Страница 3 из 11
Рядом с гаражами стоял голубой строительный вагончик-бытовка, там с утра пораньше собирался народ на опохмел. Мужики коллективно соображали, где бы чего раздобыть, и желательно без денег. За нежно-голубой цвет, в который был выкрашена эта злачная постройка прозвали ее "Голубая лагуна", а все проходящие и проезжающие мимо, считали своим долгом заглянуть в него и поздороваться, в надежде попасть в самое удачное время и сшибить рюмочку горькой на халяву.
Распахнув дверцу вагончика, я сразу понял, что все на месте, по стойкому, ядреному запаху перегара, сбивающему с ног. Вот они, красавцы мои:
Титаник – Васька Чернов сменщик мой. Прозвище свое он получил лично от меня, за то, что этой весной он утопил свой трактор в болоте. Васька был молодой и бестолковый, но меня слушался беспрекословно, потому как трактор на котором мы с ним работали, был закреплен за мной, а значит, я главнее.
Мана-Мана – Николай Иваныч наш штатный механик. Взрослый мужик, первоклассный специалист, но работать без рюмки не мог совершенно. Под конец рабочего дня он обычно напивался и заплетающимся языком пытался научить всех, кто попал в радиус его видимости, как нужно правильно чинить технику. Руки слушались Иваныча лучше, чем язык, поэтому половину слов он просто прожевывал во рту, и хрен его разберешь, что он там мычит.
Камбала – Витька Алексеев водитель «КАМАЗа». Мужик был слепым на один глаз, оттого смешно и неуклюже поворачивал голову здоровым глазом к собеседнику. Ну, и рожа у него – чисто рыбья, если приглядеться! А если он с бодуна распухнет, можно и не приглядываться.
Меня прозвищем тоже не обделили. Что ж я особенный? Казанова – производное больше от фамилии, но то, что женщин я очень люблю – это факт!
Я из нашей кампашки считался самым непьющим. Выпить я любил, как это дело не любить? Но у меня машина, за свои водительские права я держусь обеими руками, так что рюмку тупо ухватить нечем. Да и хозяйство у меня какое-никакое. У Камбалы с Маной жены есть, а Титаник с матерью живет. Заботливые женщины их бессознательные тушки домой заволокут, накормят, отмоют и спать уложат. А меня кто потащит и покормит? Да и весу во мне килограммов сто двадцать, надорваться можно! Вот, и не с руки мне бухать.
– Здорово, мужики! – поприветствовал я страдальцев.
Я был не с бодуна и прекрасно себя чувствовал, поэтому жалости к коллегам не испытывал совершенно. Дверь в вагончик я закрывать не стал. Пусть проветрится выхлоп.
– Здорово, Казанова! – нескладным хором поздоровались они.
– Есть сотка? – жалостливо спросил Камбала.
Я кинул пакет с блинами на стол и поставил чайник. Потом присел на древний табурет и внимательно оглядел опухшие лица присутствующих.
– Может и есть… А тебе зачем, Витёк?
Я прекрасно знал, зачем, но поиздеваться над алкашами с утра пораньше – моя святая обязанность. Да и достали они уже! Каждый день одно и то же! И Ваську моего спаивают потихоньку! А щегол еще даже не женатый! Вот чего они ему жизнь портят?
– На пузырь не хватает… – тяжело вздохнул Васька.
– Вот вы деловые, конечно! – возмутился я. – Пили, значит, вчера без меня, даже не позвали, а я им сотку подавай? Хуй-то там, товарищи, а не сотка!
– Злой ты, Макар! – покачал головой Мана. – И жадный!
Я эти фокусы с давлением на жалость уже все выучил, поэтому просто согласился:
– Да, Николай Иваныч, ты совершенно прав!
Мужики расстроились и приуныли. Видать, я был их последней надеждой.
Вскипел чайник, и все налили себе чайку, раз ничего покрепче не накумекали.
– Хороши блины! – заметил Титаник, набив полный рот. – Сам пек? Или Лариска?
За "Лариску" Васька тут же получил от меня ложкой по лбу. Вот чего мелет, сопляк, не подумавши?
Лариска – это еще одна дама моего сердца. Работала она дояркой и ждала мужа из тюрьмы. Мужу ее еще год сидеть, поэтому я его не шибко боялся. А как выйдет? Да узнает?
Если бы Ларису сильнее тянуло в мою сторону, я бы с мужиком ее конечно пободался за эту мадам. Но девушка от мужа уходить не собиралась. Так, прогуливалась время от времени, но не далеко, и не только со мной. Так что мне эти разборки на хрен не упали!
– Сам! Все сам! – заверил я Титаника. – Послезавтра ты плюшки к чаю приносишь! – обрадовал я его. – И чтоб мамку не просил стряпать!
– Ладно, – обреченно вздохнул пацан.
В дверном проеме кто-то замаячил, а потом раздалась зычная ругань бригадира:
– Ты посмотри на них! Так и знал, что вы тут! Когда вы уже напьетесь, мать вашу за ногу!
– Да мы чай пьем! – заступился Васька за всех нас.
– Чай пьют! – всплеснул руками мужик. – Вкусный чай-то?
– Айда, Аркадий Семеныч, и тебе нальем! – предложил я.
– Живее давайте, бездельники! – не заходя в вагончик, продолжил орать бригадир. – Вы время видели? Я вашу "Голубую лагуну" сожгу к хуям собачьим! Будете в гараже чаи распивать!
Мы решили не злить бригадира. Быстро допив, что осталось в кружках, вышли по одному на свежий воздух, и построились полукругом вокруг начальства.
Получив от Семеныча пиздюлей на год вперед, за сделанное и не сделанное, а так же задания на день, мы приступили, наконец-то каждый к своей работе.
Мы с Камбалой поехали убирать кукурузу, а Титаник с Маной продолжили чинить его несчастный трактор.
4. Макар
Первая половина дня пролетела незаметно. Время подошло к обеду, поэтому все рабочие скучковались в одном месте, поставив технику у леска в теньке.
Танюшка, работница местной колхозной столовой, привезла термосы с едой, и теперь мужики толклись возле ее машины, как мухи, пытаясь урвать себе лишнюю котлетку или стакан компота. Я не торопился, потому что знал, что Танюшка оставит мне самое вкусненькое и побольше. Тут у меня особые привилегии!
– Пирожки еще возьми, Макарушка, – ласково запихнула мне Танюша пакетик в карман комбинезона. – Ты же завтра дома?
– Ага, выходной я. Прийти хочешь?
Все в душе моей взволновалось от сладкого предчувствия. Любил я Танюшку больше остальных своих женщин, за молодость ее и задорность. Я б женился на ней, только жить девушка в селе не хочет, а я в городе. Вот мы и не придем к консенсусу никак.
– Приду, Макарушка, – кокетливо пообещала девушка. – Попрощаться надо, как следует!
Я чуть тарелку из рук не выронил с перепугу.
– Что значит, попрощаться? Ты куда собралась, Танюша?
– Все! Уезжаю я, Казанцев! – деловито сообщила она. – Квартиру уже сняла и работу нашла в городе! Счастливо оставаться!
Девушка сказала это с обидой, видно, что хотела она, чтобы я с ней поехал, но я даже мысли о жизни городской не допускал. Да и что я делать там буду?
Здесь у меня дом, работа, хозяйство, огород. Здесь родина моя! Где родился, там и пригодился! А там что? Духота да толкотня одна! И плати за все на свете! Никакой романтики!
Танюша отошла от меня, чтобы сложить грязную посуду, а я так и застыл на месте, будто громом пораженный. Весь аппетит испортился. Расстроила меня Танюша, хуже некуда!
Вот еще одна меня бросает, ради города!
Первой была жена моя бывшая Ирина. Какая любовь у нас была! Вся деревня завидовала! Ирина была самой красивой девушкой в селе, отличницей в школе, а я в те годы распиздяем с девятью классами образования! Но сердцу не прикажешь, поэтому вышла за меня Ирина, как миленькая!
Жила она, как принцесса! Мои родители были еще живы, когда я в дом жену привел. Мама ее сильно не напрягала, да и я во всем помогал жене, так меня родители воспитали. И пол мыл, если придется, и готовить я был приучен. Ирина белье стирала, я развешивал, грядки полола, я поливал. Все делали вместе. Деньги я все жене отдавал до копеечки, куда хотела, туда тратила. Одевалась нарядно, драгоценности покупала красивые. Чисто куколка она у меня была!
Потом мама заболела, и большая часть женской работы на Ирину легла. Маме становилось все хуже, а Ирина была не слишком расторопная, дома началось чёрти что, так что батя начал мне высказывать за жену, как за плохую хозяйку. Начались у меня с Ириной терки за бардак и борщ пересоленный.