(Брак)ованные

— Да, но только если ты привез сухое белое, — посмеиваюсь, потому что впустила бы его даже с мерзко-сладким красным, — и если ты готов к семейным разборкам.

Пояснять не приходится: мама переходит на крик, а Артем не уступает ей в рвении отстоять свою правоту. Долго оставаться слушателями нам не приходится: брат вылетает в прихожую, запихивает ноги в кроссовки, сминая задники, хватает куртку и, поздоровавшись с Мирославом, уходит, игнорируя требование мамы вернуться и закончить разговор нормально.

— Весело у вас, — констатирует Евсеев и снимает пальто. Неужели останется? Хмурюсь недоверчиво, и он щелкает меня по носу, вмиг развеивая напряжение и взвинчивая до предела неловкость. — Ну, веди знакомиться. Успела что-то рассказать?

— Нет, прикрывалась Темой. Мы не самые лучшие дети, — виновато улыбаюсь, но Мирослав только кивает, пропуская большую часть слов мимо ушей. Меня охватывает волнение, даже почти паника — не имею ни малейшего представления, что собирается говорить моей маме Евсеев, а сказать что-то точно придется, она с него живого не слезет. Иду первой на кухню, босс шагает следом, едва не наступая на пятки. — Мам, знакомься, это Мирослав. Мир, — непривычно сокращаю его имя и ненадолго подвисаю, закрепляя информацию, — это моя мама, Наталья Дмитриевна.

— Рад знакомству, — Мирослав пожимает мамину руку, пока та изумленно разглядывает Евсеева. Да, он одинаково действует на всех женщин, сражая каждую наповал. Весь мамин воинственный настрой разбивается об обаяние Мира. Этот невозможный мужчина из любой ситуации способен выйти победителем.

— Мирослав, ну хоть теперь я вас увидела, — опасно улыбается мама, усыпляя бдительность Евсеева. — А то на дочери женились, а познакомиться с родителями не удосужились, — стреляет на поражение, но Мирослав, кажется, пришел ко мне в бронежилете, потому что только согласно кивает, признавая вину.

— Мам, прекрати. Это уже случилось, к чему теперь вообще все вопросы?

— Все в порядке, Ксюш, — его ладонь опускается мне на спину. Выпрямляюсь по струнке и ошеломленно смотрю на Евсеева. Он подмигивает и снова возвращает все внимание маме: — Да, поступил неправильно, согласен. Но суть в том, что женились мы для дела. Я попросил, а Ксюша не смогла отказать. Пока что это чистая формальность, но, когда будет настоящая свадьба, я обязательно сделаю все по правилам.

Он что, только что признался во всем? Пока я пыталась придумать ложь, Мирослав решил выдать ограниченную правду. И о какой настоящей свадьбе речь?

— Это что же за дела такие, что нужно жениться?

— Важные, Наталья Дмитриевна, — заявляет тоном, не терпящим возражений, и мама на удивление слушается. — Но не переживайте, вашу дочь в обиду не дам. Я слишком сильно ценю Ксению, — вроде говорит это маме, а смотрит на меня так, что своими карими дыру скоро проделает.

— Чего ж тогда замуж без любви позвали? Или думаете, по расчету не обидно?

— Мам! — возмущенно пыхчу, но снова меня останавливает Мирослав. Свободной рукой он перехватывает мою и ведет большим пальцем по запястью, призывая мурашки показаться на коже.

— Мы ведь уже взрослые люди и можем оценить все выгоды от подобного сотрудничества. И не давите на Ксюшу, это была моя просьба никому ничего не рассказывать, — мягко произносит Мирослав, какими-то невербальными практиками убеждая маму и одновременно успокаивая меня. И говорит ведь так, чтобы никого дураком не выставить, но и в личное пространство не пускает. — А над любовью мы как раз работаем.

Если бы Евсеев меня крепко не держал, грохнулась бы, больно стукнувшись костями об пол. Но он и не думает отпускать, даже когда я откровенно пялюсь, не веря в услышанное. Конечно, расценить все его гляделки и ненавязчивые объятия как банальную вежливость сложно, он и правда оказывает знаки внимания, а я не слишком сильно сопротивляюсь. Скорее, пускаю все на самотек: не отвечаю взаимностью, но и не отказываю, потому что для меня обычный (если так вообще можно сказать о Евсееве) мужчина Мирослав пока трудно отделим от босса.

— Я к вам еще присмотрюсь, — строго констатирует мама, а Мир соглашается с ней, пока я усиленно пытаюсь понять, что здесь происходит. — Ксень, а ты хотя бы предупреждай, чтобы потом вот такого не было. У нас ведь с Витей все тоже с расчета начиналось, а потом… — она улыбается, всегда с теплом отзывается об отце Артема, моему в этом плане повезло в разы меньше, но и мужик он не такой мировой. И вмиг расслабляется. Не знаю, что там у нее за история такая — обязательно спрошу, но позже, слишком большую интригу мама оставляет. Зато на волне воспоминаний она легко отбрасывает все возмущения. — Ладно уж, живите. И звони почаще, Ксень, чтобы мне не приходилось валерьянкой отпиваться, когда ты опять решишь для дела замуж выйти. Надеюсь, это дело не через девять месяцев появится?

— Мама! — густо краснею, а Мирослав за моей спиной прокашливается. Мне вдруг становится смешно, и я первой обнимаю маму. — Прости, я постараюсь держать тебя в курсе, — на душе вмиг легчает, возводя встречу с мамой на пъедестал приятных событий за день. — На такси поедешь? — виновато закусываю губы. Да, может, расскажи я или придумай правдоподобную легенду для родителей, все вышло бы куда спокойнее. Но тут уж как получилось.

— Я еще не отпустил водителя, он отвезет, — Мирослав достает телефон и быстро печатает, наконец отпуская меня. И мне бы радоваться, да только без его близости становится холодно, и я обхватываю плечи руками. — Я вас провожу, как будете готовы.

Мама собирается мгновенно, будто все это время только и ждала момента, чтобы уехать. Мирослав терпеливо ждет, пока она одевается и снова долго обнимает меня, успев прошептать, что муж у меня очень красивый. Потом, конечно, добавляет, что присмотреться бы к характеру, и уже совсем громко приглашает нас на ужин для более близкого знакомства. Евсеев соглашается и предлагает обсудить детали по дороге к машине.

Только когда остаюсь в тишине, догадываюсь, что Мирослава мама будет пытать не на моих глазах. Ладно, у него был шанс сбежать еще в дверях, а теперь пусть сам отдувается, тем более у него неплохо получается. Собираю посуду со стола, ставлю чистые бокалы и режу сыр. Евсеев теперь точно не уйдет, а у меня после его появления настроение прорыдаться отпадает. Все ведь решаемо, даже мама с неуемным энтузиазмом успокоилась, значит, и остальные скоро забудут. А Ирка… жалко, конечно, что дружба так оборвалась, но справлюсь и с этим.

Когда Мир возвращается, я уже споласкиваю доску и нож от фруктового сока. Он останавливается в дверях кухни, скрещивает руки на груди и наблюдает за мной. Снова приосаниваюсь и смеюсь с самой себя — Евсеев влияет на меня очень сильно.

— И чем ты очаровал маму? — не выдерживаю молчания, которое с каждым мгновением становится все уютнее.

— Понятия не имею. Я до этого не знакомился ни с чьими родителями.

— Ты сказал ей правду. Не боишься, что она пойдет дальше? — задаю гнетущий вопрос, ведь это был один из важных пунктов нашего договора.

— Нет. Я попросил твою маму держать все в секрете до поры до времени, — тянет задумчиво и, не дожидаясь приглашения, берет бокалы, вино и тарелку с сыром в руки. — Давай посидим в гостиной, хочу с тобой поговорить.

И вроде предлагает, а на самом деле все сам уже решил. Не скажу ведь ему поставить все на место, садиться на стул и не командовать в моем доме. Может, в любой другой момент так бы и сделала, но сейчас противоречить не хочется, поэтому, взяв оставшееся, тащусь следом, словно это я в гостях, а не он.

Забираюсь в кресло с ногами и верчу в руках наполненный бокал. Мир молчит, сцепляет руки в замок — собирается с мыслями и подбирает нужные слова.

— Зачем ты на самом деле приехал? — облегчаю ему задачу вопросом. Евсеев выдыхает, придвигается ближе и даже наклоняется. — Вряд ли подставить плечо для моих слез — идеальный план на вечер.

— Если очень надо, то пожалуйста, — предлагает, ни секунды не помедлив. И я почти соглашаюсь, с трудом удерживаю себя на месте. Потому что перспектива очень заманчивая. Евсеев обнимает горячо и надежно, у такого в руках даже слезу пускать не захочется, а если все же вырвутся рыдания, он быстро успокоит. — Но вообще ты отчасти права, — немного напрягаюсь, потому что появление Евсеева обычно связано с важными делами, а сейчас я ни на одно из них не способна. В тишине и спокойствии меня настигает откат. Я отпускаю эмоции в пляс, и они устраивают безумную румбу, борясь за первенство. — Я вижу, как тебе тяжело, и не хочу, чтобы ты страдала. Пиарщики уже разобрались, фотку по максимуму подчистили со всех сайтов, желающих подлить масла в огонь наказали, и нам остается только переждать эту бурю.