Подари мне свет

Невыносимо смотреть на то, как ей сейчас страшно. И все, что я могу, – это поскорее разрешить проблему. Чтобы не нужно было больше бояться. Собрав волю в кулак, отрываю взгляд от ее лица и выхожу из комнаты.

Глава 3

В операционную захожу, как на иголках. Вот поэтому нам нельзя оперировать родственников. Голова должна быть холодной, без эмоций, чтобы принимать решение взвешенно, при любом развитии ситуации. Только кто она мне? Никто. Обычная пациентка. Да и Олег ушел уже, оперировать больше некому.

В халате, шапочке и маске меня почти не узнать. Но девчонка сразу узнает, ловит мой взгляд. Что же ты делаешь? Мне нельзя отвлекаться.

– Это долго? – спрашивает она меня.

– Обычно два часа, – отвечаю дежурно. Бывает по-разному, конечно. Но пусть лучше думает о хорошем.

– Мне страшно, – добивает она меня.

– Верю, – отвечаю ей в тон.

Ее перепуганные глаза в свете ярких ламп операционной кажутся еще ярче, какими-то ангельскими. Маленькое личико сердечком и губки бантиком. Кукольная такая, будто из фарфора ее лепили.

Киваю анестезиологу, чтобы вводили в наркоз пациентку. Хорошо, что сейчас мне помогает не Алена, только ее мне хватало. Она неплохо меня изучила, сразу бы поняла, что что-то не то со мной. А может, это мне кажется, что все замечают мое неравнодушие к девушке. На самом деле, никому до этого нет дела. Украдкой окидываю взглядом. Каждый занят своим делом, и только мне голова покоя не дает.

Ярко-голубые омуты медленно моргнули несколько раз, а потом закрылись. Густые черные ресницы не наращены, сейчас мне это хорошо видно, это ее собственные такие. Неужели Бог еще создает такую красоту?

Хватит думать о ней, нужно действовать. Смело и решительно, как обычно. Перевожу взгляд на живот. Только так, не смотри на лицо.

А ярко-синие омуты все равно, будто стоят перед мысленным взором. Еще и смотрят так умоляюще, будто говорят: «смотри, ничего не испорти».

Я никогда не был трусливым. Да и операции такие делаю почти каждый день. Но сейчас мне особенно трудно, хотя случай этот не запущенный. В целом, прогноз хороший, нагноений еще нет. Вероятность благоприятного исхода очень высока. Нужно только сделать все, как надо. Будто она мне посторонняя. Что я несу? Она и есть посторонняя. Случайная, которых много.

Сколько красавиц уже побывало в моем кабинете? Не пересчитать. И, если нужно было резать, резал, не задумываясь. Потому что так надо. Работа такая. Жизни спасать. А с этой не так. Жаль ее фарфоровую кожу, идеально плоский живот. Как по себе режу, только без наркоза. Но это вынужденная мера, иначе девчонку не спасти.

Вот и все. Только зашить осталось. Маленькие надрезы совсем вышли, их и не заметно будет потом. Аккуратно сработал, с душой.

Накрываю ее простыней, а потом киваю анестезиологу. Он понимает без слов, пора выводить из наркоза. Операция окончена.

– Просыпаемся, – говорит анестезиолог.

Я молча наблюдаю, как густые ресницы шевельнулись, дрогнули. Она открыла глаза. Потом тяжелые веки снова стали слипаться.

– Не спим, просыпаемся, – тут же сказал анестезиолог, не давая ей снова провалиться в сон.

Он знает, что делает. Но я видел много вот таких пробуждений, и по своему опыту знаю, что пациенту в этот момент очень непросто. Кто-то начинает кричать, кто-то материться, а у кого-то начинается рвота. Все по-разному реагируют на наркоз. Но эта девочка оказалась сильнее, чем я о ней думал.

– Уже все? – прошептала она хрипло.

– Операция прошла успешно, – отзываюсь я, – сейчас вас доставят в палату.

– Спасибо, – шепчет одними губами в ответ.

От ее «спасибо» защемило под ложечкой. Черт, а ведь я никогда не был сентиментальным. До этого дня мне казалось, что я постепенно превращаюсь в мясника, которому уже все равно, кого и как резать. И вот, пожалуйста, стою и не знаю, что сказать.

– Пожалуйста, – прошептал дрогнувшим голосом, когда ее уже вывозили из операционной.

Мне еще предстоит заполнить карту, документация – наше все. Поэтому иду в ординаторскую. А мысли все о ней, этой девочке с лицом ангела. Что-то изменилось во мне сегодня, дрогнуло. Непонятное. Непривычное. Будто одна эта встреча перевернула мой мир.

Обычный день. Обычная операция. Вот только нет в ней ничего обычного.

Жизнь разделилась этим моментом на до и после. Как бы фантастично это не звучало.

Привычное равнодушие сменилось трепетом. Тем самым восторгом, который был раньше, когда удавалась спасти чью-то жизнь. Потом все как-то приелось. Поток благодарных пациентов не иссякал. Все чаще благодарили деньгами. Кто как мог. И игра в спасение жизней превратилась в конвейер по зарабатыванию денег.

Я стал просто делать свою работу. Тупо и цинично. Делать мастерски. Но холодно, без души. Только равнодушный расчет и твердая рука.

Но сегодня все изменилось.

Разве так бывает? Чтобы одна встреча перевернула весь мир?

Раньше я был уверен, что такое возможно только в сказках, глупых бульварных романах. И, черт возьми, не поверил бы, если бы кто-то сказал, что это может произойти со мной.

Глава 4

Вношу последнюю запись в историю болезни. Закрываю программу. Кажется, все на сегодня. Нет, еще осталось навестить пациентку после операции. Посмотрю, как ее устроили. И с кем? Конечно, в палату к женщинам определили, по-другому никак. Но лучше убедиться.

Выхожу из ординаторской. Мне навстречу идет Людочка, наша медсестра.

– Люда, а новенькую после операции куда разместили? – спрашиваю ее.

– Так в четыреста седьмую, Игорь Сергеевич, – отвечает она бойко. Всегда на позитиве, и это несмотря на то, что ей еще ночь дежурить.

– Спасибо.

Иду в палату, а колени немного дрожат. И чего так волнуюсь, спрашивается? Что такого? Каждый день ведь навещаю пациентов, обычное дело. Но с этой девочкой каждое обычное действие превращается в волнительный ритуал.

Заглядываю в четыреста седьмую. Она лежит на первой койке слева, маленькая и бледная. Одни ярко-голубые омуты на лице, я их сразу заприметил, мимо таких не пройдешь.

– Ну, как вы? – спрашиваю ее.

Она несколько раз медленно моргает, ее взгляд фиксируется на моем лице. Да, детка, я знаю, тебе плохо. Но потерпи, по-другому было нельзя.

– Нормально, – мямлит одними губами. Ее голос почти не слышно. Оно и понятно, нормальная реакция на наркоз.

– Отдохните, как следует. Хорошо?

Я мог бы ограничиться ее «нормально». Видно же, что все проходит вполне стандартно. Сегодня еще будет нехорошо, но завтра уже станет полегче. Вот только мне совсем не хочется уходить. Несмотря на то, что сейчас она выглядит бледной и уставшей, мне приятно просто смотреть на нее. Я бы остался рядом с ней, но обстоятельства не позволяют. Боюсь, поймет неправильно, еще спугну. Да и зачем я ей сегодня, когда она будет отсыпаться и набираться сил?

– Сколько сейчас времени? – спрашивает она неожиданно.

– Девять вечера, – отвечаю, посмотрев на часы.

– Два часа прошло, – констатирует вяло, быстро подсчитав в уме прошедшее время.

– Да.

– Когда мне можно вставать? – ее взгляд все еще немного затуманен, а голос охрип. Но, кажется, сдаваться она не планирует.

– Через два часа уже можно, – отвечаю.

Можно-то да. Но захочешь ли? Это непросто сделать после наркоза. Хоть и было бы хорошо, если бы у тебя получилось.

– Хорошо, – шепчет одними губами. – Очень хочется пить.

– Потерпите пару часов хотя бы. Сейчас есть и пить нежелательно.

Она хочет что-то сказать, но потом только устало выдыхает.

– Хорошо, – говорит все так же хрипло.

Я киваю и уже собираюсь уходить.

– Подождите. – останавливает меня. Оборачиваюсь. – Спасибо, доктор.

Вот ради таких «спасибо» я и пошел в хирурги когда-то. И было время, когда я собирал эти «спасибо», как награды, бережно храня в памяти каждое из них. А потом все приелось, стало обыденным. И даже благодарность, завернутая в конверт, перестала радовать, стала обычным делом. Но в этот момент в груди что-то кольнуло, всколыхнулось. Как когда-то давно. Ощущение важности совершенного дела охватило меня, заставляя мысленно расправить крылья. Это мне ее нужно благодарить за этот лучик света в моей жизни.