Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 17



Глава 6

Мы поднялись на второй этаж. По пути к нам присоединились пара слуг и невысокий сухонький мужичок с пенсне на длинном носу и седеющей эспаньолкой.

— Третий приступ за день, Андрей Ильич, — вместо приветствия произнес он. — Состояние ухудшается.

— Знаю, — процедил Онежский и ускорился.

Вой не стихал. Низкий, дребезжащий, приправленный отчаянием и безумием. От него даже мне стало малость не по себе. А еще я догадывался, что будет дальше.

Вот и тяжелые двери в помещение с источником воя. Как и ожидалось, Онежский остановился и со скорбью посмотрел на меня. Мужичок, наверняка доктор, и слуги просочились в приоткрытые створки, отчего находящаяся за ними завыла с новой силой. Ей явно не понравились непрошеные гости.

— Прежде чем мы войдем, Илья, я должен сказать… — нерешительно начал аристократ, и я, чтобы облегчить ему задачу, перебил:

— Знаю, знаю. Зрелище не из приятных. Тебе стыдно и горько от того, что твоя жена в таком состоянии. Сколько она уже мучается?

— Откуда ты узнал? — Онежский нахмурился. — Петр рассказал? Или Ева?

— Ни то, ни другое. Сам догадался.

— Как?

— Ну, это довольно просто. Взгляни на свой безымянный палец, — я глазами указал на руку Онежского. — Вот оно, колечко. Я живу у тебя в доме уже достаточно долго, но ни разу не видел твоей супруги. Отсюда вывод: ее или нет в живых, или…

— Да, Илья, ты прав. Ирина там. Мучается. И ей становится все хуже.

— Так пошли помогать, чего стоим-то?

Я слегка подтолкнул Онежского, тот открыл двери, и мы наконец вошли в покои его больной супруги.

Просторная комната с задрапированными окнами. Из мебели лишь массивный шкаф, пара табуретов и широкая кровать, с правой стороны которой молчаливыми стражами выстроились стойки для капельниц. Прозрачное содержимое закрепленных на них сосудов капля за каплей перетекало в вену лежащей на кровати женщины.

Смотреть на нее и впрямь было тяжело. Высохшая до состояния мумии, с редкими седыми прядями, запавшими глазами и пеной у рта. За пару мгновений до того, как мы с Онежским вошли, она перестала выть, но сейчас… Когда ее вою не препятствовали двери и стены особняка, он зазвучал особенно жутко.

— Ну, тише, тише, — приговаривал мужичок, стоя над женщиной и, судя по сосредоточенному виду, воздействуя на нее магией. — Сейчас все будет хорошо. Кошмар уйдет, и вы поспите.

Вскоре женщина действительно успокоилась. По крайней мере перестала выть. Однако спать пока не торопилась, уставившись на Онежского бессмысленным взглядом. Вряд ли она его узнавала. Слуги тем временем проверяли капельницы.

— Почему она такая? — задал я главный вопрос. — Что случилось?

— Позволь, я начну с самого начала, — аристократ приблизился к кровати и тоже начал использовать силу, приводя жену в относительный порядок.

— Разумеется. Я слушаю.

— Все началось почти двадцать один год назад, с появления Столпов. Ирина, первоклассный маг-артефактор, оказалась в числе потерявших дар. Это произошло ночью. Мы спали, когда появились первые Столпы. В том числе и наш, забравший соседний городок.



— Кстати говоря, как это было?

— Ничего хорошего, Илья. Небо окрасилось в алый, стало невыносимо жарко, несмотря на позднюю осень. Потом затряслась земля. Поначалу я подумал, что началась ядерная война или что-то в этом роде, но… Долго размышлять обо всем этом мне не дала Ирина. Ей стало плохо.

Услышав свое имя, женщина замычала и попыталась приподнять руку. Получилось едва-едва.

— Она кричала и металась по кровати, впивалась ногтями в собственное тело. Как будто кожу пыталась содрать. Ее рвало кровью, скручивало в судорогах. В общем, ужасно было, — голос Онежского стал сиплым.

— Не торопись, — сказал я. — Приди в себя и рассказывай спокойно.

Около минуты Онежскому понадобилось, чтобы справиться с эмоциями, после чего он продолжил:

— Она мучилась полночи. Даже когда я вызвал врачей и ее отвезли в больницу. Тогда вообще во всем мире царил хаос. Мне тоже было плохо, но не настолько. Лишь кружилась голова, немного тошнило и все внутри тряслось. С тех пор я потерял примерно треть своих сил.

— А Ирина, надо полагать, весь свой дар?

— Да, Илья, ты прав. Придя в себя, Ирина перестала быть магом. Я пытался ей помочь. Мы весь мир объездили, надеясь найти специалиста, который бы вернул мой жене магические способности. Но даже самые лучшие — разумеется, из тех, что сами остались при силе — лишь разводили руками. И нам пришлось смириться.

— Я так понимаю, в то время она еще не была безумна?

— Нет, разум Ирины был в порядке. Она училась жить по-новому, воспитывала Петра. Вскоре появилась Ева. Для моей жены она стала новым смыслом жизни. И лет семь все было хорошо. Казалось, что Ирина научилась обходиться без магии. Но только казалось. В душе она отчаянно стремилась вернуть дар. Любыми способами.

— Готово, Андрей Ильич, — проговорил мужичок-целитель, отходя от кровати. — Несколько часов крепкого сна я могу гарантировать.

— Спасибо, Женя, — ответил аристократ.

Мужичок в сопровождении слуг покинул комнату, и Онежский продолжил рассказ:

— Она трудилась втайне от меня. Изучала истории таких же пострадавших, новости, посвященные исследованию Столпов, проводила какие-то расчеты. И по итогу разработала какой-то ритуал, который должен был вернуть ей способности.

Я на это лишь покачал головой, прекрасно понимая, что услышу дальше. Все пошло наперекосяк, Ирина во время ритуала едва не погибла, выжила лишь чудом, но не без последствий. Онежский, продолжая рассказывать, лишь подтвердил мои выводы.

— Полгода ей потребовалось, чтобы восстановиться. Ирина была напугана, заверяла, что больше не будет пробовать ничего подобного. А потом начала медленно сходить с ума. Стала раздражительной, потом пошли приступы агрессии. Она срывалась на всех. На мне, на детях, на наших друзьях. Несколько раз я отправлял ее в клинику. После этого положение улучшалось, но ненадолго и в итоге становилось только хуже.

— Есть какой-нибудь официальный диагноз?

— Нет. Никто ничего не может понять. Ирину много раз обследовали и всегда приходили к выводу, что все системы организма в порядке. Просто из-за ее состояния угасают. Сама она говорит, что главная беда в отчаянии, которое постоянно ее грызет.

— Ирина может говорить? И даже объяснять, что с ней происходит?