Что с душой?

В Новом Завете часто говорится о законе в том смысле, в котором «конец закона Христос» (Рим 10,4). Но там говорится так же и о законе, который Христос пришел не нарушить, но исполнить (Мф 5, 17). То есть речь идет всё о том же самом Законе Моисея, но Христос возвестил нам такую глубину его понимания, которая по сути устраняет юридизм из понятия закона и понятия беззакония. Закон Моисеев это кодекс – собрание 613 заповедей. Закон Христов – не кодекс, он не облечен в конкретный текст, потому что весь состоит из одной единственной новой заповеди: «Любите друг друга». И всё православное богословие есть опыт понимания этой заповеди.

Кроме законов юридических, есть ещё законы физики, например, закон всемирного тяготения. Этот закон ни чего не предписывает, ни чего не запрещает и ни за что не наказывает, хотя как сказать. Если проигнорировать закон всемирного тяготения и прыгнуть с колокольни, суда, конечно, не будет, но наказание всё же последует. Так вот Закон Божий ближе не к закону юридическому, а к закону физическому. Это, собственно, описание того, как устроен наш мир, что есть космос, каково место человека в космосе, и как надо жить человеку, чтобы ему было хорошо.

Так вот беда наша в том, что мы часто понимаем Закон Божий не в физическом, а именно в юридическом смысле. Так человеку проще, понятнее. Так рождаются человеческие религии, в которых не то чтобы совсем нет ни чего от Бога, но в которых человеческий, то есть юридический, компонент преобладает. Например, ислам и католицизм насквозь пронизаны юридизмом. В православии, то есть в православном вероучении, фундамент отнюдь не юридический, потому что ортодоксия не есть учение человеческое, она от Бога. Но сознание православных христиан так и норовит соскользнуть в юридизм, чтобы было проще и понятнее.

Почему православный катехизис называется «Закон Божий»? В каком смысле «закон»? К сожалению, у нас и вопроса такого не возникает, нам кажется очевидным, что в смысле юридическом. Так наша вера превращается в систему запретов, и тогда возникает потребность в кодексе, а его нет и быть не может. Почему бы нам не назвать катехизис не «Закон Божий», а «Основы православия»? Не потому что название «Закон Божий» принципиально неверно, а для устранения соблазна юридического понимания спасения души.

Когда священник говорит, что грех есть нарушение закона, беззаконие, он в принципе верно говорит, но для правильного понимания того, что он говорит, требуются длинные и сложные комментарии, а он не дает этих комментариев и с гарантией оказывается понят неправильно, если, конечно, сам мыслит правильно, то есть ортодоксально. Может быть, лучше вообще не определять понятие «грех» через понятие «закон», иначе мы и сами запутаемся и всех запутаем.

В текстах «Закона Божьего», с которыми я знаком, вообще нет перевода слова «грех» с греческого. Это очень странно. Так вот с греческого слово «грех» переводится, как «попадание мимо цели». Вы представляете, что получается? Когда русский спрашивает, что такое «грех», он просит объяснить ему значение вообще не понятного слова. Когда эллин спрашивает, что такое «грех», он просит объяснить, что означает попадание мимо цели? Смысл его вопроса совсем другой, ему просто надо объяснить, о какой цели речь? Достаточно сказать, что наша цель – Христос, и грех это попадание «мимо Христа», то есть то, что удаляет нас от Христа. Грех это то, что удаляет нас от Сущностного Добра. Грех это то, что порождает в нашей душе недостаток Добра, то есть зло.

Кажется, в русском восприятии православия вообще больше юризма, чем в греческом. Мы перевели словами «Господи, помилуй» греческое «Кирие элеисон», между тем, точный перевод этих слов означает «Господи, исцели». И в том, и в другом случае мы просим об избавлении от власти греха. Но по-русски это звучит в смысле юридическом, а по-гречески в смысле медицинском. Так что же, у нас используется неправильный перевод, от которого следует отказаться? Ни в коем случае. Если понимать грех исключительно в смысле медицинском, исчезает личная ответственность за грех. «Я же не виноват, что я болен, прошу меня исцелить, и закроем эту тему». Но с другой стороны, если понимать грех только юридически, и молитву понимать только как прошение о помиловании, то уходит понимание того, что греховные страсти – это болезни, их мало простить, их надо исцелить. А то врач простит вас за то, что у вас воспаление легких, а лечить не станет.

Мы сталкиваемся с тем, что ни один человеческий язык не имеет достаточно точных слов для выражения духовной реальности. Полагаю, мы приблизимся к пониманию истины, если будем воспринимать одновременно оба смысла: и «Господи, помилуй» и «Кирие элеисон», то есть понимать дело спасение, как процесс медицинско-юридический.

Ортодоксия тоньше волоса и глубже космоса. Когда начинаешь это чувствовать, перестаешь завидовать католикам, которые затолкали христианство в прокрустово ложе «Катехизиса Католической Церкви», как бы исчерпав его до дна. А куда уж.

Империя зла

Президент США Рональд Рейган назвал Советский Союз империей зла. Был ли он прав? Да, Советский Союз действительно был империей зла, но совершенно не по тем причинам, которые имел ввиду Рейган, так что он всё-таки не был прав.

С точки зрения западной цивилизации, высшее добро – это демократия, а диктатура – это отсутствие демократии, то есть самое большое в мире зло. Советский режим был диктатурой, следовательно, СССР был империей зла. Обратите внимание на структурное сходство с нашей схемой: Бог есть Добро. Зло есть отсутствие Добра. Следовательно, зло это отсутствие Бога. Не трудно заметить, что демократия ставит народ на место Бога, то есть демократическое мировоззрение по сути – атеистическое, в каких бы причудливых формах оно не переплеталось с религией. Чтобы вмонтировать религию в демократическую систему, религию надо сначала лишить её сути и смысла, что собственно на Западе и происходит. Когда Божья воля подменяется волей народа, а «христиане» считают, что это нормально, значит, эти люди являются христианами лишь по названию.

Само понятие политической свободы изначально требовалось именно для разрушения религиозного мировоззрения, да и сейчас заметно, что «свобода» нужна этим людям для разрешения в первую очередь того, что запрещает Церковь (аборты, содомия и т.д.) Если же взять политическую свободу, как самостоятельную ценность, которая, по их мнению, есть высшее добро, то тут надо просто ослепнуть, чтобы не увидеть логической ошибки. Получается, что добро в том, чтобы свободно выбирать, что хочешь. Но ведь добро или зло именно в том, что ты выбираешь, а не в самой возможности выбора.

Путем свободного волеизъявления при безупречном соблюдении демократических процедур может восторжествовать явное и безусловное зло. Если, например, один народ проголосует за тотальное уничтожение других народов или за их порабощение и ограбление. Это будет торжество народной воли, то есть торжество политической свободы, и одновременно с этим торжество зла. Немцы свободно выбрали Гитлера. Такова была народная воля. Но было ли это торжеством добра? А древние греки свободно проголосовали за смертную казнь для Сократа, лучшего из афинян, не совершившего ни каких преступлений. А новгородское вече свободно изгнало князя Александра Невского, который незадолго до этого разгромил шведов и спас новгородцев от порабощения.

Итак, политическая свобода есть лишь инструмент, при помощи которого можно выбирать ценности, истинные или ложные. Сама по себе политическая свобода не может быть ценностью. Если, скажем, человек боролся за свободу, и когда свобода наконец воссияла, благодаря этому в стране утвердилось то, что он считает законченным злом, неужели он будет доволен? Может быть, он подумает, что бороться стоило за торжество Добра, а не за торжество свободы? Сейчас, например, содомиты ратуют за свободу, а если в результате свободного волеизъявления граждан за содомию будет предусмотрена уголовная ответственность, что они скажут? Что это неправильная свобода? Значит, под свободой они понимают только то, что им выгодно, а не то, что на самом деле является свободой.