Страница 12 из 13
Ему требовалось непременно свалить Головина! Ему требовалось прибрать к рукам контроль над казной, а также лишить денежной подпитки группировки своих супротивников. Ибо окажись сколько угодно правым, а без звонкого серебра никогда доказать этого не сумеешь; ни одной войны, что с внешний врагом, что с внутренним, не выиграешь.
Борис Фёдорович прекрасно понимал: большинство собравшихся, появись у них возможность, запустило бы руку в казну не меньше. Подвернись такая возможность, любой даже из числа друзей Головина тоже не стал бы отказываться от ворованного… Однако удача улыбнулась не им – вот что главное!..
Что тут скажешь?.. Казнокрадов не любят все. Однако мало кто удержится от соблазна запустить в государственные закрома руку, окажись они незапертыми, да без должного надзора.
Почему кому-то можно, а мне – нельзя?.. Разве этот вопрос не играет роли топлива для очага гнева по отношению к тем, кто имеет возможность обогащаться неправедно?.. Так относился человек к казнокраду всегда!
И не только ведь в России так повелось! Таков человек – и не имеет значения, в какой стране он проживает!
…Так и получилось, что большинство бояр оказались настроенными против Головина, и, соответственно, прибились к стану Годунова.
– А потому я требую! – возвысил голос Борис Фёдорович. – Петьку Головина звания казначея лишить, взять его под стражу, имущество наворованное отобрать в казну… Его самого казнить в назидание всем лихоимцам!..
Он сделал паузу – достаточную, чтобы все осознали его предложение. Но слишком короткую, чтобы кто-то успел вмешаться.
– Ну а мы, господа бояре, – продолжил он, снизив голос, но очень со значением, – поглядим, кто станет заступаться за вора и лихоимца. Вина Петьки Головина доказана безусловно, а потому вступаться за него станут лишь те, кто кормился из его рук, кто и сам повинен в казнокрадстве! – он мигнул стоявшему у двери подручному, который, увидев это, тут же выскользнул наружу, а сам продолжал: – А мы ведь знаем: не так страшен сам вор, как его потатчик!..
Головин оторопело оглядывался по сторонам. Казнить?..
Ещё накануне если не всесильный, то уж во всяком случае, достаточно влиятельный человек, он никак не мог поверить в своё стремительное падение.
Двери открылись, в помещение быстро вошло несколько ратников в доспехах и при оружии.
Впереди, громко стуча подкованными сапогами, шёл Иван Воейков. Смотрел прямо в глаза Головину.
И только теперь разжалованный казначей вдруг понял, что всё происходящее – это не для того, чтобы его попугать! Что слово «казнить» прозвучало не с целью устрашения!..
– Погодите!.. Погодите!.. – попятился он.
– Молчи, тать!..
Воейков зашёл сбоку, грубо ударил его под колено… Оказавшиеся рядом стрельцы подхватили обвисшего арестованного под руки и поволокли из помещения. Тот безуспешно старался самостоятельно переставлять ноги. Не получалось. Выглядело это нелепо и жалко.
Всё свершилось быстро и ловко.
Мстиславский, Шуйский, Романов ошеломлённо переглянулись. Встревать казалось не с руки.
Ну а остальные участники совещания довольно загудели. Вора арестовали – это ли не радость!
Никто не обратил внимания на то, что, воспользовавшись размётом, из палаты незаметно выскользнул младший брат арестованного, Михаил. Позднее стало известно, что в тот же день он спешно покинул Москву и ускакал в Литву. На Родину он больше не вернулся никогда.
Ссылка
Для победителей нет трудностей, а для побеждённых – безопасности.
Не решился Годунов казнить Головина. Да и вообще всю жизнь он старался не проливать крови, и уж тем более, крови сильных мира сего – бояр, или же тех, у кого имелись покровители в боярстве.
Даже когда несколькими годами позднее всходил на государев престол, торжественно обещал, что не станет казнить никого из дородных. И держал слово, как ни удивительно!
Впрочем, данное обещание не стало препятствием тому, что его личные недруги таинственным образом умирали – от внезапных хворей, от руки неведомых татей, от угарного дыма… Но то уж – попробуй докажи причастность Первого боярина, а затем и царя Бориса Годунова к нелепым смертям! Пошепчутся вокруг, да и умолкнут в опасении…
Так и теперь.
Вывели Петьку Головина на палаческий помост… Огласили приговор… Дали возможность помолиться… Поставили на колени, и голову уж на колоду уложили, шею обнажив – палач рядом стоял, легко поигрывая тяжеленным топором с широким лунообразно выгнутым лезвием…
Только тут и огласили помилование.
– И сослать татя Петьку Головина на проживание в Арзамасский острог!.. – прокричал в толпу глашатай.
Народ отреагировал на весть по-разному. Кто-то умильно крестился на ближайший храм Покрова – спасена жизнь православного! Кто-то с разочарованием вздохнул – поглядеть на мгновение, когда топор отсекает голову от тела, желающие находятся во всех народах. Кто-то вздохнул досадливо – о казнокрадстве преступника знали все, в былые времена карали за куда меньшие прегрешения, так с чего бы это милосердие такое?..
О подлинной причине годуновского милосердия мало кто догадывается. О ней известно лишь немногим.
А Головина уже свели с помоста, усаживали в заранее подготовленный возок, вокруг которого гарцевало несколько всадников, экипированных в дальнюю дорогу. Старшим среди них оказался Ванька Воейков.
Накануне Меньшой уже прошёл инструктаж, знал, что делать.
Служащие Разбойного приказа передали ссыльного стрельцам. Теперь за него отвечали отъезжавшие. Не снимая кандалов, Головина усадили в возок, укрыли добротной меховой полостью – зима.
– С богом! – перекрестился Воейков. Оглядев свою команду, махнул рукой и громко скомандовал: – Трогай!..
Долгий, в четыреста вёрст, путь начался.
Первым к воротам проездной башни тронулся конный бирюч. Он направил лошадь прямо на густую толпу.
– Дорогу! – кричал бирюч, ударяя колотушкой в гулкий барабан, прикреплённый у седла. – Государева преступника везут!..
Народ торопливо раздавался по сторонам – сбоку у глашатая висела дубинка, которую он имел право пустить в ход без какого колебания. Не случайно ж она поблёскивала на солнце, будто полированная, не раз, видать, уже прогулялась по рёбрам нерасторопных.
Городовому бирючу полагалось проводить санный поезд только до выезда из Москвы.
За ним следовал всадник с пикой, на которой трепетал флюгер, по которому каждый видит, что команда следует по указу московского государя, а потому каждый же обязан оказывать ей всестороннее содействие.
Затем, подбоченясь, ехал сам Меньшой Воейков, гордый званием государева поручика.
Сзади отчаянно скрипели по дощатой мостовой полозья саней. Ну да ничего, съедут колымаги на речной лёд, противный визг сменится приятным шуршанием – лошадиный цокот и тот станет казаться громче.
По пути к ним присоединяется ещё несколько санных возков: один с припасом на дорогу, да ещё два, чтобы сопровождавшие ратники могли в пути отдыхать – не всё ж в седле гарцевать!
Но это потом – а пока все до единого в сёдлах, смотрятся орлами… Дай лошади, словно чувствуют торжественность момента – мотают гривами, всхрапывают, косят глазом…
По Васильевскому спуску съехали к набережной. Затем спустились на лёд Москвы-реки…
Бирюч остановился, отъехал в сторону, пропуская поезд. Поймав взгляд Воейкова, поднял руку.
– Счастливый путь! – пожелал отъезжавшим.
– И тебе удачи!..
И вот уже под полозьями проскальзывают первые аршины долгого пути.
Справа остаются занесённые снегом болотистый Балчуг и государевы сады. Слева меж высоких берегов уходит Яуза, к которой примыкает Котельническая слобода – устье контролируют две башни…
Арзамас
Задача полководца – побеждать столько же умом, сколько мечом.