Сицилиец

— Так мы вас с переводчицей приглашаем, — сально смеётся этот Ашуков — покажем такие чудеса, не поверите. Ночная жизнь Москвы, огни, сумасшедший драйв, всё самое лучшее в мире.

— Скажи ему, я всё же выберу свою переводчицу. Что? Почему ты так смотришь?

5. Предчувствия и желания

На сегодняшний вечер он выбирает переводчицу, то есть меня. Как-то это двусмысленно. А я прям как школьница перед завучем. Сама себя запугиваю, а не сказала ли лишнего, а как он посмотрит, а что подумает.

Я вроде и радуюсь, что целый вечер проведу с ним наедине, но будь моя воля, отказалась бы. И тянет к нему, и в то же время, хочу спрятаться подальше. Если честно, лучше бы поехала домой и спать завалилась, а то что-то я перебрала, он мне за это всю кровь выпьет.

— Лиза! — доносится до меня требовательный голос.

Я вздрагиваю и поворачиваю голову.

— Да?

— Ты переводить будешь или нет? Ты спишь уже?

Будто мысли читает. Да и что переводить-то, всё уже по третьему кругу идёт, одно и то же.

— Давай, скажи им большое спасибо и что нам пора идти. У нас насыщенная программа.

Насыщенная? Я чего-то не знаю?

— Дорогие друзья, большое спасибо за ваш интерес…

***

Мы, наконец, уходим, распрощавшись с участниками дегустации. Когда выходим из гостиницы, автомобиль уже стоит перед входом. У нас запланирован ужин в «Белом кролике». Отъезжаем от отеля и наглухо встаём в пробку.

— Это с чего у нас такая пробка огромная? — спрашиваю у водителя.

— Не знаю, но на карте, смотрите, красным вон аж куда тянется, так что будем ехать не меньше часа.

— Что он говорит? — Недовольно спрашивает Марко.

— Говорит, час будем ехать.

— А что, это лучшее место в Москве? Почему в ресторан надо целый час добираться?

— Да в это время во все стороны не меньше часа.

Он выругивается. Но я-то здесь не причём? Это Москва, детка.

— Ладно, — говорит Марко, — пусть остановится. Лучше пройдём пешком.

— А ужин?

— Поедим по дороге, найдём что-нибудь. В любом случае, так я лучше почувствую город, чем глядя через окно «Мерседеса».

Ну ладно, погулять я не против. Я здесь в своё время всё обходила, каждый переулочек знаю. Когда только переехала в Москву при любом удобном случае пыталась улизнуть из дома, чтобы не видеть Ингу с Тамарой.

— Как ты хочешь? Прямиком к отелю займёт минут тридцать, а можем пройти по Садовому до Маяковки и дальше — по Тверской. Это около часа.

Он выбирает длинный маршрут и мы шагаем по разогретому асфальту, глотаем московскую пыль и глохнем от множества машин. Я люблю Москву.

— Ни на что не похоже — крутит головой Марко, — как прекрасная картина, написанная грубыми уродливыми мазками.

Странный комплимент.

— Ты не похожа на сестру, — говорит он, бросая на меня быстрый взгляд.

— Это точно. У нас разные матери.

— Но Инга, кажется, старше тебя.

— Да.

Он смотрит вопросительно, но ничего не говорит и вдруг останавливается, как вкопанный:

— Я есть хочу. У тебя уже есть идея, куда мы пойдём на ужин?

— В «Пушкин», это вон там — показываю я рукой.

— Нет-нет, в «Пушкин» больше не пойдём.

— Тебе же понравилось. Там окрошка шикарная.

— А-крож-ка — ужас! Нет, только не а-крож-ка, пожалуйста.

Я смеюсь. На его лице тоже проскальзывает тень улыбки и, замечая её, я начинаю хохотать в голос.

— А мне нравится окрошка, — говорю я, отсмеявшись.

— Да, ты очень странная, я знаю.

Он снова улыбается. Ничего себе, он умеет улыбаться.

— Кто бы говорил.

— Вон, смотри ресторан какой-то.

— Грузинский. Можем зайти, если хочешь, но вино тебе не понравится, сразу предупреждаю. Зато еда вкусная.

В ресторане полно народу, но столик для нас находится. Нас ведут в дальний зал. Я вдруг понимаю, что тоже проголодалась и заказываю нам гору еды — хачапури, люля, пхали, сациви и хинкали.

— Возьмём побольше всего, так ты сможешь получить более полное представление о кухне.

— Не многовато ли будет? — Удивляется Марко, когда на стол начинают ставить блюдо за блюдом.

— Ешь, настоящий джентльмен в жизни должен попробовать всё, кроме инцеста и фольклорных танцев!

Он вдруг смеётся:

— Это ещё что за дребедень?

— Не знаю, прочитала когда-то в журнале, чья-то цитата. А ты и смеяться умеешь?

— Иногда.

Нам наливают вино.

— Ты снова будешь пить? — Спрашивает он, прищуриваясь.

— Буду. По крайней мере, попробую, а то я что-то протрезвела, а рядом с тобой мне не очень нравится быть трезвой.

— С чего это? — Он удивляется.

— Так проще. А что это за пунктик такой, ты почему меня целый день спрашиваешь, пила я или нет и буду ли ещё? Я вообще-то энолог. У меня даже диплом имеется.

— Стать энологом тебе ещё только предстоит, если удастся, — он снова становится серьёзным. — Просто я не люблю всю эту золотую молодёжь, типа твоей сестры. Они ничего в жизни не добились, получили от родителей всё готовое, но ничего из себя не представляют. Ты мне вчера очень понравилась, а сегодня я увидел тебя на выставке и разозлился, потому что подумал, будто и ты такая же. Узнал, что ты будешь переводить дегустацию и снова разозлился, что мне неопытную соплячку дают, которая уже до обеда на ногах не стоит. Только из уважения к твоему отцу сдержался и не стал возражать. А ты оказалась на удивление профессиональной.

Я вспыхиваю. Из всего, что он сказал я понимаю только «ты мне вчера очень понравилась».

— Хотя, ты опоздала и едва держалась на ногах.

— Что?! Не правда! — от возмущения мои глаза распахиваются и становятся, как блюдца.

Марко снова смеётся.

— Пей, я не возражаю, если ты будешь навеселе. Так проще, — возвращает он мне мою же фразу.

— Ничего себе! Что значит проще? — по телу разливается приятное тепло.

— Ты сама так сказала, — улыбается он и пожимает плечами.

— Неужели я действительно показалась тебе похожей на сестру?

— Ты мне приглянулась значительно больше, поэтому я поцеловал тебя, а не её.

Надо же, даже не покраснела.

— Тебе что, не понравилось? Ты не возражала и даже ответила на мой поцелуй.

— Тебе показалось, — чуть слышно говорю я.

— Я знаю, что это не так, — его голос понижается и становится более хриплым, а улыбка исчезает. И смотрит на меня он сейчас иначе. Этот взгляд меня завораживает, потому что в нём читается жгучее желание, голод, тёмная бездна, огонь и неукротимая животная сила. Будто в Марко, с которым я сижу за столом и ем грузинскую еду, вселился дерзкий дух, требующий роскошного пиршества.

Его взгляд, мазнув по губам, соскальзывает на шею, касается ключиц и спускается на грудь. Он обжигает кожу и, кажется проникает под одежду. Я чувствую себя, будто снова лежу совершенно голая на волнах бассейна. От этого делается стыдно и тревожно, но в то же время очень сладко и, пытаясь сглотнуть слюну, я понимаю, что во рту стало страшно сухо.

Моё тело реагирует моментально, наполняя живот тяжестью, заставляя сжаться грудь и заостряя соски. Сердце замедляется и тает в жаркой истоме. Пауза затягивается. Мы молчим и смотрим друг на друга.

Я отвожу глаза и Марко меняет тему:

— Как оказалось, что вы сёстры, где твоя мать?

— Умерла.

— Давно?

— Семь лет назад.

— И отец забрал тебя в свою семью?

— Да.

— Расскажи.

— Да что рассказать…

Конечно, рассказать есть что, но не буду же я сейчас выкладывать ему всё, что случилось.

— В общем, была любовь и расставание и папа не знал о моём существовании. А потом узнал. Как-то так, короче. Потом расскажу.

На лице Марко не отражается никаких эмоций. Может быть, он даже ничего не слышит, потому что думает о другом. Он думает обо мне, о моём теле. Я не сомневаюсь в этом.

— Еда вкусная, молодцы грузины, хотя вино не такое, как делают в Италии — говорит он.

— Я предупреждала, что тебе может не понравиться.

Он не отвечает, но его горящие глаза не могут скрыть его мыслей.