Страница 6 из 25
Со временем, приняв болеутоляющие, научился как-то дремать, урывками погружаясь в настоящий сон. В периоды такой полудремы изредка начал слышать странные голоса, которые что-то нашептывали, и вот тут я по-настоящему испугался, решив, что крыша съезжает основательно и бесповоротно, а в моем случае, в статусе бывшего зека это было окончательным приговором.
Естественно, в такой ситуации я побежал снова к другу психиатру, который, будучи помимо остальных своих достоинств, был очень хорошим программистом, и в данный момент сидел дома и писал какую-то навороченную медицинскую программу на Питоне. Последующий разговор меня успокоил и позабавил. Сашка, так звали моего друга, был умудренным жизнью человеком, который в своей области считался очень большим профессионалом, к которому за консультацией обращались даже из Европы и Америки, благо он великолепно владел английским. Выслушав меня, он покивал головой и только с легкой усмешкой спросил:
– Эти голоса предлагают тебе кого-то убить или что-то сделать?
– Да нет, конечно. Просто достали, спать не дают.
– Ну и пошли их. Скоро отстанут…
Ну, вот после этого разговора я и стал посылать. Покопался в интернете, такое иногда бывает после сотрясения мозга, вроде как возможно был задет слуховой нерв и по нему, образно говоря, шли помехи. Звучит смешно, но я для себя это принял как аксиому и стал ко всему этому относиться с некоторым юмором, стараясь не зацикливаться на этих проблемах. Как-то, после тяжелого трудового дня и после сытного ужина, умудрился задремать, запустив на экране какой-то слезливый южнокорейский сериал. И вместо обычного посыла подальше странным голосам, я вроде бы как раздраженно им ответил: «Чего вам надо?»
И, о чудо, как-то все сразу изменилось. Голоса разделились и стали слышны более явственно. Один, который я про себя называл старшим, периодически шелестел, невнятно повторяя одну и ту же фразу, причем на русском языке: «Приди… помоги… накажи… Приди… помоги… накажи…» А вот второй, более молодой, был более эмоциональный, пытался что-то объяснить, но я не сильно понимал. Такое чувство, что со мной пытались связаться, но каналы связи были не согласованы и частотные сетки смещены друг относительно друга. Такое издевательство над своим мозгом я долго терпеть не смог и снова проснулся, уже в холодном поту, понимая, что происходит что-то явно ненормальное. Либо пришла серьезная шиза и мне скоро придется надевать свитер с длинными рукавами, которые завязываются на спине, либо со мной действительно пытаются связаться. И, что характерно, я больше склонялся к первому варианту, что как раз и пугало больше всего. Проблему понимал, а вот к другу-психиатру как-то бежать уже не хотелось. Хотя у нас уже давно нет принудительного лечения, только по решению суда для социально опасных элементов, но я все-таки был на УДО, и любой сигнал с этой стороны мог меня запросто вернуть на зону.
Пару дней, точнее ночей, я провел в диком напряжении, ожидая странные голоса, но их не было, что меня несказанно успокоило. Но вот на третью ночь, когда опять пришел с работы уставшим и как-то даже не думал про этих ночных болтунов, получил сюрприз в виде более ясного и качественного обращения. Хорошо, что никто не начал кричать: «Раз, раз, проверка!», это было бы слишком, но на этот раз все было цивильно и пристойно. Тот же шелестящий голос, но более наполненный силой, в котором уже присутствовали определенные эмоциональные краски, медленно и напевно снова раздался у меня в голове: «Услышь, приди, помоги, накажи».
И что самое интересное, ведь так настойчиво твердил. Я по своей старой привычке, наработанной в службе радиоконтроля, сразу стал классифицировать абонента и этому голосу присвоил псевдоним «Шиза-Один». И не выдержав монотонного бормотания, ответил: «Шиза-Один, прием. Слышу нормально. Проверка связи. Даю отсчет. Один, два, три, четыре, как слышите?»
Результатом мой выходки был вскрик: «О, Матерь Божья» и бормотание на время затихло, но включилась сразу «Шиза-Два», которая что-то затараторила, конечно, неразборчиво, но намного лучше, чем в прошлые разы. Уже можно было разобрать некоторые слова и тоже на русском, но с непривычной расстановкой ударений: «Батюшка… оговорили… брат… каторга… царь».
И тут я проснулся в холодном поту. Как-то все это перестало нравиться и попахивает смирительной рубашкой.
Поднявшись с дивана, посмотрел на ярко горящие в темноте цифры электронных часов, показывающих половину пятого утра. Поняв, что заснуть уже не смогу, пошел на кухню заваривать в гейзерной кофеварке кофе, да и нужно было обдумать ситуацию, так сказать, разложить по полочкам и принять решение о дальнейших действиях.
Приняв решение, утром я ни свет ни заря отправился к своему другу-психиатру, попытаться рассмотреть вопрос со стороны стандартной медицины.
Он меня внимательно выслушал, задал несколько вопросов и, сделав паузу, веско отправил меня снова на МРТ.
– Голоса в голове, это галлюцинации и, если ты с ними начинаешь общаться, это уже признаки психоза, но с другой стороны, я не вижу у тебя никаких нарушений когнитивных функций, да и твое критическое отношение к окружающему, а особенно к проблеме, выпадает из картины. Но на фоне твоих головных болей все это выглядит не очень хорошо, поэтому давай сначала посмотрим, что у тебя в голове, сдашь анализы на гормоны, а уж потом будем делать выводы. Надеюсь, ты ни с кем не делился своей проблемой?
– Я что, идиот? С моим УДО могу сразу загреметь далеко и надолго.
– Правильно, и МРТ, если есть финансы, сделай лучше в разных клиниках, так сказать, для гарантированного результата.
Ну и я, конечно, получив достаточно мотивирующую накачку, понесся выполнять поставленную задачу, и ближе к обеду снова был у друга. Анализы крови, конечно, надо было ждать пару дней, а вот МРТ и описание он внимательно изучил и, покачав головой, спокойно и как-то задумчиво проговорил:
– А все нормально. Я никаких проблем не вижу. Ни опухолей, ни сгустков. Ничего. Голова нормального здорового человека твоего возраста. Да и общее состояние как-то не способствует появлению галлюцинаций.
– Саша, и что мне делать?!
– Давай пока понаблюдаемся. Интересно, что тебе будут рассказывать эти голоса и к чему принуждать… – и тон этой фразы, и характерный взгляд профессора не обрадовали.
Ну вот так я и поехал на работу после обеда с расстроенными чувствами – ведь фактически ситуация не прояснилась и уровень самоконтроля нужно увеличивать до запредельной высоты.
Опять прошло пару дней и вроде как все стало нормализовываться, но на третью ночь опять началось представление «Сельский час для полуночников». И что интересно, я не спал, а так, вошел в режим неглубокой полудремы. Да и Шиза-Один теперь говорила достаточно понятно и вполне по делу.
«Ответь, ты нужен».
«Здравствуй, Шиза-Один».
«Что за Шиза-Один?»
«Это я тебя так называю, чтоб не сойти с ума».
«Как будет угодно, это твое право. Но ты нужен и должен помочь».
А вот это меня задело – даже если это мой бред и галлюцинации, то я все равно никому не позволю себя нагибать.
«Я никому ничего не должен. Кому был должен, либо вернул, либо простил. Сейчас я просто человек божий, иду по жизни, никого не трогаю».
Агрессия моего ответа явно озадачила мою галлюцинацию, и она как-то сменила тон.
«Не злись, Ушедший. Действительно нужна помощь, не стала бы тревожить по пустякам. Дело божеское – сироте убогой помочь, справедливость восстановить, наказать извергов-предателей».
Я умудрился даже во сне усмехнуться. Становилось все интереснее и интереснее и как-то точно не вписывалось в мои понятия о бреде.
«Ух, какая Шиза у меня правильная и говорливая. Ну, давай рассказывай, что там у вас случилось и чем зек вам может помочь».
Пауза, и теперь очень осторожно заговорила Шиза-Два, нежным, дрожащим от перепуга голоском явно молоденькой девушки.
«Уважаемый Ушедший, мой отец полковник Арцеулов Аристарх Петрович штаб-офицер Российской Императорской армии был обвинен в предательстве и лишен всех чинов и наград. Не перенеся позора, застрелился. Мой брат прапорщик Арцеулов попытался восстановить честное имя отца, но был обвинен в попытке смертоубийства, также лишен всех чинов и сослан на каторгу. Мою матушку от горя хватил удар, и мы практически без средств существования живем в Мценске у родственников матушки, которые не бросили в трудный час. У меня ничего нет, кроме женской добродетели…» – и она замолчала, как я понял, борясь со слезами.