Страница 3 из 17
– Не правда! – истерично кричу, презрительно кривя губы. – Я думала, что со мной Максим. Понятно тебе?
Давид дергается так, словно получил пощечину. Взгляд становится острым, как осколок стекла – того и гляди порежет, исполосует. Лицо кривится в раздражении. Ему не нравится, что я упомянула имя его младшего брата.
– Врешь, дрянная девчонка! – злится Садулаев, почти теряя свое хваленое хладнокровие.
Поза больше не такая расслабленная, как прежде. Так тебе, козел! Приоткрывает белоснежные зубы в едкой улыбке.
– Молила меня, просила не останавливаться, – уголок губ насмешливо кривится. – Звала по имени!
– Я была не в себе! – зажимаю уши, чтобы не слышать его хриплый баритон.
Простынь падает на пол, вновь открывая взгляду Давида мое нагое тело. Опомнившись, подбираю ее и, словно защищаясь, выставляю вперёд ладонь, а другой прижимаю простынь к груди. Всхлипываю жалобно, ощущая тупую накатывающую боль.
– Какая же ты сволочь!
Давид лениво приподнимает соболиную бровь.
– Ты злишься, моя кошечка, потому что не получила желаемое.
Я смотрю на Садулаева, широко раскрыв глаза. Он что, издевается?! Да я… я убью его!
– Иди ко мне, Мирьям, я улажу это недоразумение.
Наклоняюсь вперед и сквозь слезы цежу:
– Я все расскажу отцу! – угрожаю, сканируя его лицо, с надеждой найти там хоть небольшой намек на страх, хоть толику раскаянья.
Вместо ожидаемого мною, этот невыносимый человек хрипло смеется. Смотрит на меня собственническим взглядом, словно лаская, гладя против шерсти.
– Тогда наша свадьба состоится еще быстрее. Отличный план, моя кошечка. Одобряю, – хвалит насмешливо Давид. В черных глазах плещется ничем не прикрытое веселье.
– Ненавижу! – крылья носа раздуваются.
Я вся трепещу от злости. В первую очередь на себя, из-за своей глупости. Сама себе вырыла яму! Давид прав, если отец узнает, нас тут же поженят. Боже! Дура!
– Не понимаю откуда такая ненависть ко мне, Мирьям? – впервые голос Давида серьёзный. В нем слышится что-то похожее на…
Обрываю себя. Такие, как он, не могут испытывать человеческие чувства. Чертова равнодушная машина!
– Ты станешь моей женой и…
– Не стану! – запальчиво шиплю, вскакивая с большой двуспальной кровати.
Двигаюсь боком, словно краб, в сторону стула, на котором повисло скомканное до безобразия черное коктейльное платье. С досадой прикусив губу, нахожу взглядом на полу лишь только один чулок. Вспыхнув, наконец, замечаю возле мускулистой ноги Давида черный кусочек ткани. А вот и второй… Лучше отрублю себе руку, чем подойду к нему ближе!
Будто наслаждаясь моим смущением, Давид не сводит с меня глаз.
– Мирьям?
Рассерженно сверкаю глазами. Один его голос выводит меня из себя!
– Что еще?
Давид прищуривает глаза, будто довольный кот, наевшийся сливок. Руки закинуты за голову, мускулистые бедра прикрывает лишь токая ткань простыни.
– Позвони мне сразу, как только узнаешь.
– Что узнаю? – словно предчувствуя катастрофу, напрягаюсь всем телом. Смотрю на него настороженно, не понимая, о чем вообще идет речь. По-любому сейчас скажет какую-то гадость.
– Если забеременеешь.
Смотрю на него, открыв рот, не веря своим ушам. Мне кажется, еще чуть-чуть и я задохнусь, словно рыба, выброшенная на берег. О, нет! Только не это! Я погибла…
– Как ты мог?! – мне хочется кинуться вперед и выцарапать эти наглые дьявольские глаза.
Но я не делаю этого. Что-то подсказывает мне, что второй раз этот мужчина не позволит мне покинуть постель. Натягиваю поспешно платье, хватаю в руку туфли на огромной «шпильке». Уже возле двери слышу хрипловатый голос:
– Ты оказалась такая сладенькая. Прости, крошка, я не удержался.
Меня будто ударили хлыстом по обнаженной спине, заставляя поспешно дернуть на себя ручку двери. Выскакивая в коридор, напоследок кидаю хлесткое «ненавижу»
– Беги, трусиха! Только вот от своих желаний далеко не убежишь, Мирьям. Ты моя!
ГЛАВА 2
Мирьям
Вяло вожу вилкой в своей полупустой тарелке. Не люблю завтракать. Ничего не лезет. Проклятый Садулаев! Из-за него я прорыдала почти полночи. И речь идёт совсем не о Максиме. Давид – вот кто виновник моего плохого самочувствия. Помимо душевной боли меня терзала еще и достаточно ощутимая физическая. Низ живота болел не переставая, пока я не выпила целых две таблетки сильнодействующих обезболивающих. После «веселой» ночки я не нашла в себе сил накраситься, только слегка провела пару раз тушью по ресницам. Ничего не хочется – ни есть, ни пить. Даже перспектива увидеть Максима абсолютно не радует. Ну, почти не радует. Максима я всегда рада видеть.
Скольжу безразличным взглядом по просторной гостиной Садулаевых. Мама, как всегда, после ссоры с отцом потащила меня к своей лучшей подруге тете Динаре. Громко вздыхаю. Нет, я очень уважаю Динару Исаевну и всегда рада побывать у Садулаевых в гостях, но сейчас мне так тошно и плохо на душе, что все, чего я хочу – это лежать в своей комнате. Смотреть в потолок, мечтать о том, чтобы было бы, если бы Максим не встретил свою Ангелину. Но маме сейчас хуже, чем мне, поэтому я безропотно согласилась составить ей компанию.
Ни для кого не секрет, что отец нашёл себе любовницу, какую-то секретутку-блондинку. Грустно хмыкаю. Все мужики – козлы! Вот и Максим спутался с белобрысый девицей, наплевал на все обычаи и договорённости. Морщусь, думая об Ангелине Макаровой. Какими тайными знаниями она обладает? Как сумела так быстро покорить сердце Максима Садулаева? Приворот? Магия? ЧТО?! Ведьма! Поджимаю губы, думая о том, с каким наслаждением повырывала бы с корнем белокурые пряди из бестолковой головы блондинки.
– Надеюсь, это прелестное личико не из-за меня имеет такое кровожадное выражение?
Хриплый насмешливый голос заставляет дёрнуться и разлить горячий чай на стол, прямо на дорогую фирменную скатерть. Давид. Кидаю уничтожающий полный призрения взгляд на молодого человека, после чего капризно кривлю губы и закатываю глаза.
Как всегда, Садулаев-старший одет с иголочки и это даже несмотря на то, что он в домашней одежде. Не могу не отметить, что ему очень идут серые штаны кежуал, а белая футболка выгодно подчёркивает смуглый цвет кожи. Интересно у него загар или же… Краснею, вспомнив, что когда он был обнаженным, я не заметила никаких границ загара. Значит, это цвет его кожи. Волосы цвета ворона крыла влажные, блестят… Должно быть, после утреннего душа. Уголок губ мужчины слегка дёргается, словно он пытается сдержать рвущуюся наружу улыбку.
– Ну, так? – повторяет настойчиво, останавливаясь напротив меня. Давид прячет руки в карманы, от чего дельтовидные мышцы внушительно напрягаются, притягивая взгляд.
– Не понимаю, о чем ты, – бурчу, опуская взгляд на свою чашку, преувеличенно медленно мешаю ложкой горячий напиток. Это лишь способ занять себя чем-то, ведь я прекрасно знаю, что там нет ни грамма сахара.
Несмотря на мои мольбы о том, чтобы Садулаева поразила молния или Давид провалился в ад, мужчина все же присаживается за стол напротив меня. Брюнет спокойно берет остывший, поджаренный хрустящий тост и принимается намазывать его маслом, а затем щедро поливает клубничным джемом.
– Будешь?
Упрямо молчу. Не хочу никаких разговоров. Бесит! Сидит и ест, как ни в чем ни бывало, а мне и крошка в горло не лезет. Выглядит так невозмутимо, будто это и не он вовсе лишил меня невинности прошлой ночью. Соплю, делая глоток чая. Бесчувственный. Подлый…
– Сказала отцу? – нарушает тишину Давид, заставляя меня вскинуть взгляд слегка припухших от слез глаз.
– Что? – но тут же вспыхиваю, припомнив наш последний разговор.
– То, что я лишил тебя девственности, – поясняет так, как будто мы ведем светскую беседу, обсуждая который час.
Осел!
– Только попробуй кому-нибудь сказать, – цежу угрожающе сквозь зубы. – Или, я клянусь…