Страница 4 из 51
После блестящего столичного Петербурга Кронштадт выглядел одним из тысяч глухих провинциальных городишек, которых немало разбросано по необъятной территории России. Но практически сразу любой наблюдатель видел специфические отличия, отличающие его от всех остальных населенных пунктов не только российских, но и всего мира. Первое из них Петр вспомнил сразу, едва только извозчик стронул с места свою пегую кобылу. Под колесами экипажа загремели железные шестиугольные плиты, которыми, вместо общепринятых дубовых, была выложена мостовая по всему Кронштадту. Как рассказывали Анжу во время морской практики на блокшиве «Рюрик», это новшество ввел предыдущий генерал-адмирал, великий князь Константин, который заботился не только о флоте, но и о его базе. Пока экипаж ехал по улицам к военной гавани, Петр успел заметить, что за плитками следят плохо. Среди них уже попадались уже покореженные, с торчащими вверх острыми краями, способными поранить ноги лошадей. Заодно мичман снова ощутил и второе специфическое коренное отличие Кронштадта от обычных городов. Отличие, определяющееся его ролью, как основной базы флота. Это — матросы. В одиночку, и целыми ротами марширующие в строю, безоружные и вооруженные. Матросы встречались буквально на каждом дюйме любой улицы. Ежеминутно слышались команды: — Смирно, равнение направо! Смирно, равнение налево! — и Анжу почти всю дорогу не отрывал руки от козырька фуражки, отвечая на отдаваемую честь.
Наконец показался небольшой сквер, разбитый возле Военной гавани. Объехав памятник Петру Великому с огромной бронзовой фигурой Императора и лаконичной надписью на пьедестале: «Место сие хранить яко зеницу ока», извозчик подвез мичмана к пристани. У которой, к огорчению Петра, не оказалось ни одного катера с кораблей. Но, компенсируя отсутствие военных катеров и шлюпок, у пристани стояли несколько яликов, хозяева которых наперебой предлагали свои услуги. Наняв ялик, Анжу приказал везти себя на броненосец «Император Николай I». Корабль серой громадой возвышался у мола, как раз против пристани, у так называемых «лесных ворот» Военной гавани, облепленный баржами и плавучими кранами. Старик-владелец ялика неторопливо шевелил веслами, подгоняя свое плавающее средство к кораблю, словно давая Петру время внимательно рассмотреть броненосец.
«Император Николай I» был вторым в серии новейших «броненосных таранов». Теперь в составе Балтийского флота кроме старого броненосца «Петр Великий», броненосных и полуброненосных фрегатов — крейсеров, а также откровенно устаревших мониторов и плавучих батарей, появилось два новых неплохо вооруженных и бронированных корабля. Правда, слышал Петр Иванович и критические высказывания об этих судах. Критики указывали на разнотипность двух кораблей, слабые механизмы, не позволяющие развивать проектную скорость и неполную защиту компаундной броней. Тем более, что на «Николая» ее ставили до сих пор, поскольку в Кронштадт корабль прибыл с частично установленными броневыми плитами и наскоро собранными главными машинами. Проведенные в октябре ходовые испытания, как слышал Анжу, выявили необходимость существенной доработки энергетической установки. Установка броневых плит возобновилась только первого ноября и продолжалась до сих пор. Но несмотря на сильное опоздание в готовности этого корабля, было приказано во что бы то ни стало приготовить его к походу. Назначение командиром корабля капитана первого ранга Якова Аполлоновича Гильтебрандта, моряка блестящей репутации, энергичного, требовательного и строгого, укрепляло уверенность, что корабль будет готов к сроку. Это было тем более необходимо, что он входил в состав самого ядра формирующейся Второй Тихоокеанской эскадры — дивизиона броненосцев.
Ялик подошел к трапу броненосца. Анжу оглушил шум, грохот и визг от работающих двигателей крана, устанавливающего броневые плиты, сотен молотов, сверл и зубил. На палубе можно было разговаривать, лишь подойдя вплотную друг к другу, и крича в ухо. Повсюду дымили горны, в которых грелись заклепки. Под ногами путались сновавшие по всем направлениям мальчишки, несущие рабочим раскаленные докрасна заклепки. Грязь повсюду была неописуемая. Кучки угля и обрезки металла лежали прямо на палубе, которая еще не была крыта деревом.
Анжу прошел по палубе до надстройки, лавируя между грудами навороченных канатов и угля, стараясь не столкнуться с грязными рабочими или с несущимся с раскаленной заклепкой мальчишкой, и спустился вниз. Там грохот стал еще оглушительнее. Петр спросил дорогу у пробегавшего мимо матроса и прошел в кают-компанию. Где застал старшего офицера корабля, капитана второго ранга Всеволода Федоровича Руднева, сидящего за простым некрашеным столом и прихлебывающего чай. Представление ему и затем командиру корабля прошло по-деловому и заняло очень мало времени. А через несколько минут мичман вновь стоял перед старшим офицером, ожидая указаний.
— Идите в вашу каюту, вестовой вам ее покажет. Переоденьтесь во что-нибудь рабочее постарее и возвращайтесь сюда, — приказал старший офицер.
«Легко сказать «переодеться в старое», — подумал Петр. — Откуда могло быть что-то старое у мичмана, недавно выпущенного из Морского корпуса? Не визитный же сюртук надевать?»
Впрочем, добравшись до каюты, он раздумывал недолго. Сняв крахмальный воротничок и манжеты, мичман вновь предстал перед Рудневым в том же блестящем белоснежном кителе, в котором являлся ему и командиру несколько минут тому назад, и в котором не стыдно было бы даже появиться на балу. Всеволод Федорович осмотрел Анжу с ног до головы. Причем с таким выражением лица, словно видел перед собой не мичмана, а как минимум — жабу.
— Неужели у вас нет ничего похуже и постарее?
— Никак нет, — ответил Петр.
— В таком случае, как я понимаю, скоро будет, — неожиданно улыбнулся он, — скажите старшему боцману, что я приказал отпустить в ваше распоряжение одного унтер-офицера и восемь человек матросов с двумя брандспойтами. Надо проверить междудонное пространство, возможно что после последнего испытания на ходу туда просочилась вода. Поручаю вам проверить состояние дна, откачать оттуда воду и очистить его.
— Есть,- коротко ответил Анжу и отправился разыскивать старшего боцмана.
Руднев был прав, сказав, что у мичмана скоро будет старое и дранное рабочее обмундирование. Всего через каких-нибудь полчаса Петр уже не выделялся на фоне рабочих и команды броненосца своим блестящим и белоснежным видом. А его новенький костюм покрылся самыми живописными пятнами угля, сурика, машинного масла и самой неаппетитной грязи, и в некоторых местах, особенно на рукавах, уже появились и дыры.
Эта его первая работа на броненосце навсегда запомнилась молодому мичману. Приходилось работать в страшной духоте, в низком междудонном пространстве, где можно было стоять, лишь согнувшись в три погибели, пролезая туда сквозь узкие горловины. Застоявшаяся вода, которую выкачивали брандспойтами, издавала отвратительный запах. Доказывавший, что рабочие, работавшие тут, пользовались междудонным пространством для целей, которым эта часть корабля отнюдь предназначена не была и для которых на судне имелись учреждения, носящие совершенно иное название. В этой зловонной жидкости плавала масса всевозможной дряни и мусора, помпы часто засорялись, и их приходилось чистить. Затем рабочие подтягивали кингстоны и зачеканивали обнаружившиеся места, из которых просачивалась вода. После проверки очередного отсека, немного передохнув, рабочая команда отправлялась в следующий. И все повторялось сначала. Но эти первые впечатления на первом корабле, на котором ему довелось служить, эта проза действительности, столь не гармонирующая с поэтическими мечтами мичмана, назначенного на корабль, идущий на войну, нисколько его не обескуражили. Выбравшись поздно вечером из этой преисподней на верхнюю палубу Петр наслаждением, разминая спину, вдыхал чистый воздух. Если, конечно, воздух в Кронштадтской гавани, полный дымов из труб военных кораблей, миазмов, приносимых ветром с суши и поднимающихся с застоявшейся воды, можно было назвать считаться чистым. Отдыхая он в тоже время с чувством глубокого удовлетворения рассматривал свой разодранный и покрытый пятнами китель. И думал, что если бы кто-нибудь предложил бы сейчас променять вонючее междудонное пространство броненосца на блестящую палубу императорской яхты, он совершенно осознанно отверг бы это предложение…