснил им Свенельд. – Потом перешли на другую реку, Волгыдо, ее приток. И по ней поднялись сюда.
– Волгыдо?
– Так ее называют чермису, они там живут.
– Наши мерен ее называют Валга! – сообразила Арнэйд.
– Валга течет в такую даль? – не поверил Даг. – И впадает в Итиль?
– Я не знаю, сколько дней мы шли, но где-то с месяц. На Валге и Итиле вместе мы три полнолуния видели точно, пока шли.
– Три месяца? – Арнэйд не верила своим ушам. – По двум рекам?
– Эти реки одна за другой текут отсюда и до самого Хазарского моря. Мы раньше на Итиль выходили после переволоки от Ванаквисля, в нижнем течении, но никто не знал, что есть путь по воде до самых этих краев. Мы знали, что выше от хазарских земель живут булгары, и надеялись, что они знают дорогу на запад. Они и правда знали про чермису, это их данники, а у тех язык оказался похож на меренский. Туда мы и правили. Другого пути для нас все равно не было. И вот встретили… вас.
Даг и Арнэйд переглянулись, будто спрашивая друг друга: ты слышишь то же, что и я? – и в один голос воскликнули:
– Поверить не могу!
Но никто не засмеялся.
– Это правда, – подтвердил рыжебородый; когда он назвал свое имя – Тьяльвар, – Арнэйд вспомнила, что и он бывал среди сборщиков дани, приходивших к ним из Хольмгарда в прежние годы. Тогда его темно-русые волосы были длинными и двумя гладкими волнами лежали на груди, а теперь он был острижен коротко, как и остальные, рыжая борода отросла и свалялась. – Мы шли, если от Итиля брать, чуть не целое лето. Когда мы к Итилю подошли, в нем еще высокая вода стояла и перелетных птиц была прорва, а здесь уже поля сжаты и гуси назад на юг летят.
Тем временем Ошалче опомнилась от изумления и попыталась встретить гостей как полагается. Заторопилась: эти люди, от которых веяло привычкой к насилию, внушали ей ужас, как настоящие ёлсы, но если они примут из ее рук пиво и хлеб, то уже не смогут причинить зла.
– Кто у вас старший? – спросил Даг, оглядывая гостей.
Он испытывал то же чувство, что и его дочь: лица были вроде знакомые, но казалось, что обладатели их стали другими людьми.
– Я и Годо, – ответил Свенельд.
– Нет, во всем вашем войске. Может, стоит подождать…
– Во всем войске нет старше меня и Годо! И если его ждать, мы тут от жажды умрем, да, дренги?
– А где же Боргар Черный Лис? – Арнэйд слегка улыбнулась, вспомнив краснолицего хёвдинга, который в ту последнюю зиму все к ней присватывался.
– В Табаристане от мушмушевки помер.
– От чего? – Арнэйд раскрыла глаза. – Это болезнь такая?
– Нет, это брага такая. У них там овощ растет, мушмуш[5], вроде яблок, только помягче и послаще… Мы два года пива настоящего не видели. – Свен сам взял ковш из рук Ошалче, не дождавшись приветственного слова. – Аварцы в Тавьяке хоть вино делают как у греков, а где сарацины живут – там ничего не достать. Брагу делали из чего попало, чуть не из дерьма верблюжьего…
5
От искаженного арабского слова «абрикос».