Страница 16 из 21
А Бернара Клервосского допустимо ли считать святым? Формально – не допустимо. Какой он святой, если он еретик? Но вы прочитайте его житие, и вы увидите святого. Может быть, что-то в его житии покажется вам диким? И вы скажете: вот он, безобразный лик католицизма. А в житиях православных святых ни что и ни когда не казалось вам диким? Св. бл. князь Андрей Боголюбский разорил Киев со всеми его святынями. Св. бл. князь Александр Невский резал своих, чтобы угодить татарам. На ересь это невозможно списать, князья-то православные, значит надо их жестокость тонко объяснить с православной точки зрения. А жестокость Бернара Клервосского объяснять не надо, нам легко интерпретировать ее, как естественное следствие того, что он пребывал в католической ереси.
Я искренне считаю наших благоверных князей святыми, но я думаю, что к "чужим" надо относиться с таким же внимание и пониманием, и тогда может оказаться, что значительная их часть вовсе не чужие для нас. На вопрос о том, был ли св. Бернар Клервосский святым, правильный ответ: "Не знаю". Нет у нас достаточных критериев для ответа на этот вопрос.
А иногда эти критерии есть. Католики, которые уже в ХХ веке приняли смерть за Христа в Индии – святые. Такую смерть Господь дарует только настоящим христианам. Вы понимаете, что это значит? Католики-мученики принадлежали (и принадлежат!) к Святой, Соборной и Апостольской Церкви. Сие бесспорно, ибо засвидетельствовано кровью. А ведь при их жизни многие православные ткнули бы в них пальцем – еретики. Сколько из "ткнувших пальцем" лишь формально православные, а по сути – еретики? Сколько еще своих среди чужих и чужих среди своих? Я отнюдь не уравниваю в достоинстве Православную Церковь и еретическое сообщество. Я лишь призываю к максимальной осторожности при оценке конкретных личностей.
Размышляя о последних временах, я как-то подумал, что при Антихристе уже не будет иметь значения, к какой именно из конфессий принадлежит христианин. Не будет больше ни православных, ни католиков, ни протестантов. Останутся лишь сохранившие верность Христу и предавшие Христа. Даже догматические различия, которые я считаю сверхважными, тогда уже не будут иметь значения. Ведь искажения догматов страшны не столько сами по себе, сколько тем, что в перспективе проводят к страшным искажениям духовности. Но когда всей земной перспективы останется на год – два, можно будет позволить себе роскошь уже не думать об этом. Тогда появится абсолютный, бесспорный критерий того, чью душу ересь изуродовала, а чью так и не смогла, кто и в еретическом сообществе сохранил внутреннюю верность Церкви.
Я убежден, что среди сохранивших верность Христу, большинство составят православные, но будут там и католики, и даже протестанты. Антихрист вытянет к себе, к своему престолу, всю гниль из каждой конфессии, а чистые остатки всех конфессий сольются в единую Церковь. Этим и объясняется то, что в последней книге моей трилогии "Рыцари былого и грядущего", где речь идет о временах Антихриста, последние православные монахи встречают последних рыцарей-тамплиеров, как своих. Монахи знают, что если бы тамплиеры были чужими, они ушли бы к Антихристу.
На днях прочитал повесть об Антихристе Владимира Соловьева и был поражен тем, что он пишет о том же самом. Антихрист, сам того не желая, соединит чистые остатки всех конфессий в единую Церковь. Впрочем, я совершенно не согласен с Соловьевым в том, что Католическая и Православная Церкви уже и сейчас внутренне едины, осталось лишь добиться внешнего единства. Меня удивило, что такой глубокий мыслитель с таким поразительным легкомыслием игнорирует наши догматические расхождения. Говоря о противоречиях между нашими Церквями, он вообще не упоминает о догматике, словно полагая ее суммой пустяков. Нет уж, батенька, до тех пор пока у нас нет абсолютного критерия отделения чистых от нечистых, мы вынуждены ориентироваться на чистоту догматики. Мы вынуждены считать каждого православного православным, до тех пор пока не доказано обратное, а каждого католика – еретиком, пока не доказано обратное. Хотя иногда так хочется доказать, что иной католик – отнюдь не еретик.
А вопрос о возможности спасения для иноверцев еще более сложен. Легко сказать, что без Христа спастись невозможно. Это так, но ведь, может быть, иные нехристиане – со Христом, даже если сами о том не подозревают. Почитав тексты некоторых суфиев, я был поражен их внутренней, глубинной православностью. Далеко не все православные так глубоко понимают свою веру, как эти суфии. Так и хочется сказать, что высокие истины веры были открыты этим суфиям Духом Святым. Остерегусь от однозначных заключений, но вопрос бесспорно возникает.
Мы, порою, рассуждаем слишком линейно и примитивно. Праведники дохристианской эпохи безусловно спасли свои души. Ведь тогда еще не было Христа, они в этом не виноваты. А вот теперь, когда Евангелие проповедано по всей земле, когда каждый имеет возможность принять Христа, без Христа спастись уже невозможно. А понимаем ли мы, о чем говорим? Мы, выросшие в православной стране, едва душа испытывает порыв к Богу, принимаем именно православие только потому что оно – рядом. А человек – выросший в исламской стране, где вся жизнь в мельчайших деталях строится на шариате? Он даже дышит по шариату. Да, конечно, этот человек слышал, что где-то рядом есть христиане, но что для него значит пойти к ним и стать одним из них? Это значит, отречься от своих родственников и стать для них предателем, отречься от своего народа, от многих поколений своих предков, отречься от своей культуры, от всех своих привычек, отречься фактически от самого себя, от своей личности, сформированной исламом. Возможно ли это? Да, возможно. Но это такой высокий подвиг веры, на который способен, может быть один человек из миллиона. Для обычного среднего человека это совершенно не посильно. А мы, обычные средние православные люди, отнюдь не совершившие ради православия такого подвига, высокомерно говорим мусульманам: "Ведь вы же имели возможность принять Христа. Вы сами не захотели. Вот и будете гореть в аду". Ну не бессовестно ли?
А представители диких африканских племен? Все они тоже будут гореть в аду только потому что в сотне миль от них жил христианский миссионер, и они имели возможность принять крещение? Вот если бы они жили две тысячи лет назад, когда миссионера не было, тогда некоторые африканские праведники могли бы спасти свои души, а теперь – фигушки. Халява кончилась.
Надо признать, что для нескольких миллиардов землян в наши дни возможность принять христианство является лишь формальной, фактически они этой возможности лишены, так же, как и люди, жившие до Христа. У иных эта вероятность может составлять лишь один шанс из тысячи. Неужели человеку гореть в аду, только потому, что он этим шансом не смог воспользоваться, хотя жил по закону совести? Наша православная совесть может принять такую версию? Если мы сделаем робкое предположение, что Христос предусмотрел для них некую возможность спасения души, не связанную с христианством? С самим-то Христом может быть и связанную, если эта возможность исходит от Него? Предположим, я сделал такое предположение. Надо ли меня на этом основании объявлять еретиком?
"Кому Церковь не Мать, тому и Бог не Отец". Я в этом твердо уверен. Я не сойду с этой точки зрения, потому что это было бы для меня полным мировоззренческим крахом. Но у меня возникают вопросы, связанные с радиусом действия этого утверждения. Оно явно в первую очередь касается еретиков и раскольников, которые покинули Церковь. Если в Церкви человек родился для духовной жизни, а потом покинул свою Мать, то неужели он думает, что Бог остался ему Отцом? Но если человек родился в Аравийской пустыне, ни когда не знал Церкви, но всегда искренне стремился к Богу, вам не кажется, что это другая история? Он ведь не враждует на Церковь, не предает ее, не отрицает. Он просто ее не знает. Ислам не учит любви, он учит покорности, а в сердце этого аравийца живет любовь. Разве это в нем не от Бога? Иной мусульманин почему-то чувствует и дышит, как христианин, явно научившись этому не у ислама. Он не принадлежит Церкви, но рискнете ли вы однозначно утверждать, что в его сердце нет Бога?