Передозировка

— Кто сказал, что я отправлю ее в операционную?

— Я сказала. Дайте мне знать, если передумаете.

— Хм…

— Возьмете ее на себя с этого момента? Нам обоим оставаться с ней рядом нет смысла.

— Ага.

— Спасибо.

После томографа пациентка отправилась прямиком в операционную. Эмма гадала, как у нее дела, но закрутилась в текущих заботах и забыла позвонить и выяснить. Когда через четыре часа позвонил хирург, ей показалось, что прошла целая неделя.

— У вашей больной все в порядке. Выкарабкается.

— Чудесно! Спасибо, что сообщили!

— Как будто у меня был выбор…

Ну не душка ли?

— Все равно спасибо.

Она уже готовилась повесить трубку, когда услышала:

— Не за что. Вы отлично сработали. Еще полчаса, и она истекла бы кровью. Разрыв печени и полой вены. Еле успели.

— Еще раз спасибо. — Эмма повесила трубку, еле сдерживая слезы.

Сталкиваться с проявлениями доброты ей было трудно. Она к ним не привыкла. Другое дело — давление и оскорбления.

— Она выжила.

Бригада непонимающе уставилась на свою руководительницу: это было множество пациентов тому назад.

— Наша утренняя травма. После ДТП. Доктор Броуди сказал, что она выкарабкается.

Все заулыбались. Именно такие случаи и компенсировали сотрудникам неотложки тревоги, оскорбления и брань, которых было полно на каждом дежурстве.

— Отличная работа! Я вами горжусь!

— Мы тоже гордимся вами, доктор Стил. Ей повезло, что она попала к вам.

ГЛАВА 45

Плохо дело. В четвертой палате на каталке сидел малыш. Кудрявый и голубоглазый, он походил на ангелочка с коробки шоколадных конфет, но у него были проблемы.

Грудь мальчика двигалась слишком быстро — шестьдесят вдохов в минуту. Ноздри раздувались, как у кролика, а животик втягивался при каждом вдохе. Втяжение грудной клетки. Ему тяжело дышать. Сатурация в норме, но она всегда в норме, пока они не теряют сознание. Дыхания почти не слышно. Ребенку не хватает воздуха.

— Раньше с ним такое случалось?

Молодая — слишком молодая — мать держала на руках другого ребенка, еще младенца. Глаза у нее были расширены от ужаса. Она кивнула:

— Случалось, но так плохо раньше не было.

— Вам не говорили, что у ребенка астма?

— Сказали что-то вроде «редуктивность»…

— Гиперреактивность дыхательных путей.

Мать снова кивнула. Так часто называли астму у маленьких детей.

— У вас дома есть ингалятор?

— Да, но вчера закончился раствор для него.

— То есть сегодня вы ингаляцию не делали?

Женщина покачала головой.

Хорошо. Пара процедур, немного стероидов, и мальчик может пойти на поправку. Фейт, медсестра, принесла ингалятор — подсоединенную к кислородному баллону прозрачную пластмассовую трубку, откуда подавался белый аэрозоль. Она протянула трубку матери, которая попыталась направить туман на малыша, не выпуская из рук младенца.

Даже и близко не попала. Плохо.

— Фейт, пожалуйста, выполните процедуру сами, а потом сообщите мне жизненные показатели.

Эмма вышла из палаты и увидела, что ее ждет вице-президент по медицинской части.

— У вас найдется минутка?

— Конечно.

Они вошли в ближайшую пустующую палату.

— Как у вас дела?

— Все в порядке. Что случилось?

— Поступила жалоба.

— На меня?

— На все отделение. Нас обвиняют в нарушении Закона о неотложной медицинской помощи и родах.

Это было серьезное обвинение. Закон обязывал врачей оказывать помощь больным независимо от их способности оплатить лечение и запрещал перевод нестабильных пациентов. Если больницу признают виновной в нарушении закона, ей урежут программы медицинского страхования. А это означает банкротство.

— В чем дело?

— Тот паренек, которого вы перевели на днях…

— Да?

— Вчера он умер. Я просмотрел вашу документацию, но там почти ничего не написано.

— Я занималась спасением парня; не было времени привести бумаги в порядок.

— Необходимо заполнить документы. Если нас признают виновными в нарушении, нам крышка.

— Понимаю.

Тот случай разбил ей сердце. Эмма днем и ночью думала, можно ли было сделать что-то еще. Она сотню раз прокрутила тот случай в голове, но так и не нашла ничего такого, что могла бы изменить. Но легче ей не стало. Парень умер. Она не сумела его спасти. А теперь еще и эта жалоба. Моя работа висит на волоске. Если меня признают виновной, то могут впаять штраф тысяч на сто, а штрафы страховка не покрывает. Таких денег у меня нет. А если потеряю работу, то и не сумею их добыть. Вот засада.

Она пожала плечами — это могло подождать — и вернулась в четвертую палату. Малыш выглядел уже лучше, стал легче дышать. Живот по-прежнему втягивался, но теперь мальчик стал обращать больше внимания на окружающий мир и пыхтел как паровоз. Отлично: воздух начал поступать. Еще пара процедур, и можно отправлять его домой. Мать, у которой стали слипаться глаза, едва опасность миновала, улыбнулась Эмме.

Выйдя из палаты, Эмма увидела ожидающего ее доктора Амбера.

— Просто хотел дать вам знать, что в следующем месяце не смогу работать.

— Как так?

— Неотложные семейные обстоятельства.

— Неотложные семейные обстоятельства, о которых вы знаете за месяц?

— Послушайте, я просто стараюсь быть вежливым. Решил предупредить заранее.

Через пару недель он должен был отработать три ночных дежурства подряд. Тут задолбаешься искать подмену. Никто не любит работать в ночь. Но все же лучше узнать об этом сейчас, а не в тот момент, когда Дик не выйдет на дежурство. Интересно, в чем дело?

ГЛАВА 46

Кайла нанесла последний штрих помады и посмотрела на часы: пора. Она взяла сумку с вещами для ночевки, огляделась, проверяя, что ничего не забыла, и открыла дверь. Дик уже ждал.

Он пригласил ее на уик-энд с лыжами, вином и взрослыми разговорами. Ей было неловко оставлять Идена, но сына позвал к себе в гости на выходные его друг Джек. Мальчик был в восторге.

Дик вышел из машины и открыл перед Кайлой дверцу, после чего нежно поцеловал и помог ей сесть, дав почувствовать себя принцессой.

Старая гостиница была очаровательна. Белые свечи в серебряных подсвечниках устроили игру теней на блюдах с тающими во рту жареными морскими гребешками и глянцевым нежным лобстером. Хрустальные бокалы разбивали свет на крошечные радуги. Тихие звуки гитары способствовали романтическому настроению.

Они наслаждались роскошной едой, пили густое французское вино и разговаривали.

— Отец Идена участвует в его воспитании?

— Он служит, поэтому редко бывает в стране. Присылает сыну подарки на Рождество. Видятся они пару раз в год.

— Наверное, трудно быть матерью-одиночкой?

— Стало полегче, когда Иден подрос. Он хороший ребенок.

— Да. Симпатичный и смышленый.

— А у тебя дети есть?

— Двое.

— Сколько им?

— Семь лет. Близняшки.

— Мальчики или девочки?

— Мальчик и девочка.

— Ты с ними видишься?

— Нечасто — с моим-то графиком. Они живут с матерью. Мы общаемся в «Скайпе». В январе возил их кататься на лыжах в Колорадо. Отлично провели время. Только вот скоро они променяют меня на друзей и подружек.

Кайла рассмеялась.

— Мне нравится твой смех. — Дик погладил пальцем ее руку. — Как будто внутри у тебя зажигается свет.

Она рассмеялась снова.

— Мне все в тебе нравится, Кайла, — признался он, глядя ей прямо в глаза.

Кайла покраснела, пригубила вино и пробормотала:

— Хороший сорт.

— Это гран крю. Обожаю белое бургундское, мягкое и маслянистое. С ним ничто не сравнится, вот только… — Он поцеловал ее. — На твоих губах оно еще вкуснее.

Она снова рассмеялась, наполовину смущенная, наполовину польщенная и совершенно опьяневшая от вина и романтики.

Десерт подали под серебряным колпаком. Однако там оказалась не еда, а крошечная золотистая коробочка, перевязанная серебряной лентой. Бриллиант внутри блестел и переливался светом, затмевая свечи. Сердце Кайлы растаяло.