Страница 16 из 19
Дейдре Мария Капоне, с детства запомнившая этот семейный ритуал, описывает его в своей книге «Дядя Аль Капоне». Обедали в час дня. Все одевались празднично; играло радио или граммофон — Аль любил итальянскую оперу, и в его доме, как и у большинства итальянцев, были пластинки с записями Карузо. Мужчины и женщины собирались отдельно, одни говорили о делах, другие обменивались сплетнями. Потом все, включая детей, рассаживались за большим столом; место во главе его занимал Аль, хотя и не был старшим сыном. Он поднимал бокал и произносил тост: «Salute per cento a
Обед продолжался часа три. За едой запрещалось ссориться, говорить друг другу неприятные вещи, обсуждать проблемы, иначе ниспосланный Господом хлеб насущный превратится в яд. Все улыбались, были дружелюбны и приветливы. После обеда мужчины, ослабив галстуки и закатав рукава рубашек, закуривали сигары и садились играть в карты — в покер или итальянскую разновидность «очка» — «семь с половиной», а женщины убирали со стола и уходили на кухню мыть посуду. Телохранители оставались в прихожей — к столу их не приглашали, но Тереза обязательно выносила им какую-нибудь еду.
Однажды, когда Аль пришёл домой на воскресный обед, его ждал сюрприз: Мэй перекрасилась в платиновую блондинку. До неё дошли слухи, что у Аля завелась фаворитка среди проституток, пятнадцатилетняя гречанка, которую он заставил осветлить волосы пергидролем, потому что предпочитал блондинок. Долг жены — угождать мужу, разве нет? Мэй дала ему понять, что всё знает; Аль намёкпонял. Тогда, в присутствии родственников, он лишь сказал, что новый цвет волос ей очень идёт, а в дальнейшем старался вести себя осторожнее, хотя и не отказался от плотских утех с проститутками. Жена — это святое, унижать её публичной связью с другой женщиной недопустимо, но и никаких «особых услуг» от матери своего ребенка требовать немыслимо. Впрочем, он действительно её любил. Как и она его.
Жизнь Мэй ограничивалась семейным кругом. От язвительных замечаний свекрови она спасалась на втором этаже, окутывая своей любовью сына (вмешиваться в его воспитание она Терезе не позволяла), а от забот, связанных с его частыми болезнями, отвлекалась, читая романы. Из дома она почти не выходила — только в церковь по воскресеньям (Тереза посещала раннюю обедню, Мэй и Сонни — позднюю) и изредка в магазин. Ни с кем из соседей подружиться не получилось, поэтому единственной связью с внешним миром были дорогостоящие разговоры по телефону с сёстрами, оставшимися в Бруклине. Одевалась миссис Капоне в лучшем магазине города — «Маршал Филдс». Платья и костюмы, обычно сшитые в единственном экземпляре, ей присылали на дом, но иногда она сама приезжала в магазин посмотреть новую коллекцию. В этом случае она надевала шляпку с вуалью, скрывавшую лицо, а в холодную погоду — пальто с высоким меховым воротником. Всё, что она носила, было изысканно-элегантным, но при этом имело целью спрятать её от нескромных глаз, а не привлекать внимание. (Если вслед леди оборачиваются, значит, она одета не как леди).
Её муж, напротив, одевался броско и ярко, заслужив себе новое прозвище — Снорки (Шикарный). Он мог заказать портному сразу дюжину костюмов, отдавая предпочтение светло-зелёному, ярко-жёлтому и лавандовому цветам (влияние Фрэнки Йеля). Пиджаки носил двубортные, полагая, что в них он выглядит стройнее. (Понятно, что при таком режиме питания тощих в семье Капоне не было). Зато пальто обычно были из кашемира тёмных оттенков или из верблюжьей шерсти, а его любимые шляпы-федоры — жемчужно-серого цвета. Аль носил на мизинце перстень с бриллиантом размером не меньше четырёх с половиной карат и любил украшенные бриллиантами галстучные булавки, запонки и ременные пряжки, позаимствовав эту «фишку» у Джо Эспозито. Теперь он мог себе это позволить.
Однако Аль не хотел втягивать в свой бизнес всю семью. На него работали только Ральф и Фрэнк; лоботряс Джон изредка выполнял не слишком важные поручения, которые не привлекли бы к нему ненужного внимания. Упорный тугодум Альберт подыскивал себе работу на стороне, хотя и та была легальной лишь наполовину. Лишняя осторожность не помешает, мелкие сошки часто идут в расход. Так, враги Фрэнки Йеля, устроившие ему засаду возле дома, приняли шофёра за самого хозяина и продырявили его пулями на глазах у миссис Йель и двух её дочерей. В тот день, 9 июля 1923 года, вся семья ездила на крестины, а на обратном пути Фрэнки решил прогуляться пешком, отправив жену с детьми домой на машине...
Мэтью и Мафальду Аль определил в школу и наказал им вести себя хорошо. Девочке, понятное дело, образование нужно постольку-поскольку, всё равно её замуж выдавать, а вот Мэтти непременно должен стать первым Капоне, который поступит в колледж и получит диплом о высшем образовании.
Так что братья Капоне не были «бандообразующей» семьёй, в отличие от Дженна или О’Доннеллов, действовавших в Саут-Сайде. Во главе второй банды стоял Джеймс Эдвард О’Доннелл по прозвищу Спайк (чтобы представить себе его внешность, вспомните Коломбо Белые Гетры из фильма «В джазе только девушки»). Ему помогали братья Стив, Уолтер и Томми. (Пока Спайк полгода сидел в тюрьме за былые прегрешения, Стив привозил в Чикаго пиво). Как писала газета «Чикаго дейли ньюс» от 12 сентября 1923 года, Спайк был «главой пивного синдиката», а его банда «получила негласную монополию на пивной бизнес в юго-восточной части города, пользуясь покровительством полиции». Пиво О’Доннеллы покупали на заводе «Молт мейд продактс» — совместной собственности Джона Торрио и Дина О’Бэниона.
В феврале 1923 года грузовик с пивом, принадлежащий О’Доннеллам, был перехвачен на пути из Джолиета в Чикаго; в перестрелке погиб один человек. Газета «Чикаго экзаминер» написала, что это дело рук банды Солтиса.
Джо Солтис родился в Будапеште, хотя его часто по ошибке называли Джо-поляк. Отец, служивший офицером в австро-венгерской армии, привёз его в США двенадцатилетним, в 1906 году; пять лет спустя Джо арестовали за кражу со взломом. Он работал на скотобойне, потом механиком в железоделательной компании, одно время занимался боксом. Компания «Винчестер» платила ему, меткому стрелку, за испытание винтовок и участие в соревнованиях. Солтис подыскал себе дружка — Фрэнка Макэрлейна, сына владельца салуна из Саут-Сайда, с довольно длинным криминальным «послужным списком» (кражи, разбои, похищение, убийство); Фрэнк убивал ради удовольствия. Третьим в их банде стал Пит Кузанский по прозвищу Трёхпалый Пит: два пальца на руке он потерял во время перестрелки с полицией в 1920 году. Его ближайшим помощником был поляк Джон Обырташ, взявший себе в Америке фамилию О’Берта, а телохранителем Солтиса — бывший офицер чикагской полиции Пэдди Салливан. Братья Солтиса Стив и Джон, а также брат Макэрлейна Винсент тоже состояли в банде, но на низших позициях. Банда правила бал в районе Нью-Сити (между 39-й и 55-й улицами), где находились три сотни салунов. Её партнёром был Джо Поллак, поставлявший в город спиртное ещё до «сухого закона».
Банда Солтиса всё нахальнее вторгалась во владения О’Доннеллов, продавая пиво по менее высокой цене. Тогда капитан полиции Томас Вульф из округа Нью-Сити лично обошёл в июне 1923 года все салуны на подведомственной ему территории и приказал покупать пиво у О’Доннеллов. Это убедило не всех, и в сентябре банда О’Доннеллов разгромила салуны, владельцы которых всё ещё артачились, включая бар Джейкоба Гейса на 55-й улице, а ведь это заведение, впоследствии получившее красноречивое название «Дом смерти», было штаб-квартирой Солтиса. Но не на тех нарвались: 7 сентября, когда шли эти погромы, ребята Солтиса убили Джерри О’Коннора и ранили Уолтера О’Доннелла, а десять дней спустя пристрелили ещё двух членов их банды в Саут-Сайде. Случайно встретившись после этого в баре, Спайк и Уолтер Стивенс, ещё один человек Солтиса, тотчас выстрелили друг в друга, но не попали. В декабре был перехвачен ещё один груз пива из Джолиета, погибли ещё два человека О’Доннеллов. После этого между двумя бандами наступило вынужденное перемирие из-за нехватки бойцов, а Лис воспользовался ситуацией, прибрав к рукам округ Брайтон-Парк, который держали О’Доннеллы, к северу от Нью-Сити. Используя свои связи в полиции, Торрио устроил так, что полицейских, благоволивших О’Доннеллам, перевели в другой район, заменив теми, кому платил он сам.